* * * Прихлебывая из большой кружки кофе, Брянцев терпеливо выслушал опера и подвел итог:. — Значит, одна пуля застряла в стене, другая ушла в окно. Предполагаешь, что Орлинков был убит первым выстрелом и именно той пулей, которая попала в стену? Филипп кивнул: — Пока, разумеется, только предполагаю. Стреляли с такого близкого расстояния, что промазать было трудно. Тем более, что Орлинков спокойно сидел в кресле и не смотрел на убийцу. — Но если Орлинков был убит с первого выстрела и если инсценировалось самоубийство, зачем убийце понадобилось стрелять второй раз? — Подозреваю, что пистолетов было два, — сказал Филипп. — Возле трупа валялся браунинг калибра 6,35, не приспособленный для стрельбы с глушителем — это мне сказал оперативник, который был на месте происшествия. Однако соседи не слышали выстрелов, поэтому можно предположить, что стреляли из другого пистолета того же калибра, но оборудованного глушителем. Видимо, пуля помимо желания убийцы попала в стену, и если бы ее вовремя обнаружили, то баллистики уже через несколько дней могли бы сказать, сам Орлинков застрелился или его застрелили. — Понятно, — кивнул Брянцев. — А из того браунинга, который нашли возле трупа, выстрелили заранее. Кстати, в крови у Орлинкова никакой бяки не обнаружено? — Я не видел заключения экспертов, — сказал Филипп. — Это можно устроить. Филипп сердито вскинулся: — Ну, не надо! Ты ж понял, чего я хочу от тебя! — М-м?.. — На днях вдова Орлинкова по моей наводке принесет тебе заявление. Поговори с ней. А потом решим, что делать дальше. Брянцев вспомнил об остывшем кофе и отпил из кружки пару глотков. — Надеюсь, это всего лишь робкое пожелание? — Понимай как хочешь, — сказал Филипп, вылезая из-за стола и направляясь к окну. — Ты в баню ходишь? — спросил Брянцев. — Давно не бывал, — буркнул Филипп, не оборачиваясь. — Но ты ведь знаешь, какая особенность у банного листа? — Да знаю, знаю… Ну, так ты что решил? Брянцев испустил тяжкий вздох. — Дай немного подумать! — Конечно, подумай! — охотно разрешил Филипп. — А вообще-то, дело в самый раз для «важняка». — У меня знаешь, сколько таких дел в производстве? — Брянцев указал кивком на широкий, вместительный сейф. — Ну, знаю: в основном, с мясниками возишься, — сказал Филипп. — А тут уникальная ситуация. — В каком состоянии сейчас Ионин? — Позавчера сделали вторую операцию. Состояние тяжелое, в сознание так и не пришел. — Что говорят врачи? — Ничего пока не говорят. — Подозреваемые не установлены? — Пока нет, но как раз сегодня я получил кое-какую информацию. Если она подтвердится, то на днях будет свидетель, который в момент нападения на Ионина случайно оказался поблизости и, возможно, запомнил хотя бы одного из нападавших в лицо. Из вещдоков имеются окурки и орудие нападения. — Ладно, — обреченно махнул рукой Брянцев и выдвинул самый нижний ящик стола. Сейчас примем по грамульке, и ты еще раз подробно все расскажешь. — Я бы еще кофе заказал. — Одну порцию? — Пока хватит одной. — Два двадцать с вас. Зелеными. — Получи и распишись, — Филипп показал фигу. — До моей Машки тебе далеко, — спокойно парировал Брянцев, включая чайник. — Вчера после болезни сходила в садик. Вечером спрашиваю: «Машенька, как тебя мальчики-то встретили?» «А ну, говорит, их на хей!». У меня, челюсть отвисла. «Машенька, — говорю, — разве так можно?». А она: «Папа, это ведь такая шутка!» — Сколько ей? — спросил Филипп. — Через месяц три с половиной годика исполнится. Все буквы знает. Умная — спасу нет. 17. Перст судьбы В Торске Валентин не знал, что такое простуда. Если не считать обязательных для работников завода профилактических осмотров, можно считать, что он за все годы проживания в Торске ни разу не был у врача. Возможно, сказалась перемена климата, только не прошло и двух месяцев со времени приезда в Екатеринбург, как однажды ночью у него поднялся жар. Он метался в постели, пытаясь в беспокойном поверхностном сне ухватить руками и соединить концы телефонного провода. Утром его разбудил Олег: — Опоздаешь на работу! Яркий свет электрической лампочки резал глаза. Валентин хотел сказать, что сейчас встанет, но вместо слов изо рта у него вырвалось лишь бессвязное сипенье, и острая боль резанула горло. Олег приложил к его лбу ладонь. — Мать честная! — и побежал на вахту вызывать врача. Никаких лекарств, а толстая неповоротливая врачиха выписала целую пачку рецептов, Валентин покупать не стал. Температура сама прошла, остался только насморк и слегка побаливало горло. Закрывая больничный лист, врачиха выписала ему направление на УВЧ. Он покинул поликлинику, даже не поинтересовавшись, где находится процедурный кабинет. Однако к вечеру нос у Валентина так заложило, что дышать он мог только ртом. Промаялся всю ночь, весь следующий день, а вечером после работы побрел в поликлинику. В физкабинете медсестра в марлевой повязке усадила его перед аппаратом и, перевернув песочные часы, вышла в соседний кабинет, прикрыв за собою дверь. За несколько секунд до истечения песка вернулась, чтобы отключить аппарат, сделала отметку в направлении и, опахнув Валентина ароматом духов, обласкав взглядом темно-карих продолговатых глаз под черными узкими, круто взлетающими бровками, направилась за ширму, где на кушетке, залитой ослепительно ярким голубоватым светом, лежал мужчина с хорошо развитой мускулатурой, в темных очках и плавках. Валентин проследил взглядом за легкими шажками ее смуглых ног, такими плавными, словно шла она по воздуху, совсем не касаясь пола, и ощутил острое чувство ревности. На другой вечер, когда он опять шел в поликлинику, у него слегка замирало в груди от предвкушения новой встречи с кареглазой сестричкой. Однако в процедурном кабинете его встретила крашеная блондинка предпенсионного возраста. Валентин растерянно огляделся: «А где.?» — «Изольда? — в бесцветных глазах блондинки дрожала откровенно издевательская усмешка. — Ножку подвернула… Ножку…» За пять сеансов с насморком было покончено, и Валентин решил на УВЧ поставить жирную точку. Вечером после работы, не спеша перекусив в общаге, он спустился на вахту и позвонил Иде. Хотел выспросить новости, но у Иды сидела Лина, и разговор о главных новостях не получился. — Приезжай, — сказала Ида. — У нас тут вкусная рыбка. И еще что-то… Лину он не переваривал, почему — и сам не знал. — Мне на УВЧ надо, — сказал он первое, что пришло в голову, и в тот же миг почувствовал какое-то необъяснимое беспокойство. Глянул на часы: было без двадцати семь. Физкабинет работал до семи. «Не опоздать бы!». — Ну конечно, конечно, иди лечись! — безоговорочно одобрила Ида его благое намерение. — А завтра обязательно надо встретиться… — Да. Ну, пока!.. — Положив трубку, стремглав поднялся в комнату, оделся и побежал в поликлинику. У двери в физкабинет не было ни души. Он потянул на себя дверь и заглянул внутрь. В кабинете было пусто. Однако свет горел. Валентин тихонько кашлянул, и в ответ из-за ширмы как эхо донесся легкий шелест. В следующий момент оттуда вышла сестра в белом халате и без маски. — Я опоздал? — спросил Валентин. — Ну, и молодец, что пришли! — сказала сестра, и он узнал эти продолговатые темные глаза с круто взлетающими бровками. Тем не менее само лицо показалось ему совершенно незнакомым и чужим. На этот раз, перевернув песочные часы, она никуда не ушла. Присев сбоку на стул, стала ждать. — Как ваша нога? — спросил Валентин.