– Завтра надо много чего сделать, – туманно пояснил Мусса. Анри находился на фабрике в здании вокзала и закачивал приготовления к завтрашнему запуску воздушного шара. Все знали, что ночевать домой он не приедет. В десять часов во всем шато погасли огни. Дом затих. Мальчишки открыли окно своей комнаты, выбрались на крышу, а затем по черепичным плиткам сползли к внутреннему карнизу. Там они перебрались на ветку соседнего дерева и спустились вниз. Этим способом они уже раз сто покидали дом. Возле дерева они немного задержались и выкопали четыре ножа, по два на каждого. – Второй спрячь в башмак. Это на случай, если нас схватят, – распорядился Мусса. – В башмаки к тебе они не сунутся. Поль достал спрятанный в кустах моток веревки и повесил через плечо. Оба оделись в темное. Мусса считал, что так их будет труднее заметить. Набрав в ладони жидкой глины, ребята покрыли ею лица. И вдруг Мусса понял, как много света отражают волосы Поля. – Волосы тоже покрой, – прошептал он, опасаясь, как бы почти белые волосы двоюродного брата не выдали их. – Не хочу! – возразил Поль. – Глина очень холодная! Свои волосы мажь! Мусса вздохнул и задумался. – Жди здесь, – бросил он, быстро влез на дерево и скрылся в доме, но вскоре вернулся с двумя вязаными шапками, принадлежащими Гаскону. – Вот, надень. В помещении конюшни еще горел свет, но все остальные окна были темными. Вечер выдался прохладным и облачным. На северо-востоке – там, где Монмартр, – облака подсвечивались новыми электрическими фонарями. Где-то лаяли собаки. В листве шелестел ветер, донося запах дыма далеких походных костров. Поль привалился к дереву и посмотрел на Муссу. Стояние здесь давало ему шанс подумать. Его начали одолевать сомнения. Но раньше, чем Поль высказал их вслух, Мусса подал сигнал: путь свободен. – Tout est bien![37][Все в порядке! (фр.)] – прошептал Мусса. – Идем! Он бесшумно исчез за деревьями, побежав в сторону Булонского леса. Поль покачал головой, потом набрал в легкие побольше воздуха и бросился догонять двоюродного брата. Ребята достигли края Булонского леса, где им пришлось осторожно пробираться между спящими овцами. Вонь тут была удушающая. Несколько раз они задевали овец, и те недовольно блеяли. Дорогу мальчики знали хорошо и для маскировки прыгали по пням, пробирались между живой изгородью и залезали в канавы. Здесь можно было наткнуться на патрули из ополчения. Но вместо патрулирования солдаты грелись у костерков позади недавно вырытых редутов, оживленно болтали и потягивали вино из бутылок. Вечер был тихим, и люди откровенно скучали. До ребят долетали обрывки их разговоров. Первым испытанием этого вечера было проникновение в город, для чего им придется миновать большую городскую стену. Основная часть дневных споров ребят касалась способов проникновения. Поль думал, что они просто пройдут через одни из городских ворот, предъявив имеющиеся у них пропуска. Услышав об этом, Мусса выпучил глаза. – Мы не можем пройти через ворота, – сказал он. – Merde, это же секретная миссия! Что мы скажем караульным? Что идем устраивать побег арестованного? И потом, нам ведь нужно будет возвращаться обратно, уже с твоим отцом. На самом деле никто не стал бы их останавливать и допытываться даже в такое время. Комендантский час еще не был введен, и пешеходы в любое время дня и ночи двигались в обоих направлениях. Однако Мусса волновала не опасность быть остановленными. Муссе хотелось, чтобы их миссия имела определенный флер. Какое же это приключение, если ты спокойно проходишь через ворота? То ли дело, когда пробираешься под самым носом караульных. Просто пройти мимо солдат – в этом никакой выдумки, никакой смелости. Это вообще не по-французски – идти на виду, когда можно проникнуть незаметно. – Я тебя понимаю, – наконец согласился Поль, хотя с каждым шагом он все сильнее нервничал, а план освобождения отца становился все менее привлекательным. Но он не был трусом и не хотел даже думать о насмешках Муссы, которые обязательно обрушатся на него, если он откажется от замысла. На краю Булонского леса они остановились возле дренажной канавы с настилом, внутри которой днем спрятали свое тайное средство передвижения – маленький плот и два весла. Ребята часто плавали на нем вблизи шато. В их нынешний план входило спустить плот на воду и поплыть по Сене. Туда, где в городской стене имелся проход, через который текла река. Прикрываясь тенью стены, они проплывут сквозь этот проход, а затем уже внутри Парижа причалят к левому берегу. – Это будет проще простого, – обещал Мусса. – А как насчет ворот шлюза? – спросил Поль. Поперек реки были установлены большие навесные ворота, преграждавшие водное сообщение. – У края ворот есть просвет. Наш плот совсем маленький. Прошмыгнем. Ребята понесли плот и вскоре оказались у основания толстой каменной стены. Их продвижение утратило недавнюю легкость. Доски плота врезались в руки, кусты царапали лицо. Приходилось часто останавливаться и отдыхать. Они старались держаться в тени, однако по пути к реке им надо было пересечь две дороги. До первой они добрались очень быстро и едва не попались на глаза патрулю зуавов. Пришлось срочно ретироваться в кусты и ждать, пока патрульные отойдут подальше. На подходе ко второй они уже не торопились, а выжидали, всматриваясь и вслушиваясь, пока не убедились, что рядом нет никого. Миновав дорогу, они поспешили по пологому склону к воде. Над ними высилась темная громада стены. На парапетах дежурили солдаты, готовые встретить пруссаков огнем пушек, митральез и винтовок. На одном бастионе мальчишки разглядели лицо часового. Он дошел до конца прохода и остановился. В темноте неярко вспыхивал красный кружок от сигареты, которую он курил. Солдат швырнул окурок вниз, и тот долго и неторопливо падал. Вскоре часовой повернулся и исчез. На другом берегу реки, где тоже был бастион, виднелись силуэты тамошних караульных. – Им до нас не больше дела, чем патрульным в Булонском лесу, – прошептал Поль. – Знаю, – возбужденно закивал Мусса, пока очень довольный миссией; город превратился в вооруженный лагерь, и им предстояло проникнуть сквозь оборонительные сооружения. – Не шуми. Спускаем плот! Совместными усилиями они спустили плот на медленно текущую воду и забрались на борт. Их действия не сопровождались даже легким плеском, однако Полю казалось, будто они подняли шум, сравнимый с грохотом грома и звуками труб. Он не сомневался, что каждый произведенный ими звук окажется последним, а затем по ним выстрелят из винтовки. «Интересно, что чувствует человек, когда в него влетает пуля?» – подумал он. И вдруг ему в голову ударила жуткая мысль. – Как ты думаешь, нас в темноте могут принять за пруссаков? – прошептал он громче, чем собирался. – Греби! – прошипел Мусса. Поль торопливо схватил весло и начал грести, стараясь не переусердствовать. Их путь лежал вверх по течению, но небыстрому. На воде оба чувствовали себя как дома. Поль стал думать об их миссии, и его беспокойство улеглось. Они плыли по середине реки и уже находились возле самой стены, когда Поль задрал голову и посмотрел вверх. Он увидел, как чиркнула спичка, ярко осветив лицо часового в вышине. Мальчик инстинктивно постарался стать частью плота. У Поля не укладывалось в голове, почему он отчетливо видит солдата, а тот не видит его. Он не понимал, почему согласился на эту дурацкую затею. Ведь знал же, что они поплывут в темноте. Он ненавидел темноту, причем всегда, ненавидел ее ужасы и тайны, ненавидел, когда Мусса пугал его в темноте, ненавидел звуки, доносящиеся из темноты, ненавидел картины, мелькавшие в воображении. Сейчас темнота являлась их прикрытием, но ужасным, а поворачивать назад было слишком поздно. Поль пообещал себе, что уж лучше поцелует девчонку, чем снова согласится участвовать в идиотских затеях Муссы, закрыл глаза, молча помолился, прося сделать его невидимым, и тихо продолжал грести. И вдруг Мусса случайно ударил веслом по воде. – Тсс! – зашипел на него Поль. – Да знаю, знаю, – шепотом ответил Мусса. Оба прекратили грести, и плот начало разворачивать и нести по течению. – Нас несет обратно! Продолжай грести! Они вновь погрузили весла в воду, но внимание Поля было приковано к месту, где он увидел караульного. В результате он стал грести не в том направлении, заставив плот описывать круг. – Не туда гребешь! – прошипел Мусса. – В другую сторону! Поль торопливо сменил направление, и снова плот поплыл в нужном направлении. Ладони Поля взмокли от пота. Интересно, почему ладони у него мокрые, а во рту пересохло? Эти ощущения были ему противны, и он жалел, что сейчас находится не дома. Ребята вошли в общий ритм и гребли почти бесшумно. Маленький плот плыл вверх по реке. А на стене в это время нес караул солдат Национальной гвардии. Его звали Марсель Жюльен, и было ему сорок четыре года. Его солдатская служба насчитывала шесть дней, пять из которых он торчал на парапетах. Он благословлял судьбу, отправившую его нести караул на стене. Здесь он не мерз, а прочная каменная стена с земляным основанием давала солидную защиту, если пруссаки вдруг вздумают напасть. После наступления темноты офицеры редко показывались на парапете. У офицеров имелись занятия поинтереснее, чем волноваться о вторжении, когда все знали, что никакого вторжения не будет. Однако Марсель не позволял себе излишнего легкомыслия. Даже если никто и не ждал, что пруссаки полезут напролом через стену, он не хотел получить внезапный удар штыком в живот, а потому постоянно вставал, поправлял винтовку на плече и шел к концу парапета проверить обстановку. В Париже царила кромешная тьма, столь непривычная для позднего субботнего вечера. Из-за осады окна домов были плотно занавешены. Вдалеке виднелись очертания форта Исси, край которого был залит электрическим светом, появившимся совсем недавно. Такое освещение имели все форты вокруг Парижа. А за Исси светились сторожевые костры пруссаков, находившиеся слишком далеко, отчего их точки сливались в сплошное зарево. Внизу, под стеной, текла темная и тихая река, полная теней. Марсель устал. Он потер глаза, перевесил винтовку на другое плечо, сунул в рот сигарету и за мгновение до того, как чиркнуть спичкой, прикрыл глаза. Пламя спички на несколько секунд лишило его возможности видеть в темноте. Ничего страшного. Там все равно не на что смотреть. Марсель бросил вниз догорающую спичку и вдруг резко замер. Ему показалось, будто он что-то услышал, и он стал вслушиваться. Город за спиной был тих; облачность выполняла роль мощного поглотителя звуков. А снизу донеслось что-то похожее на всплеск. Марсель сдернул с плеча винтовку и перегнулся через край парапета. Ясность зрения еще не вернулась – перед глазами продолжали плясать яркие круги от зажженной спички. Он вынул сигарету изо рта и положил на борт парапета рядом с собой, чтобы дым не отвлекал. Солдат подался вперед, повернул голову чуть вбок и прислушался. Его палец нашел спусковой крючок. Марсель застыл. Внизу что-то происходило. В этом он не сомневался. Сзади подошел другой караульный: – Qu’est-ce qu’il y a?[38][Ну что там еще? (фр.)] Ты что-нибудь видишь? Марсель предостерегающе поднял руку. Второй караульный замолчал и вслушался. Он всматривался вниз по течению туда, где река разделялась, обтекая остров, и разглядел неясное очертание берега и рощицу деревьев. Глаза второго караульного заскользили по темным зарослям прибрежных кустов близ стены и по дорогам, видимым с парапетов. Внизу текла черная, похожая на чернила река. Предполуночная пора была наполнена тысячами теней, и некоторые издавали звуки. Но никакие тени не являлись прусскими войсками. В этом он был уверен. – Идем, – раздраженно бросил Марселю сослуживец. – Ничего там нет. Игру задерживаешь. Марсель неохотно кивнул. У него такой уверенности не было. Он снова повесил винтовку на плечо, расстегнул куртку, достал фляжку с бренди и сделал большой глоток. Солдаты вернулись в караулку. Впереди – долгая ночь. А внизу на реке мальчишки только-только увидели проступавший силуэт ворот шлюза. Плот размеренно двигался вперед. Еще через какое-то время Мусса увидел нечто неожиданное и не вписывавшееся в его планы. Впереди, перед самыми воротами, на воде покачивались крупные темные предметы. Их очертания оставались неразличимыми: призраки и не более того. Над предметами торчали дымовые трубы, которые тоже покачивались на воде. Вскоре ребята увидели на конце одного такого предмета что-то, напоминавшее пушку. Подплыли ближе. Глаза начали различать фигурки людей. У Муссы замерло сердце. Темные плавучие предметы делались все отчетливее. Он понял, что это такое. – Канонерки! Небольшая флотилия канонерок, связанных вместе, служила дополнительным заграждением возле ворот. Прежде ее не было. Суда пригнали и поставили, чтобы помешать врагам проникнуть в город по воде. Когда ребята их увидели, плот находился в опасной близости от плавучего щита. – Скорее! Разворачивайся! – воскликнул Поль. В панике он забыл про шепот, и его голос разнесся над водой. – Qu’est-ce que c’est?[39][Что это такое? (фр.)] Мощный, суровый голос, послышавшийся с одной из канонерок, вызвал у ребят холодный страх. Проснувшийся матрос всматривался в темноту. Поль и Мусса инстинктивно пригнулись и стали изо всех сил грести, разворачивая плот и стараясь как можно меньше шуметь. Матрос отчетливо слышал звуки их весел, но ничего не видел. – Кто там? Назовите себя! – потребовал он. Остальные стояли и вглядывались. Их голоса звенели над маленьким плотом, плывущим вниз по течению и набиравшим скорость. – Неизвестное судно на воде! – закричал кто-то из матросов. – Развести пары! – крикнул другой. – Расчеты к орудиям! Канонерки ожили. Матросы, спавшие на борту, проснулись. Мальчишки гребли как сумасшедшие, с ужасом слушая нараставший шум позади. Забыв про осторожность, они все отчаяннее работали веслами, благо столпотворение на канонерках заглушало звуки их гребли. Сзади слышался металлический лязг и клацанье каких-то инструментов. Это матросы спешно растапливали котлы. Но чтобы довести воду до кипения, требовалось время, которое команды старались не тратить понапрасну. Никто не знал, то ли это внезапное нападение пруссаков, то ли сам Бисмарк решил совершить ночную прогулку по Сене. Боцман, спавший глубоким сном и разбуженный матросами, быстро сообразил: паровые машины канонерок еще не скоро придут в рабочее состояние, а потому решил действовать без промедления. Вместе с пятью матросами он пустился в опасный путь, переходя с палубы на палубу. Его целью был один из обитых железными листами шлюпов – небольшой открытой лодки с длинными веслами и единственным орудием. Матросы сядут на весла и поплывут в погоню за нарушителем спокойствия. Шлюп был привязан между двумя канонерками, что не позволяло отчалить мгновенно. Боцман зычно отдавал приказы, пока матросы яростно работали, пытаясь освободить шлюп. – Отдать швартовы! – в отчаянии заорал он на матроса, замешкавшегося с канатом; они теряли драгоценное время. – Faites vite![40][Поживее! (фр.)] Торопитесь! Быстрее! Паника, с которой мальчишки едва справлялись, придавала быстроты их рукам. Поль и Мусса гребли с максимальной скоростью, на какую были способны. Их ужасала шумиха, поднятая на канонерках. – Они за нами гонятся? – спросил Мусса. Поль обернулся. Он ничего не видел, кроме темной воды, но всматриваться не собирался. – Пока непонятно, – буркнул он. Всякий раз, когда весло Муссы поднималось над водой, брызги попадали Полю на лицо и стекали по щеками и подбородку. Руки у обоих саднило от напряжения. Плот проплыл мимо городской стены, вышел в открытые воды и стал двигаться быстрее. Марселю Жюльену везло в игре. Ему шли хорошие карты. И в этот момент он услышал крики. Значит, ему не почудилось. Там действительно что-то было! Он молча схватил винтовку и бросился на свой пост у края бастиона, откуда ему был виден участок реки и канонерки. Побросав карты, остальные караульные тоже помчались на свои посты.