– И то, что я собираюсь с тобой делать, несколько противоречит моей клятве. Или нет? Никак не могу разобраться… – И что же ты собираешься делать? Я задыхалась, пытаясь удержать и рвущееся из горла дыхание, и хмельную, дикую, почти невыносимую радость. Поглаживание на внутренней стороне бедра заставляет дрожать от самого прекрасного предвкушения. – Я собираюсь заставить тебя кричать. Громко и долго. Прикажешь мне остановиться, мой риар? – Только попробуй, и я тебя… ах. Што-о-орм! Слова утонули в его и моем стоне, тело выгнулось от сладкой судороги проникновения. Его рваное дыхание ласкало мне губы, пока мы оба снова и снова убеждались в том, что живы. Снова и снова. Из пещеры на склоне мы выбрались лишь к закату, с ног до головы перепачкавшись в земле, лежалых листьях и желтой краске, которая так и не успела высохнуть. Так что прежде чем явиться в город, пришлось залезть в воду и хорошенько отмыться. Но тут приплыл радостный кракен, и Шторм полчаса отбивался от попыток этого чудовища его задушить. Ну то есть обнять на свой чудовищный манер. Отбившись от Малыша, мы снова любили друг друга на полосе прибоя, под навесом из мшистых скал, а потом просто болтались в воде – голые, уставшие и счастливые. Сплетались руками и ногами, словно два угря, не в силах разъединиться. – Ты ведь знаешь, что нас давно заметили? – лениво повернув голову, спросил Шторм. – Эйтри уже пару раз выглядывал, плевался и уходил. Торферд скоро вытопчет в лесу траншею, а Вегард наконец-то прекратил эту жуткую музыку. Мне кажется, я ненавижу звуки лиры. И опасаюсь кошек. – Кошек? – Эти зверюги не знают, что у миров есть границы. Я рассмеялась, нежась в его руках и все еще не совсем поверив в его возвращение. – Неужели твои друзья в кои-то веки проявили деликатность и решили нам не мешать? – Скорее боятся, что ты надерешь им зад. Ты теперь можешь, повелительница мертвых. – Ты тоже, драуг. – В пекло. Надрать им зад я мог и раньше. Я тихо рассмеялась, блаженно покачиваясь в теплой воде. Губы распухли от греховных поцелуев, тело плавилось в сытой неге. А душа пела от чувств. Решив не нервировать наблюдателей, Шторм утащил меня под мшистый бок скалы, в крохотную пещеру с теплыми камнями. Мы лежали на них, сплетая пальцы и не в силах друг от друга оторваться. Долго и чувственно Шторм изучал черные линии на моем теле – мои новые знаки отличия. – Давай навсегда останемся под этой скалой? – Звучит как предложение жить долго и счастливо. – Плевать, сколько. Главное, с тобой. Я люблю тебя, Мира. – Любишь? Я перевернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Он насмешливо улыбнулся. Боги, как же я скучала по этой улыбке! – Ты огрела меня веслом. У меня не было ни единого шанса. Я оплела руками его шею. В волосах ильха болтались запутавшиеся водоросли и ракушки. – Шторм? – вытащила травинку, провела нежно по черному знаку, перечеркнувшему его лицо, удивляясь, что когда-то – сто веков назад – он казался мне пугающим. Я хотела сказать, что тоже люблю его. Что я поняла это, когда почти потеряла. Что эта любовь сводит с ума и кажется настолько огромной, что не помещается внутри. Хотела сказать, но не находила слов. О Милостивые Перворождённые, оказывается, я совсем не умею говорить о чувствах! Шторм улыбнулся мягко, нежно погладил мне спину. И шепнул на ухо: – Я знаю, кьяли. Конечно, он знал. После всего, что мы сделали, слова уже были совсем не нужны. – Значит, больше не будешь от меня убегать, Мира? Я посмотрела на свод пещеры, мягко мерцающий в наступающих сумерках. Город отсюда не виден, но я его чувствовала. Его камни, его дыхание, его силу. Теперь я всегда его чувствовала. Улыбнулась. – Пожалуй, немного задержусь. В Саленгварде полно дел, знаешь ли. И решилась на вопрос, который порой задавала себе. – Шторм, как думаешь… Я случайно оказалась на фьордах? Или… или все предначертано? Он лишь пожал плечами, загадочно улыбаясь. Потом мы все-таки выбрались на берег и нашли свою одежду. Я отряхнула платье, сдула с венца из черных камней песок, водрузила его на мокрые волосы. Вложила ладонь в теплую руку Шторма. Так мы и вошли в Саленгвард. И после всех слез и объятий я тайком пообещала Эйтри не рассказывать о костре, который он готовил для своего друга. Беловолосый ильх выглядел совершенно обескураженным и похоже впервые в жизни не нашел слов, чтобы съязвить в ответ. Он лишь снова и снова смотрел на Шторма, потом на меня, снова на Шторма. Открывал рот. И закрывал его, так ничего и не сказав. Он выглядел, как человек, познавший что-то совершенно новое. Жаль, что его ошеломленное молчание не могло длиться вечность. Потом были праздники. Много праздников, много старого хмеля из подвала Саленгварда, и самые лучшие пироги Наны. А утром Шторм ушел в море. Я проводила его до глубины, пока вода не сомкнулась над головой, а вместо человеческого лица не возникла узкая морда морского змея. Погладив ее чешуйки, я махнула рукой, отпуская. Шторму нужно море, но теперь у него есть дом, в который можно вернуться. Где его будут ждать. Его глаза так и не избавились от темноты. Теперь, глядя в них, я видела не серые камни, а черные. Черные камни под зеленой волной. Я чувствовала тьму драуга в его душе. Иногда видела ее. Темнота и незримый мир забрали у Шторма возможность слышать живые растения, они больше не отзывались его призыву. И тем дороже стал для меня день, когда над нашими головами расцвело целое дерево. Еще одно воспоминание-сокровище, которое я буду хранить в своей душе и доставать, когда мне нужно будет согреться. Мы оба изменились и уже никогда не будем прежними, ведь и во мне Шторм замечал то, что оставил Владыка Скорби. Мою новую внешность, мои кошмары и ужасающие способности. Силу, которую я пыталась удержать внутри. Да, мы изменились. Но мы любили друг друга и продолжали бороться за свою человечность и за нас. Каждый новый рассвет. И еще теперь я знала, что не могу вернуться в Конфедерацию. Я все еще скучала по родным и, возможно, однажды все-таки пересеку Туман, чтобы увидеть Алекса и родителей, сказать, что со мной все в порядке. Но прежде нужно решить судьбу Саленгварда и людей, которые волей Перворожденных назвали меня своим риаром. Пока я плохо понимала, что это значит, но чувствовала потребность защитить их. Удивительно, но моя жизнь обрела новый смысл и цель. А еще – дорогих людей. И одного – самого нужного. Ведь именно сейчас – едва не уйдя за грань и повелевая мертвыми, осознав хрупкость жизни и силу чувств, я ощущала себя по-настоящему живой и счастливой. *** КОНЕЦ ОСЕНИ Альва оглянулась, рассматривая оживленную торговую улицу Варисфольда. Накинула на голову капюшон, пряча под бархатом белые косы, перевитые жемчужными лентами. С того дня, как она сбежала из Саленгварда, напросившись на один из хёггкаров, Альва пыталась забыть проклятый Последний Берег. И ей это почти удалось! Беловолосой красавице повезло понравиться знатному воину. Тот привез ее в Варисфольд и даже поселил в своем доме. Со дня на день Альва ждала венец нареченной и даже тайком купила свадебное платье с богатой красной вышивкой. Сегодня в городе началась торговая неделя, съехались хёггкары со всех фьордов. Обменять мед на бумагу, ткани на мыло, а вино – на соленую сельдь. Ряды торговцев растянулись лентами вдоль всей Гавани, и чего здесь только не было! Аппетитные запахи пирогов, ватрушек, жирных супов и копченых куропаток плыли по воздуху и наполняли рот голодной слюной. – Посмотри мои меха, дева! – крикнул торговец справа. – Потрогай мои ткани, красавица! – перебили слева. – Гребни! Самоцветы! Ленты! Подходи-и! Альва с довольной улыбкой взвесила на ладони расшитый мешочек с монетами. Ее спаситель оказался щедрым и баловал нежную деву из Аурольхолла, что волей жестокой судьбы оказалась пленницей в проклятом Саленгварде. Вспомнив тот день, красавица с досадой поморщилась. Порой ей хотелось выпить колдовское зелье вёльды, чтобы навсегда стереть из памяти то, что случилось на Проклятом Берегу. Забыть все. И всех. И особенно ильха с солнечным камнем в глазнице. Альва передернула плечами, запрещая себе думать о нем. Не думать о Саленгварде было трудно, ведь даже в Варисфольде все только о нем говорили. И чего только ни болтали! И то, что новый риар города – пришедшая из незримого мира дева-воительница, а ее город теперь населен мертвецами и призраками. Что служит деве давно погибший и восставший по ее зову Ярл-Кровавое-Лезвие, а сокровищницу стерегут останки не-мертвого хёгга. Что тех, кто ей неугоден, дева способна убить, а потом оживить и заставить служить целую вечность. Что духи умерших пируют в Саленгварде так же, как на празднике в незримом мире. Правды в тех разговорах было мало, но главной байкой оказалась весть, что Совет Ста Хёггов разрешил хёггкару из проклятого города прибыть на торговую неделю. Эта новость всколыхнула все фьорды – от диких земель до самого Горлохума. Болтали, что возмутительное разрешение поддержали в Нероальдафе, Аурольхолле и Дьярвеншиле. Может, души их риаров тоже пленила Кровавая Дева Саленгварда? Потому прибытие черного корабля жители Варисфольда ожидали со смесью ужаса и любопытства да шептали, что с проклятого борта явятся не люди вовсе, а мертвецы-драуги! И торговать они будут не древесиной с пушниной, а своими костями! Кое-кто даже спешно прикупил у странствующих вёльд амулеты для защиты от мертвецов, а скальды-потешники уже сложили новые песни о Кровавой Деве в венце черных звезд и мертвом Ярле, полюбившем ее. Песни эти распевали во всех питейных и горланили на набережной, а мальчишки-разносчики за мелкую монетку шепотом пересказывали новости о Деве из Саленгварда всем, кто имел уши и ту самую монетку. Так что к началу торговой недели весь Варисфольд только и ждал появления ужасной «Ярости Моря».