– Воздушных шаров? – Представь себе. Город будет отрезан от внешнего мира. Комитет хочет сохранить контакты с остальной Францией. Воздушные шары могут перемещать почту и людей. Серена взглянула на мужа, вспомнив их первую встречу в пустыне, и ее глаза озорно блеснули. – Ты им ничего не рассказал? – О чем? – О том, что ты не знаешь, в какую сторону подует ветер и что твои шары падают. – Это не было падением, – засмеялся Анри. – Я ведь еще тогда говорил: это было жесткое приземление. И потом, мне не предлагали летать самому. Я буду только строить воздушные шары. Мусса чувствовал себя совсем несчастным, запертым в собственном аду, где присутствовала сестра Годрик. На дворе был еще сентябрь, однако ни один год в его жизни не тянулся так долго, как этот. Наверное, чтобы школьные занятия прекратились, мир должен взорваться, поскольку прусская армия, двигавшаяся к Парижу, не оказалась достаточной причиной для закрытия школ. Но отец был непреклонен: – Если мы позволим пруссакам заставить нас закрыть школы, тогда они победят. Мусса возразил, что другие школы закрылись; например, большинство государственных школ. Граф на эту удочку не попался. – Пока нам удается сохранять работу школ, они будут работать. На перемене Мусса и Поль ушли в конец школьного двора и залезли на забор. Напрасно они высматривали на другом берегу признаки появления пруссаков. – Они сюда не дойдут, – проворчал Мусса. Поль промолчал. Он который день был непривычно тихим. Мусса к нему не приставал. Ребята хорошо знали настроение друг друга. После перемены они вместе со всеми вернулись в класс, чтобы в жаре и скуке провести последний урок, который будет посвящен математике и неизменным молитвам на эту тему. Сестра Годрик станет умолять Господа не замечать больших промахов ее учеников и добавить ума их маленьким глупым головам. Мусса открыл крышку парты, намереваясь достать тетрадь и… Увиденное заставило его нахмуриться. Книжки были на месте, а вот сумка, в которой он их носил, исчезла. Кожаная сумка с плечевым ремнем. Подарок Гаскона. Такой сумки больше не было ни у кого. Мусса помнил: придя утром в класс, он убрал сумку в парту и с тех пор не доставал. Он оглядел класс. Сумки не было ни на одежных крючках в задней части помещения, ни на чьей-либо парте. Значит, ее кто-то взял. Раньше, чем он сумел что-либо выяснить, в классе, величественно шелестя подолом рясы, появилась сестра Годрик. Все разговоры мгновенно стихли. Монахиня обвела глазами класс и начала: – Отец милосердный, через Твою совершенную благодать мы собрались здесь, дабы приобщиться к поучениям Твоего благословенного сына… Мусса шевелил губами, но глаз не закрывал и головы не склонял. Он знал: сестра Годрик это увидит. И еще он знал, что эта дерзость не останется безнаказанной. Каждый день одно и то же, словно они с монахиней совершали некий ритуал. Однако сегодня сестра Годрик не заметила. Закончив молитву, она перекрестилась: – Садитесь. Все дружно сели и ждали, когда она откроет ящик своего стола и достанет учебник, по которому вела уроки математики. Она делала это автоматически: совала руку в ящик и ощупью находила книгу. Но на этот раз ее пальцы нащупали отнюдь не книгу. Монахиня ахнула от ужаса и тихонько вскрикнула, затем молниеносно выдернула руку и вскочила так быстро, что опрокинула стул и тот рухнул на пол. Сестра Годрик вытерла руку о рясу и уставилась на мерзость в ящике своего стола. Там лежала змея, скорее змейка, уютно свернувшаяся в темноте, пока ее не потревожили. Теперь она с тревогой смотрела на монахиню. То был безобидный садовый уж, но сестра Годрик этого не знала. Она лишь знала, что перед ней змея. На мгновение сестра Годрик онемела. Волны страха пронизывали ее тело с головы до ног. Страх сдавил ей горло. Но внешне ее лицо оставалось таким же ледяным, как всегда. Она закрыла глаза и сжала в руке четки. Проявив стальную волю, монахиня вернула самообладание, не позволив школярам потешиться над ее оторопью. Затем она торопливо перекрестилась. – Глядите, змея! – произнес Пьер; он и другие мальчишки окружили учительский стол. – Я ее вынесу! Монахиня машинально кивнула. Пьер полез в ящик, схватил змею за голову и вытащил. Уж извивался вокруг его руки. Сестра Годрик попятилась. Пьер быстро вынес змею из класса. Ребята молча переглядывались, пытаясь по глазам угадать, кто это сделал. – Садитесь по местам. Недавний шок прошел. Сестра Годрик полностью оправилась. Ученики послушно разошлись и уселись за парты. Она подняла упавший стул, оправила рясу и села. Затем с осторожностью открыла остальные ящики стола. Она тщательно осматривала каждый. Вооружившись линейкой, она приподнимала бумаги и проверяла, нет ли чего еще. Довольная тем, что больше сюрпризов не было, она обшарила линейкой ящик, в котором обнаружила змею. Поддев концом линейки нечто другое, монахиня вытащила этот предмет. Осторожно, словно внутри лежал динамит, она выложила предмет на середину стола на всеобщее обозрение. У Муссы вспыхнуло лицо, когда он увидел, что́ это. Сестра Годрик в упор смотрела на него, и глаза монахини жгли его даже на расстоянии. Он знал: она видит его пылающие щеки. Эх, научиться бы не краснеть, унять покалывание в теле, начинавшееся всякий раз, когда он нервничал или сталкивался с чем-то неожиданным. Стоило ему в чем-нибудь провиниться, как щеки и шея мигом краснели, навлекая на него беду. Однако сейчас, когда он был ни в чем не виноват, он все равно покраснел. – Мишель, подойди сюда! – велела сестра Годрик. У него заколотилось сердце, во рту пересохло. Встав из-за парты, он поплелся к ее столу. Как всегда, он поймал на себе ее взгляд и выдержал. В классе установилась мертвая тишина. – Учиняя мелкую пакость, ты оставил в ящике свою сумку для учебников, – сказала монахиня, указывая на внезапно нашедшийся подарок Гаскона. – Или тебе было страшно вытащить из нее змею? Мусса нервничал, отчего мысли сбивались, и первые слова, выпаленные им, были сказаны в защиту собственной смелости: – Сестра, это был садовый уж. Я не боюсь садовых ужей. Это было самое худшее, что он мог сказать. Мусса немедленно осознал свою ошибку и начал выкарабкиваться, но сестра Годрик перебила его: – Конечно не боишься, раз принес ее в своей сумке. Значит, ты все знал. – Нет, сестра, я не об этом. Я лишь хотел сказать, что садовые ужи не кусаются. Их можно не бояться. Я не… – Господь тебе свидетель, Мишель де Врис. Не усугубляй свое положение ложью перед Ним. – Но я этого не делал, сестра. Кто-то стащил мою сумку из парты. – И ты ничего об этом не сказал. – Сестра, я заметил ее пропажу перед самым началом урока. Муссе хотелось, чтобы сейчас на них упала прусская бомба. – Ты говоришь, кто-то взял твою сумку. – Да, сестра. – И ты знаешь, кто это мог быть? Мусса мысленно спорил с собой. Он знал кто, но предпочитал разобраться с шутником после уроков. Однако ему надоело оказываться виноватым в том, чего он не делал. Он решил попробовать иную тактику: – Я думаю, это был Пьер, сестра. – Пьер! Подойди сюда! Пьер торопливо вышел и встал перед столом. Его лицо ничего не выражало. – Ты выкрал сумку из парты Мишеля? – Нет, сестра. – Подкладывание змеи – твоих рук дело? – Нет, сестра. Она повернулась и пригвоздила Пьера взглядом. Прищуренные глаза сестры Годрик сурово взирали на него. Иногда такой взгляд будоражил мальчишек и помогал выудить из них правду. Порой он их даже пугал и доводил до слез. – Бог тебе свидетель, Пьер! Не подвергай свою душу опасности и не лги перед Ним! Ты знал об этом? Пьер взглянул на монахиню, затем уперся глазами в пол. Он был одним из тех, кто боялся взгляда сестры Годрик. – Нет, сестра. Клянусь перед Господом Богом! – дрожащим голосом ответил он. Мусса закрыл глаза. Ему ли не знать! – Прекрасно. Возвращайся на место. Со вздохом облегчения Пьер вернулся за парту, криво поглядывая на дружков. – Сестра, я тоже клянусь… – вновь попытался оправдаться Мусса. – Не смей! – рявкнула она, не дав ему больше произнести ни слова. – Мальчик, не умеющий склонять голову во время молитвы Господу Богу, не может клясться Его именем! Не смеет это делать перед Ним! – Сестра Годрик встала. – За свою ложь, Мишель, тебя постигнет Божья кара на том свете. А за змею ты примешь наказание на этом, от меня. Приспусти брюки. – Здесь? – Здесь. Мусса решил не показывать страха и услышал голос отца: «Они уважают только силу». С огромным усилием он собрал все свое мужество, чтобы выглядеть сильнее, чем чувствовал себя на самом деле. В глазах Муссы не было и тени поражения. Он подчинится, но его никто не сломит: ни сестра Годрик, ни порка, ни предательство одноклассника. Монахиня заставила наклониться над столом и взяться за его края. Затем она велела ученикам встать с мест и выстроиться в ряд, чтобы видеть происходящее. Мусса у них на глазах подвергнется унижению, а им его наказание послужит устрашением. Двойная польза. Сестра Годрик заставила его повернуться головой к одноклассникам – пусть видит, что они наблюдают за наказанием. Только рубашка прикрывала ягодицы Муссы. Он видел и слышал ухмылки одноклассников, лицезреющих его со спущенными брюками. Дубовый паддл со свистом опустился вниз. Сестра Годрик ударила им со всей силы. Кто-то из мальчишек даже подпрыгнул, когда орудие монахини достигло места наказания. Сегодняшняя экзекуция ничем не напоминала привычные удары по рукам. Ребята видели, как держится монахиня. Она была невысокого роста, но удар наносила всей верхней частью тела, тщательно прицеливаясь. После пяти ударов она остановилась, тяжело дыша. – Мишель, своим признанием ты заслужишь милость Господню, – сказала она. – Я не подкладывал вам змею, сестра. Сестра Годрик оскалилась, и дубовый паддл вновь замелькал в воздухе. Семь, восемь, девять раз. Классное помещение наполнилось жутким звуками ударов паддлом. Р-р-раз! Получай! Р-р-раз! Получай! Снова и снова острое ребро паддла находило цель, впиваясь в плоть. Никто слова вымолвить не мог, все боялись даже шевельнуться. В классе стало жарко. Мусса стискивал зубы, чтобы не вскрикнуть. Ягодицы жгло, как настоящим огнем. Хотелось дотянуться до них, прижать к ним руки и держать так. После двенадцати ударов сестра Годрик вновь остановилась. – Мишель, своим признанием ты заслужишь милость Господню, – повторила она. Костяшки пальцев Муссы, сжимавшие края стола, побелели. В уголках глаз стояли слезы. Зубы были плотно стиснуты. «Будь сильным, будь сильным, будь сильным», – мысленно твердил он, не проронив ни звука. – Прекрасно. Твоя гордость, Мишель, – это твоя погибель. Гордость – дьявол, обитающий внутри тебя. Дубовый паддл вновь взвился в воздух и ударил. Поль отвернулся, готовый заплакать. Он знал, что Мусса силен, но не представлял, как двоюродный брат выдерживает такое наказание. Обычно провинившемуся доставалось три удара, в крайних случаях пять. Большее число ударов вряд бы кто выдержал. К тому же удары никогда не наносились с такой силой, даже самим кюре. Р-р-раз! Получай!