Короткий судорожный вздох. Я не поняла – чей. Мой ли? Его… Медленное поглаживание языка. Вкус хмеля и меда. Его губы сухие, светлая щетина на щеках колкая. А волосы на затылке шелковые, словно морская трава, льнущая к пальцам… Он даже не пошевелился, когда я его поцеловала. Так и сидел, привалившись спиной к скале, откинув голову. Коротко и хрипло втягивая воздух, пока я пробовала его на вкус. Пока щекотала языком, пока дразнила, упиваясь ощущениями. Мне нравилось. Проклятие! Мне слишком сильно нравилось его целовать. Нравился вкус его губ, прерывистое дыхание, напряженное тело, застывшее под моими ладонями. Застывшее? Ах… Шторм протяжно вздохнул. И словно очнувшись, потянул меня, усаживая к себе на колени. Не размыкая губ, сдернул тесьму с моих волос, запутался в них пальцами. Обхватил затылок, словно боялся, что этот поцелуй закончится, и я уйду… Но разве я могла? Не тогда, когда ильх вдруг осознал, как надо целовать деву, чтобы она потеряла голову… Или он знал это с самого начала? Губы сухие и жесткие, а язык нежный. Аромат хмеля сменяется штормовым озоном, мед обжигает… Я и не подозревала, что простое касание губ может быть настолько чувственным. Что может подарить взрыв ощущений. Ильх ведет рукой с моего затылка на шею, скользит пальцами по кромке выреза. Едва-едва заходя дальше. Почти невинно, но голова плывет, а тело наливается сладкой тяжестью. Он целует так, что я теряю себя. И уже не могу отрицать притяжение, которое чувствовала к нему с самого начала. Или того, насколько сильно он мне нравится. Его выгоревшие ресницы, его колкая щетина, его чуткие пальцы. Чувственные губы и насмешливая улыбка. Шрамы и черная полоса, перечеркнувшая лицо. Рельеф его тела, который я украдкой изучаю каждый раз, когда он снимает рубаху. Я хочу изучать его не только взглядом, но и пальцами. И я делаю это. Снова трогаю его затылок, дергаю белые косицы, связанные в пучок на макушке. Глажу самыми кончиками разбитую бровь, затянувшиеся рубцовые штрихи на виске, щетину и губы. Он перехватывает мои пальцы, втягивает их в рот, целует, глядя мне в глаза… И это слишком приятно. Это тоже нравится мне слишком сильно. Я рисую влажные узоры на его коже, поверх тонкого матового обруча. И ниже – на плечах, обтянутых грубой серой тканью, на напряженной груди. Мне так нравится все, что я вижу и чувствую. Мне так мало того, что я вижу и чувствую… Мой голод отражается в его глазах, вырывается хриплым прерывистым вздохом. Мы оба слишком возбуждены, чтобы разомкнуть руки и губы. Я не могу сдержать тихий, мучительный стон, когда Шторм целует ямочку у горла. Когда тянет зубами, и завязанный им узел легко распадается, повинуясь порочному прикосновению. Когда спускает с плеч мое платье, чтобы оголить чуть больше кожи. Или когда возвращается к губам, заменив язык на руки. Прикосновение к груди оказалось столь острым, что я шумно выдохнула. Неосознанно подалась ближе, забыв, что сижу на мужских коленях, сжала ногами его бедра. И теперь уже выдохнул Шторм. Поцелуй становится столь чувственным, что я почти теряю себя. На нас все еще слишком много одежды, и это раздражает. Комок ткани собрался у меня на груди, и Шторм дергает его, почти разрывает, желая добраться до кожи. А когда это получается, и его пальцы пробегают по моим позвонкам, я выгибаю спину. Притяжение столь сильное, что я едва не рычу от необходимости ощутить больше. Наши поцелуи утратили нежность, сейчас мы больше похожи на оголодавших хищников, желающих сожрать друг друга. Мне нравится эта бездна. Я хочу в нее упасть. И знаю, что должна остановиться. Наклонилась, лизнула его губы, поймала выдох. И то, как он всем телом дернулся навстречу. – Ты просил лишь один поцелуй, – прошептала я, выпрямляясь. Шторм откинул голову, глядя на меня и не разжимая рук. – Думаешь, это была просьба? Знакомая мягкая насмешка едва не опрокинула меня в пропасть. Мы смотрели друг на друга. Все еще слишком близко, все еще слишком голодные. Жаждущие новых поцелуев и прикосновений, дикости и безумства, разделенного на двоих. Я все еще ощущала на губах его прерывистое дыхание. Чувствовала его желание – слишком сильное, чтобы он мог его скрыть. – Еще немного… и я никуда тебя не отпущу. «Ни сейчас, ни потом», – безмолвно произнес он. «Не отпускай», – едва не ответила я. И застыла, поразившись едва не сорвавшимся с губ словам. Слетела с колен Шторма, не уверенная, что смогу противиться, если он снова ко мне прикоснется. Стылое безразличие ушло из глаз ильха, пугающая меня улыбка тоже исчезла. Вот только тайны – остались. Его и мои. И кое-что еще – весьма отрезвляющее. Дурман наслаждения не смог скрыть, что мои прикосновения вызывают у ильха не только удовольствие, но и боль. Что когда я потянула его рубашку, он не дал развязать шнуровку и едва заметно вздрогнул, стоило коснуться через ткань ребер. А еще он не скрыл запах крови, который я знаю слишком хорошо. – У тебя разбито не только лицо, Шторм. Он хмыкнул. Ильх все еще дышал короткими рваными глотками. Корка на лице Шторма треснула, капля крови стекла по щеке. Я указала на нее пальцем. – Может, расскажешь, откуда это украшение? – А что взамен, лильган? – Он слизнул упавшую на губы багровую каплю. – Поделишься своими секретами? Отступив на шаг, медленно поправила платье, приходя в себя. Тайны… как же я их не люблю! – Пожалуй, я все-таки послушаю байки Наны. Пойдешь…со мной? Шторм не двигался, лишь смотрел. Цвет глаз в почти наступившей тьме не разобрать, но мне и смотреть не надо. Серые камни на дне холодного моря. Сочные травы, укрытые колдовскими туманами. Болотные огни, манящие в пропасть… Я пошла вниз, не оглядываясь. Глава 18 Шторм угадал, сегодня история Наны оказалась страшной. Сегодня притихший берег слушал древнюю легенду о драугах – немертвых мертвецах. Жуткие и безумно сильные, драуги лишались своих душ, но их тела продолжали существовать, ведомые яростью и голодом, нападая на тех, кто когда-то был другом или даже братом. Я слушала невнимательно и этим страшилкам предпочла бы новый рассказ о дерзком Ярле-Кровавое-Лезвие. Даже Брик выглядел испуганным, а ведь этот мальчишка слышал и не такое. Шторм все-таки пришел, прервав рассказ Наны. Он сменил одежду и умылся, от него больше не пахло кровью и пеплом. Великанша запнулась при виде ильха, глянула исподлобья. Шторм ответил спокойным взглядом. И Нана отвернулась. Сделала несколько шумных глотков ядрёного пойла, покряхтела, вытерла рот. И продолжила рассказ о жутких драугах, приходящих в ночи. Ильхи при виде Шторма подвинулись, освобождая место у костра. Он посмотрел в мою сторону и устроился напротив. Словно боялся, что без разделяющего нас пламени мы продолжим то, на чем недавно остановились. Я наклонила голову, смутившись порочных мыслей. И понадеялась, что румянец на щеках можно объяснить близостью огня. Но даже рассматривая травинки и камушки у своих ног, я чувствовала взгляд Шторма. И от него становилось жарко так, словно я танцевала на углях – голая и дикая. Все-таки проклятые фьорды что-то во мне изменили, сделали слишком чувствительной. Слишком восприимчивой к суровому очарованию Последнего Берега, к вечерам у костров, запаху трав и дыма. К мерцанию звезд, уханью ночных сов, к плеску волны о бока разбитых хёггкаров. К смеху и напевам, слова которых порой совершенно непонятны, но почему-то ранят в самое сердце. Тянут душу сладкой тоской по непознанному, но такому настоящему. Необходимому. И дыхание перехватывает от мысли, что вот это тайное, неизвестное, истинное – совсем рядом. Стоит лишь окунуть пальцы во влажный мох или опустить в прохладную вечернюю волну. Стоит лишь открыть душу, и фьорды заполнят ее целиком. Заполнят дикой северной красотой, окутают волшебством, пленят… Не отпустят. Подняв голову, я все-таки смотрю на Шторма. И сразу, словно почувствовав, он оборачивается. Наши взгляды встречаются, и я не могу отвернуться. Мы оба не можем, словно нас связали канатом, крепче корабельного. Это длится несколько мгновений, пока звучит песня ильхов и пока Брик не начинает требовать новую историю. Да, фьорды что-то беспощадно во мне изменили. И это понимание сильно пугает. *** Ночь принесла мне беспокойный сон, наполненный кошмарами. То виделись мертвые драуги с лицами моих родных, то туманный и малахитовый Саленгвард, то чувственные поцелуи Шторма. И я не знала, какая часть этих кошмаров пугала больше остальных. Потом приснилась тень, присевшая на край кровати и тихий шепот: «Не бойся, кьяли. Спи. Я здесь». Но когда я открыла глаза – рядом никого не было. А может, меня успокаивало само море – серо-зеленое, бесконечное… Однако тревога ушла и до утра я уже не просыпалась. К моему удивлению, когда утром я спустилась с «Медузы», берег уже заполнили ильхи, и все они куда-то торопились и что-то тащили. – Эй, а что происходит? – окликнула я тощего белобрысого парня в одних штанах. Он тянул свежеструганные доски, которые оставляли на мокром песке извилистые следы. – Так полнолуние ведь! – Парень смахнул со лба испарину, широко улыбнулся и двинулся дальше. – Первое летнее полнолуние! Лунная ночь! – И что это значит? Но белобрысый мне уже не ответил. Я двинулась по волнистым следам и нашла почти всех жителей Последнего Берега у пристани, где еще недавно пряталась в бочку с воняющей солониной. Ильхи расширяли дощатые мостки и делали длинный спуск, плавно уходящий в воду. – Что это? Для чего этот спуск? Мне не ответили. Некоторые хмыкнули, другие рассмеялись. Большинство мужчин сняли рубашки и теперь подставляли солнцу крепкие торсы. Работали слаженно и дружно, перемешивая ругательства и веселый хохот. – Неверный вопрос, – прозвучал за спиной нежный девичий голос, и я обернулась. У зарослей дикой ежевики стояла красавица Альва, пристально наблюдая за мужчинами. Я обернулась на ильхов и нашла взглядом снежно-белую спину Эйтри. Удивительно, но сегодня он тоже снял свои расшитые наряды, чтобы повозиться в воде. – А какой вопрос верный? – пробормотала я. Бледная красавица с белоснежными косами и глазами чистой озерной воды вызывала у меня неприязнь. Я прекрасно помнила, за что она попала в холодные воды фьорда. Альва оторвала взор от рельефной спины Эйтри и посмотрела на меня. Улыбнулась. Но улыбка вышла такой холодной, словно меня головой макнули в сугроб. – Надо было спросить – для кого. – Ну и? – Неприязнь дополнилась раздражением. Альва рассмеялась так мелодично, что несколько мужчин обернулись и наградили деву жадными взглядами. Красавица картинно изогнула спину, показывая себя во всей красе. И тут же нахмурилась. Эйтри на ее смех не отреагировал. – А это развлечение не для нас, так что и смотреть не стоит! – резко произнесла красавица, наконец вспомнив обо мне. Но тут же на бледных губах вновь возникла улыбка. – Ищешь Шторм-хёгга? Я промолчала. Нет, я его не искала, и все же… Все же. – Эйтри сказал, что его до ночи не будет, не ищи, дева. Шторм-хёггу сейчас нужна лишь глубина, она вылечит его раны. – Раны? Альва глянула косо. – Ах. Ты не знаешь, откуда они? Дева ответила смехом, вызывая желание ее стукнуть. Я сдула челку, чтобы успокоиться, прищурилась. И неожиданно ответила: – Ты тоже не знаешь, хватит врать! Альва подавалась смехом, поморщилась. И протянула недовольно: – Мужчины порой такие скрытные, правда? Ладно, ты права, я не знаю. Эйтри так и не сказал, как я его не…упрашивала. Я промолчала, размышляя, не пора ли поискать другого собеседника. – Я слышала, ты из Гараскона? Я бывала там со своим мужем. Красивый город, хотя и не сравнится с великолепием Аурольхолла. Впрочем… Ничто не сравнится с великолепием Аурольхолла. В голосе девушки скользнула невыносимая тоска, и на миг мне стало ее жаль. Хотя она ведь сама виновата в своей судьбе.