Я влетела в свою комнату со сведенными от паники и ненависти зубами. Сердце колотилось так, что его стук могли услышать через стенку. Из всех возможных опасностей дома эта наглая тварь – сейчас самая очевидная беда. Я вспоминала его широкое лицо с перебитым носом, мерзкие, растянутые в кривой улыбке губы, беспощадные глаза, огромные руки… Такие ни от чего не отказываются, не забывают, не прощают. И, в отличие от собак, они необучаемые – не знают команд «Фу», «Стоять», «Сидеть». Какая жалость. Часть вторая. Путь домой Кровь под фонарем Как описать прошедшие с тех пор полгода? Мои хозяева стремительно менялись внешне. Александр, совсем недавно вполне себе подтянутый, стройный качок, которому сразу и не дашь его полтинник, превратился в отекшую, неряшливую, брюзгливую и распущенную рухлядь с обвисшим животом. Теперь уже любого возраста, стремящегося к трехзначной цифре. Василиса сознательно и уверенно превращалась в несомненное чудовище. Если во время первой встречи она мне показалась моложе своих тридцати, то сейчас была похожа на существо, к которому человеческие категории, в том числе возраст, не имеют отношения. Все естественное переставало иметь к ней отношение. Два несуразных, ничему не пропорциональных предмета были вмонтированы в ее стройную, без единой жиринки, отлакированную фигуру, которая могла, по идее, быть только плоской и узкой: в том и было ее совершенство. Теперь впереди торчал бюст размера где-то шестого, если не восьмого. Сзади – ягодицы, как деревянная будка, сидеть на которой может только мазохист. Но самой страшной деталью были огромные резиновые губы, сожравшие ее бедное, когда-то строгое и правильное лицо. Они никогда не захлопывались до конца, придавая лицу выражение похабной придурковатости. Даже красивые темные глаза Василисы, изменив разрез по чертежу «восточного рисунка», утратили живой блеск и яркость. Она могла смотреть прямо на меня, а у меня не было ощущения, что она меня видит. Григорий окончательно распустился, пил, курил траву, думаю, кололся. При этом он регулярно, с маниакальным упорством качался в тренажерном зале, тренировался, бегал, плавал, натаскивал собак и часто выезжал по каким-то важным делам. Однажды я проходила мимо его машины, и он, возможно, сознательно открыл перед моим носом багажник. Там был целый боевой арсенал. Биты, дубинки, пистолет и автомат. Не представляю себе американца в своем уме, который положил бы хоть что-то, отдаленно напоминающее оружие, открыто в багажник. Но урка из России себя уважать перестанет, если он не готов уложить сразу и сколько угодно ни в чем не повинных людей. Он мне это показал, потому что ни на минуту не оставлял любимого, уже привычного занятия и главной идеи – запугать меня до смерти и тем самым вызвать во мне ту уродливую смесь страха и вожделения, какой кажется ему страсть женщины. Я со своим упорством, достойным его тупого, неотвратимого напора, продолжала доводить до его сознания истинное положение вещей. Оно таково: все, что он демонстрирует, вызывает во мне отвращение, отвращение и в сотый раз отвращение. Мужчина, который хочет, чтобы женщина его боялась, – это подлая крыса без пола. Сложность моей задачи заключалась в том, чтобы это была песня без слов, без резких жестов, исключительно на телепатии. Формально у него не было повода для дикого поступка, мести, окончательного срыва. Я терпела его омерзительные комплименты, липкие касания, попытки при любой возможности залезть под юбку или схватить за грудь. Я терпела, но каменела в ненависти и желании любого зла этой твари, которая совершенно непозволительным образом отравляет чистый воздух на земле. Стоило мне выдать свой гнев, как Григорий начинал цепляться к детям, пугать их собаками… А это была настоящая опасность. В такие моменты мне казалось, что я могу его убить. Как-то так получилось, что я все чаще не уезжала на свои выходные домой. Конечно, Василиса и не подумала это заметить в свете прибавки, к примеру. Но мне было легче торчать здесь, как часовому у клетки с маньяками-убийцами, из которой они в любой момент вырвутся, чем лезть на стены от страшных предчувствий в мирном доме Гарри, рядом со Степаном, который между покоем и моей жизнью выберет, конечно, первое. Из хорошего. Дети подросли, окрепли, стали плотными, золотисто-загорелыми и веселыми, как и положено детям. Из плохого: они страшно – именно страшно – привязались ко мне как к единственному человеку, которому нужны. Который хочет, чтобы им было хорошо, тепло, вкусно, уютно и радостно. В общем, именно так и выглядела моя новая беда, и нет сомнения в том, что это она. Если бы не доверие детей, если бы не моя зависимость от их смеха, плача, теплого дыхания, уроды Груздевы уже давно забыли бы, как меня звать, в веренице своей прислуги. Уверена, что никто не задерживался здесь так долго. За эти полгода сменились четыре кухарки, горничных я даже считать не стала. А контролируемая беда – это бессонная ответственность. Да, хозяева привыкли ко мне, как к удобной мебели, расслабились по моему поводу совершенно. Ничего не закрывали от меня – ни двери, ни сумки, ни компьютеры. Пользовались мною, как прислугой, по любому поводу: подай, принеси, расскажи, посоветуй, посчитай. Мне кажется, они считали меня типа блаженной. А я смотрела, искала, запоминала и слушала, как агент разведки на задании. Мой хозяин переводил по Интернету по пять и больше миллионов. Приходили к нему сообщения о получении еще больших сумм. И он их вновь переводил, но уже в другие места. Вот эти переводы после получения неизменно совпадали с поездками Григория. Можно предположить, что он обналичивает и прячет грязные деньги. Однажды в пятницу, когда Василиса должна была выдать мне чек на пятьсот долларов, оказалось, что Александр уехал из дома на ее машине, а она там оставила сумку с чековой книжкой. Василиса вошла в кабинет мужа, взяла его книжку, выписала чек, отдала мне книжку сказала вернуть на место. Я обнаружила, что она на фамилию Слепцов. Спросила непринужденно: – Вася, Груздева – это твоя фамилия? – Да, – ответила она. – Саша взял ее, когда мы поженились. – Вы в России поженились? – Нет. В Таиланде. Я там была… ну, как модель, на секс-тренинге, такие проводятся для эскортов. А Сашу как раз выпустили из тайской тюрьмы, взяли по какому-то недоразумению. Мы сразу влюбились, поженились. Потом уже приехали сюда. – Отлично, – радостно сказала я. – Не жизнь, а приключение. Ночью я погуглила. Александр Груздев – это в поиске не дало интересных результатов, и по фото ничего похожего. А вот Александр Слепцов, Таиланд, тюрьма – совсем другая песня. И фотка узнаваемая нашлась. Довольно известный московский бизнесмен арестован заочно по обвинению в крупных хищениях, рэкете, грабежах и убийствах. Внезапно обнаружилось, что он и почти легендарный бандит Сашка Слепой, который наводил страх на Москву и Подмосковье вместе с подельницей Сюзанной Цатурян, – одно лицо. В это время Слепцов уже был за границей. По запросу России объявлен в международный розыск Интерпола. Взяли в Таиланде. А перед самым судом, по которому его ждал безразмерный срок, если не казнь за контрабанду в страну наркотиков, в лучшем случае – экстрадиция на родину, российский консул от дела отрекся. В смысле: мы уже утратили к нему интерес, никаких доказательств, свидетелей и участия не будет. Вот тогда освобожденный узник вышел на свою оплаченную свободу с чистой совестью и женился на подвернувшейся под руку участнице секс-тренинга. В точном переводе – это проститутка, как вы, наверное, поняли. И, конечно, от большой любви взял не только ее худосочное тело, но и фамилию. Рэкетир и убийца Слепцов затерялся в Таиланде, незапятнанный семьянин Груздев въехал в Америку. Подделка документов, подкуп должностных лиц – все это было в его уголовных делах в России. И в этом он – профи. Такая информация позволила мне сделать важное наблюдение. Многие банковские операции по ноуту Александра совпадали с новостями криминальных сводок. Это были грабежи, похищения с требованием огромного выкупа, контрабанда наркотиков. Как-то со всех экранов и ресурсов хлынул поток драматичных сообщений. Неизвестные похитили сына влиятельного медиамагната. Связались с одной из его газет и назвали сумму выкупа – десять миллионов долларов наличными. Отец отказался от помощи полиции по требованию похитителей, и на переговоры выдвинулся его личный частный детектив. Из солидарности с коллегами все американские издания засекретили подробности переговоров с похитителями. В тот же день сообщили, что достигнуто соглашение о сделке. Бандиты взяли деньги, вернули сына и прихватили двух человек из штата магната. Пообещали выпустить, если все расследования, поиски и материалы в СМИ прекратятся одновременно и окончательно. Если будет хоть малейшее упоминание, людей медленно казнят, а видео выложат в сеть. Магнат согласился. Все приняли его условие. А я глаз не спускала с Александра. Он не пил и не ел вторые сутки. По ночам в его комнате под дверью виден был свет и не гремела музыка. Я как-то хлопнула своей дверью, и хозяин меня окликнул. Он сидел у ноутбука, не отводя глаз от экрана, и велел мне принести ему холодной воды с газом и льдом. Пока я расставляла бутылки и стакан на его столике, посмотрела на страницу. Он торчал на онлайн-переводах. Раз не отправлял, значит, ждал поступления. Я ушла, он, кажется, не заметил, что я вообще была. Никогда его не видела таким сосредоточенным, встревоженным и, кажется, злобным. Григория в поместье не было. Я не видела его двое суток. Вечером он приехал, зашел к Александру. Я взяла на кухне большую стеклянную бутыль с томатным соком и тщательно полила им пол между нашими комнатами. Затем разбила бутылку. Взяла в руки тряпку, встала на колени и начала вытирать. Это дело можно было растянуть на сколько угодно времени. Разговор в комнате хозяина был негромкий, но, по интонациям, напряженный. В какой-то момент у Григория вроде сдали нервы, и он почти крикнул: – Да говорю же в сотый раз! Я понял, что за мной – хвост, не смог даже подойти к банку. И держать в машине тоже было стремно. Все лежит в надежном месте. У надежного человека. Как только поймем, что все улеглось, отправим. – Что за место? Адрес? Имя человека? – в тишине произнес Александр. – Это просто рыбачья лодка. Плавает туда-сюда, бедная такая, незаметная лодка. – Покажи на карте, где именно. Ладно. И сколько вам нужно, чтобы плавать туда-сюда? – Слушай, что с тобой? Ты прямо бешеный. Не в первый раз в таких делах бывают заминки из-за осторожности. – Григорий вдруг захрипел. – Да ты что, ты чуть не задушил меня. Козел, ей-богу. Послезавтра все будет, я же сказал. Он вылетел из комнаты, поскользнулся на томатном соке, чертыхнулся и чуть было не пнул меня ногой, я вовремя отодвинулась. Значит, послезавтра. Через день. Надо быть в форме и рядом со всем. Через день я много гуляла одна в саду, дышала свежим воздухом. Лишь ближе к вечеру увидела, как Григорий вышел из своего домика с дорожной сумкой и футляром с ноутбуком, положил это в машину. Вернулся обратно. Перед тем, как войти в дом, стал пристально смотреть по сторонам. Я опустилась на корточки за кустом, потом стала пробираться практически на животе к хозяйскому дому. Покрутилась в кухне. посидела в гостиной у телевизора, затем вернулась к дому Григория. Окна были темными, собак не слышно. А во дворе, под фонарем, темнели багровые лужи, растекаясь по белым плитам дорожки. Я пошла рядом с ними и увидела тело Григория с простреленной головой и огромной кровавой раной на обнаженной груди. Рядом лежали расстрелянные риджбеки, красивые собаки, которые не должны жить у бандитов. Я зажала руками рот и побежала к себе. В ванной на всякий случай отмыла горячей водой свои балетки. И до рассвета без конца бегала тереть свои руки, ноги, лицо. Прилегла, но глаза не закрывались, как будто на них зависла картинка кровавого убийства. Я ждала шести часов утра, в это время приходит садовник. И точно. В шесть десять в доме зазвучали крики, затопали ноги. Я вышла во двор, когда в ворота въезжала полицейская машина. Вместе с нею вернулась к дому Григория. Посмотрела еще раз. Рядом с ним лежит пистолет. Потом полиция скажет, что это пистолет Григория. Меня попросили освободить место преступления, и я ушла, успев поднять прямо там, у лужи крови, маленькую пуговицу с синей ниткой. В комнате рассмотрела ее как следует, приложила нитку к мелкому шелковому мотку из своего шкафа. Я пришила эту пуговицу из своей шкатулки своими нитками к карману на шортах Александра по его просьбе. У меня остались еще девять точно таких же. Он тогда потерял пуговицу, а без нее постоянно боялся, что у него выпадут из кармана ключи от сейфа, с которыми он никогда не расставался. Шорты были бежевые, у меня только синие нитки, но он сказал: – Да и черт бы с ними. Какая разница. Перед бегством