– Это луна, упавшая с небес! – Летающие облачные люди! Изумленные зрелищем, но без страха, всадники подъехали ближе, наблюдая, как таинственный предмет взмыл в воздух, затем упал, подпрыгивая и дергаясь, а потом бесцеремонно швырнул летающих облачных людей на землю. Анри лежал не шевелясь. Шок от удара быстро прошел. Он слышал голоса, однако распознать язык не мог. Поскольку говорили не по-арабски, он решил, что это, скорее всего, язык туарегов. Он поднялся на колени и помог встать Гаскону, который все еще ловил ртом воздух. Всадники выстроились вокруг двоих мужчин полукругом. Чтобы рассмотреть туарегов, Анри пришлось задрать голову. Учитывая, что туземцы сидели на верблюдах, от земли до них было не менее двенадцати футов. Их силуэты на фоне неба выглядели устрашающе и в то же время очень красиво. Анри был заворожен всадниками на верблюдах ничуть не меньше, чем они – его полетом и падением. Какое-то время французский граф и семеро всадников молча и настороженно всматривались друг в друга. Туареги были с ног до головы закутаны в темно-синие и ослепительно-белые одеяния. Свои лица они тоже закрывали, оставляя лишь прорези для глаз, а глаза у них были темными и непроницаемыми. Ткань своих тюрбанов они многократно оборачивали вокруг головы и плотно завязывали, что придавало им сходство со шлемами, а самих всадников делало еще выше и внушительнее. Туареги были вооружены копьями. Тяжелый меч в мастерски выделанных красных кожаных ножнах висел на плече. Их щиты из шкуры антилопы имели небольшие надрезы, которые образовывали подобие латинского креста. Всадники восседали в седлах с высокой спинкой. Луки седел тоже чем-то были похожи на крест. Анри они напоминали средневековых крестоносцев, которые были и в его роду. Их портреты, среди прочих, висели в шато де Врис. Туареги выглядели королями. Предводитель отряда был высоким импозантным мужчиной, державшимся надменно. На воздухоплавателей он смотрел так, словно являлся венцом творения и властелином всех людей. Позади предводителя Анри с изумлением увидел женщину. Она была единственной в отряде, чье лицо оставалось открытым. Подъехав ближе, женщина остановилась, молча глядя на графа. Всякий раз, когда Анри смотрел на женщину, первыми он замечал ее глаза. Одежда, волосы, лицо, фигура – все это попадало в поле его зрения потом, ибо ничто не могло столько рассказать о женщине, сколько глаза. Глаза этой женщины сразу захватили его. Они были темно-карие, в них улавливались ум и чувство юмора. Они казались ему волшебными озерами, полными жизни и говорящими, что эта женщина обладает характером. На какой-то момент – удивительный момент – ее глаза полностью завладели его взглядом. Одеяние женщины не отличалось от одежд ее спутников, однако Анри впервые видел североафриканскую женщину, голова и лицо которой оставались открытыми. Она была красивая; черты ее лица были столь же незнакомы Анри, как и ее язык. Ее облик отличался от арабских, африканских и европейских женщин. У нее были высокие скулы и светлая, гладкая, блестящая кожа. «Наверное, берберка», – подумал Анри. Не сразу, но отметил, что у нее изящная шея, а улыбка обнажает безупречные белые зубы. Длинные темно-каштановые волосы были заплетены в тугие косы. Держалась она с большим достоинством и, подобно своим спутникам, в седле сидела прямо и властно. Она с интересом смотрела на воздушный шар и с легким изумлением – на Анри, который к этому времени уже поднялся и отряхивался от пыли. Помогая встать Гаскону, Анри не сводил глаз с прекрасной всадницы. Эта женщина была для него непроницаемой тайной. Когда она говорила, в ее голосе ему слышались уверенность и властность. Анри внимательно вслушивался, и ему казалось, будто он понимает ее слова, хотя она изъяснялась на совершенно незнакомом языке. – Это называется воздушный шар, – объясняла она своим спутникам, продолжавшим спорить между собой о том, какое именно колдовское ухищрение они сейчас лицезреют. – Я такой видела в столице Алжира. – Что значит «воздушный шар»? – спросил один из закутанных мужчин. – Летающая машина, – обернувшись через плечо, ответила Серена. – Только эта, похоже, летает так себе. – Если они не дженумы, их надо убить, а их вещи забрать себе, – сказал другой туарег. Повреждение корзины и последующее падение расшвыряло по песку все ее содержимое, включая секстант Анри и барометр, чей бронзовый корпус поблескивал на солнце. Неподалеку валялись несколько кожаных мешков, саквояж, добротные накидки и фляги с водой. Туареги смекнули, что видят богатых чужеземцев, имевших при себе весьма дорогие вещи, а также непонятные штучки, посредством которых те наверняка общаются со злыми духами ради достижения своих целей. – Их надо убить, а всю их поклажу сжечь, – заявил третий. – От них только зло, поскольку они икуфары. Это слово обозначало «язычник» и употреблялось в отношении первобытных людей Европы. Несколько туарегов согласились с его предложением. Гаскон с подозрением посматривал на туземцев. Их язык был для него сплошной тарабарщиной, зато он хорошо чувствовал угрозу в интонациях даже незнакомой речи. Сейчас он изучал всадников и инстинктивно оценивал свои шансы в сражении, пытаясь отыскать слабые места противников. Увы, таких мест почти не находилось. Туареги были вооружены, восседали на верблюдах и окружали его и графа полукольцом. Глаза Гаскона перемещались от всадника к всаднику, подмечая копья, мечи и истертые серебряные рукоятки ножей. Помимо видимого оружия, у них наверняка имелось и другое, спрятанное под складками одежд. Эти люди были воинами, в чем он не сомневался, и без основательного вооружения ему с графом против них не выстоять. У Гаскона при себе был только нож, а граф – тот вообще безоружен. Гаскон оглядел разбросанное имущество, силясь отыскать взглядом хотя бы одну винтовку. В полете держать оружие наготове не имело смысла, а где оно теперь, вообще непонятно. Хуже всего, что Гаскон не видел выражения лиц туарегов. Умом он понимал: перед ним обычные смертные, а вся эта загадочность вызвана несколькими слоями ткани, которая закрывала их лица. И все же он ощущал себя перед ними совершенно голым. – Сир, мне не нравится, как они выглядят, – тихо сказал он графу. – Человеку, который ест песок, не нравится, как мы выглядим? – резким тоном по-французски спросила женщина, настолько ошеломив Гаскона, что тот едва не подпрыгнул. Потом она засмеялась. Смех ее был искренним и беззлобным. Веселым эхом он отразился от окрестных валунов и помог разрядить напряжение. И невольно Анри тоже засмеялся. Гаскон не разделял их веселья по поводу собственного облика, но вытер лицо, перепачканное песком со дна вади. Остальные туареги ничего не поняли; из всего отряда по-французски говорила только Серена. Анри незамедлительно ей ответил: – Мадемуазель, меня зовут Анри де Врис, а моего спутника, который ест песок, – Гаскон. Мы оба из Франции. – Он слегка поклонился. – Удивлен встретить вас здесь и очень рад, что вы говорите по-французски. – С крушением вас, Анри де Врис. – Это не было крушением, – торопливо и с оттенком самооправдания возразил он. – Это было жесткое приземление. Серена снова засмеялась: – Упади вы с верблюда, я бы сказала, что вы шмякнулись. Верблюд потом еще и укусил бы вас. – Какое счастье, что я не ехал на верблюде, – сказал улыбающийся Анри. Эта женщина нравилась ему все больше. – Серена! Что он там говорит? – спросил Тамрит аг Амеллаль, предводитель отряда. Его раздражал ее смех и язык, в котором он не понимал ни слова. Он привык командовать. Серена оставила его вопрос без внимания. – И откуда же вы прилетели на своем шаре? – Из Бу-Саады. – Из Бу-Саады! Так это же за Большим Эргом! – Да. Мы провели в воздухе двое суток. – А куда направлялись? – В Марокко, – пожав плечами, ответил Анри. Серена с изумлением посмотрела на графа: – Марокко! Месье, вы потерпели крушение в трех неделях пути от Марокко. – Знаю. Ветер был неправильный. – Как ветер может быть неправильным? – Он дул не в том направлении, на которое я надеялся. – Вы летели на своей машине, уповая на надежду? – Нет… да. Полагаю, что так. Эта женщина из пустыни сбивала его с толку. – Тогда вам было бы лучше отправиться на верблюде. – Она взглянула на небо. – Даже верблюду известно, что этот ветер унесет вас в Танезруфт[6][Танезруфт – песчано-каменная пустыня на границе Алжира и Мали; одно из самых безжизненных мест на планете.]. – Она махнула на юго-запад. – Если бы не крушение, вы со своей надеждой долетели бы туда и там нашли бы свой конец. Танезруфт – гиблое место, – добавила она, констатируя очевидное. – Там вообще никто не живет. – Со мной все было бы в порядке. – Поначалу да, а когда у вас закончились бы запасы воды, вы бы оба погибли. Вам повезло, что мы встретились вам на пути. – И куда вы направляетесь? – В Арак, – ответила Серена, указав на юго-восток, – к подножию Атакора. Она повернулась к Тамриту и на родном языке быстро пересказала услышанное. Туареги встретили ее слова недоверчивыми восклицаниями. Бу-Саада! Никто из них там не бывал, но все знали о селении, лежащем по другую сторону больших гор. Великий песчаный Эрг – это поле смерти – был непроходим. Обходной путь занимал недели нелегкого перемещения на верблюде. Все они видели, как шар летел, однако сама мысль, что он мог пересечь Эрг, была невообразимой и нелепой! – Врут они! – заявил один из спутников Серены. – Тут налицо проделки дженумов! Мы должны убить их без промедления! – Может, и не дженумов, а убить их надо! – Эуалла, вот и я так говорю! – Решено! – Нет! – резко возразила Серена. – Мы отвезем их и летающую машину к аменокалю. Ему будет любопытно на нее взглянуть. А потом он решит, как с ними поступить! – Ба! Летающую машину! Падать она умеет, а не летать! Распалась на куски и валяется среди скал! Ни один разумный человек не полетел бы на ней! – Но они полетели! – Какие они разумные? Они же французы! – А куда приходят французы, по пятам следует ужас. Они воры и убийцы. Арабы на севере пострадали от их рук. Этих двоих надо убить! – Арабы на севере заслуживают правление французов! Спор становился все жарче. – Ты знаешь, куда упали винтовки? – тихо спросил у Гаскона Анри. – Я их не вижу, сир. Надо поискать повнимательнее. Куда ни глянь – сплошные обломки. – Тогда ищи, и побыстрее, пока туареги спорят. Если найдешь, одну брось мне, но на них пока не наводи. Если не найдешь, у меня в саквояже пистолет. Будь начеку и смотри в оба. Думаю, сейчас они обсуждают, чем нас приканчивать – мечами или копьями. В случае чего беги туда. Анри указал на два крупных валуна, располагавшихся почти впритык. Позади была стена из песчаника. Не ахти какое прикрытие, но лучше, чем ничего. – Oui, mon comte[7][Да, мой граф (фр.).]. Гаскон направился к обломкам корзины. Заметив это, Тамрит закричал: – Глядите! Он пошел искать оружие! У них есть винтовки! Остановите его! Тамрит поднял копье. Остальные выхватили мечи и достали из складок одежды ножи. Рука Гаскона потянулась к ножу на поясе. Безоружный Анри мог лишь отступить. – Стойте! – раздался голос Серены, которая видела, что ситуация становится неуправляемой, и понимала, что должна вмешаться; слова, прозвучавшие затем, были удивительны для нее самой, поскольку являлись ложью. – Оставь их, Тамрит. Слишком поздно. Я уже взяла их под свою защиту. Я дала им аман[8][Аман – гарантия безопасности, которую мусульманин дает немусульманину или врагу.] на безопасный проезд. – По какому праву ты это сделала?! – взорвался Тамрит. – По праву, которое у меня есть, и ты, Тамрит, прекрасно это знаешь. Французы погрузят свою летающую машину и вместе с нами отправятся в Арак.