Времени, чтобы осознать произошедшее, не было, как и обратной дороги за кулисы. Толпа взорвалась бурными аплодисментами. Нигде доселе я не видела, чтобы кого-то встречали с такой всепоглощающей радостью, и никогда бы не подумала, что так могут ликовать аристократы при появлении бордельной девушки. Насколько я успела заметить, в зале были не только мужчины. Несколько вполне приличных дам в сопровождении кавалеров расположились за дальними столами. Свободных мест не было, и многим приходилось толкаться в проходах. Неужели они все пришли посмотреть на меня? –Мы ждём! – крикнул кто-то из зала, от чего шумы хлопков начали заглушать даже мои мысли. Полумрак, царившей в зале, придавал уверенности. В темноте меня будет не так просто разглядеть, если что-то пойдет не так. Я не представляла, что делать. Я не готовилась, не репетировала, и казалось, что в те секунды\ я утратила способность шевелиться, думать, дышать. Я окинула взглядом гостей. Все они на удивление выглядели прилично, а происходящее вокруг было куда приятнее, чем вечер у Равниных. Было ощущение, словно я вновь попала на Смотрительский бал и должна выдать все, на что способна, чтобы меня приняли ко двору. Возможно, я бы простояла так довольно долго, пока меня не сменила бы другая танцовщица. Но вдруг зал замер, а за внезапным молчанием последовало то, что заставило мое сердце сжаться – фортепиано. Это звучание показалось мне неожиданно знакомым, теплым. Хоть что-то родное было в стенах королевства разврата. Музыка была плавной и мелодичной, она напоминала мне прикосновения горячей воды, в которую я окуналась, возвращаясь с мороза. Это была совсем не та музыка, которую я слышала, когда пришла в бордель несколько часов назад. Каждая нота словно пыталась добраться до моего сознания, заставить снять невидимые цепи и просто довериться моменту. Уверенные звуки фортепиано смешались с одобрительным гулами в зале. И на секунду мне померещилось, что я слышу, как течет по моим венам кровь. Я знала, что смогу. Все, что я делала, слабо поддавалось контролю, и внезапно я совсем сдалась, оставив мысли где-то за сценой в кабинете Фани. Я резко отставила одну ножку, затем другую. Наклон вперёд, наклон назад. Прошло некоторое время, прежде чем я осознала, что танцую свой выпускной танец. Не хватало только скрипки и Императрицы, с равнодушием глядящей в пустоту. Здесь на меня смотрели все. Мои движения становились все более резкими и четкими. Публика заворожено наблюдала за каждым моим летящим поворотом, плавным изгибом, плие и наклоном. Я ещё не успела сделать выводы о том, насколько им нравится мой танец, но сама была заворожена каждым мгновением. Кто-то из зрителей, цинично развалившись в кресле, постукивал по столу, словно намекая на то, что его ничем нельзя удивить. И вдруг я осознала, что меня невероятно злит их равнодушие. Я здесь только с одной целью: никогда больше не возвращаться к этому. И уйти не получив то, за чем пришла, я не могла. Злость заставляла меня вращаться ещё быстрее, прогибаться ещё ниже, так, чтобы с непривычки сводило ноги и спину. Боль в мышцах была невыносимо сильной, но она никогда не сравнилась бы с тем чувством, которое я могла испытать, если бы не понравилась этим людям. Они могли спасти мою семью, и я должна была их впечатлить. Дожидаясь подходящего момента в музыке, вглядываясь в их лица и впитывая этот момент вместе со своей болью и триумфом, я видела в глазах восторг, и это зажигало меня. Хотелось отдать им себя до последней капли, чтобы взамен самой забрать у них все. Едва я собралась сделать свой коронный прием, как чуть было не налетела на стул, совершенно не кстати отставленный посреди сцены. Недолго думая, я со всей силы оттолкнула его ногой, от чего тот отлетел на несколько метров прямо за кулисы. Такое хамское поведение изрядно подбодрило здешних гостей, и я удостоилась одобрительного свиста и непродолжительных аплодисментов. Каждый взор, вздох и каждый удар сердца только усиливал азарт, и я теряла себя в заглушающих рассудок овациях. Я наклонилась, сделала несколько стремительных шагов вперёд, и вот я уже была на полу в безупречном шпагате. Снова овации. Оставаясь внизу, я, словно одержимая сущностью анаконды, принялась описывать телом плавные изгибы, аккуратно сменяя позиции, как будто по мне катали мячик, который не должен был упасть. Музыка приближалась к завершению. Но я не могла оставить зрителей без красивого финала. Сложно было представить, как безумно я выгляжу со стороны, но главное, что им нравилось. С плеч спала едва заметная, прозрачна шаль, полностью обнажая плечи, ключицы, часть груди, но платье все ещё скрывало самое сокровенное. Я понимала, что музыка скоро закончится, и мне стоит поторопиться, если я хочу покончить с этим красиво. Убедившись, что все ещё в состоянии держать равновесие, я делала то, что у меня получилось лучше всего – шене. Бесконечные повороты, мелькающий перед глазами зал, равновесие, которое с каждым кругом все сложнее было держать. Но я продолжала кружиться, увеличивая скорость и поддерживая равновесие с помощью рук. Мне нужно было продержаться ещё пару секунд, прежде чем музыка стихнет, как вдруг атласная ткань маски резко поползла вверх, я дернулась, стараясь ухватить ее и вернуть на место. Но не успела. Она отлетела куда-то в темноту и скрылась из поля зрения. До окончания танца оставались считанные секунды. Три. Два. Я продолжала кружиться, но сил почти не осталось, и я замедляла темп. В последний раз осматривая гостей в зале, я изо всех сил старалась скрыть лицо, заодно обдумывая план побега. Один. Музыка затихла, и мне пришлось остановиться вместе с ней. Публика была в восторге. И хотя некоторые особы продолжали спокойно восседать на своих местах, высокомерно оценивая меня взглядом, некоторые из гостей, преимущественно более пьяные, словно дикие животные вскочили со своих мест и галопом помчались к сцене. Я же с ужасом осознавала, что произошло. Едва я собралась с силами, чтобы бежать, как вдруг наткнулась на знакомый взгляд. Прямо передо мной в первом ряду, среди особых посетителей, похотливо ухмыляясь, сидел Константин. За секундным забвением пришло прозрение. Как разумный человек в этой ситуации, я должна была немедленно отвернуться и покинуть сцену, но эмоции хлестали через край, не давая пошевелиться. Лишь спустя несколько мгновений, я сообразила, что должна делать. Больше не теряя не секунды, я схватила маску, которая лежала на полу в нескольких метрах от меня, и, прикрывая ей лицо, бросилась бежать. «Что если он узнал меня?» – мелькало в голове. Едва оказавшись за сценой, я без сил свалилась на ступеньку, и, как рыба во время замора, пыталась вдохнуть спасительный воздух. В тот момент вокруг не было ни души. Очевидно все работницы разбрелись в поисках клиентов или готовились выйти на сцену с противоположной стороны. И все же отсутствие людей напрягало. Из зала всё ещё доносились овации в мою честь, и хоть они звучали значительно слабее, чем некоторое время назад, этот восторг не давал забыть, что я натворила. Время словно изменило свой ход, и я с трудом могла сообразить, сколько уже просидела на пустых ступенях, пытаясь навести порядок в голове. Хорошим вытрезвителем для меня стала тень, внезапно возникшая в конце коридора. Сперва мне показалось, что человек спешит пройти в одну из комнат с девушками, но уже через пару секунд, когда свечи озарили статную фигуру незнакомца, я с ужасом поняла, что этот человек направляется ко мне. И если бы он хотя бы был просто неизвестным гостем! Но нет! К моему ужасу, я знала его. Это был Константин. У меня было всего несколько мгновений, чтобы снова нацепить маску, которая все ещё была в моих руках, и попытаться скрыться в коридоре, но цесаревич был проворнее: – Bonsoir, Miss, – произнес он галантно. Я чувствовала, что он остановился в паре шагов от меня, но молчала, осознавая, что единственным спасением будет побег. – Ты, вероятно, не говоришь по-французски. Впрочем, ничего удивительного. Как тебя зовут? Я сделала рывок в сторону лестницы, вновь предприняв попытку избавить себя от столь нежеланной компании, но Константин перехватил мою руку и, резко дернув на себя, заставил остановиться. Он крепко сжимал кисть, и теперь при всем желании я не смогла бы от него скрыться. – Ты что, не знаешь, кто я? – изумлённо спросил он, вероятно, подобное с ним случалось впервые. – Хотя это не должно тебя беспокоить. Сейчас я хочу лишь, чтобы ты посмотрела на меня. Я продолжала молчать, вперив взгляд в пол, обдумывая как выкрутиться из столь неприятной ситуации. – Я знаю очень много женщин, и большинству из них сложно угодить мне. Но ты понравилась мне, едва оказалась на сцене. Скажи свое имя, и я дам тебе, о чем попросишь. К счастью, я очень хорошо знала старшего цесаревича, чтобы не верить ни одному его слову, потому я продолжила игнорировать его жалкие попытки меня соблазнить. – Слышишь меня? – Константин вновь дёрнул меня за руку, заставляя развернуться к нему лицом, – я хочу, чтобы все было обоюдно. Я не прошу многого, только имя. Хотя, возможно, потом я захочу вновь насладиться дивными чертами твоего лица. Его слова заставили меня вздрогнуть. Значит, он хорошо успел разглядеть меня, но все же этого было недостаточно, чтобы узнать. Внезапно я почувствовала лёгкое прикосновение его пальцев к своей ключице. Константин пробежался взглядом по декольте, шее и затем остановился глазами на маске. Оставалось надеяться, что кто-нибудь придет мне на помощь до того, как ему надоест со мной играть. И, кажется, этот момент был не за горами, потому что в следующую секунду Константин схватил меня за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть на него. – Ты же понимаешь, что если ты не скажешь свое имя, я придумаю для тебя новое, но тогда я не буду таким вежливым? Я могла бы заговорить с ним, попытаться выкрутиться или улизнуть, но не было гарантии, что он не узнает меня по голосу. А даже если он не опознает меня сейчас, то легко сможет сделать это во дворце. Потому я продолжила игру в молчанку. – Меня зовут Константин Николаевич, я сын Императора и будущий наследник престола, и я очень надеюсь, что это поможет тебе открыться мне. Только скажи... – Она не скажет, – вдруг раздался позади знакомый голос. Хватка Константина тут же ослабела, а мне стало легче дышать. – Добрый вечер, Ваше Высочество, – Фаня подошла к нам и поклонилась цесаревичу. Ее лицо не выражало никаких эмоций, как будто все, что происходило здесь, было ей безразлично. Но я даже представить боялась, что она думает и чувствует на самом деле. – Почему это она не скажет? – он был так похож на ребенка, которому не дали доиграть с новой игрушкой. – Она немая. И к тому же ни слова не понимает по-русски. Константин осмотрел меня с ног до головы, будто так ему было легче осмыслить слова Афанасии. – И как же тогда общаться с этой особой? – По-гречески, – подруга была мастерски невозмутима, при этом она даже не думала смотреть на меня, словно я и правда была барышней, недостойной ее внимания. – Позвольте, я отпущу девушку, ей нужно прийти в себя после первого выступления. Весьма неохотно мужчина отпустил мою руку, позволяя высвободиться. – Я должен поговорить с Вами, – обратился цесаревич к подруге, при этом продолжая таранить меня взглядом. Опоздай Фаня на пару минут, я была бы уже лишена не только платья и маски, но и своего достоинства. Фаня кивнула мне в знак, что я могу идти, и я, еле переставляя ноги после пережитого, поплелась наверх. Плотно заперев за собой дверь, на случай если цесаревичу взбредёт завершить начатое, я осталась одна. Совершенно неподвижно я сидела минут тридцать, тупо уставившись в одну точку на серой стене. Голова от алкоголя шла кругом, а нехорошие мысли вдобавок к этому превращали ее в детскую карусель. Сосредоточиться на чем-то другом тоже никак не выходило. Несмотря на происшествие с Константином, я внезапно вспомнила переполненный гудящий зал, превозносивший меня словно греческую богиню. Лучше бы я и осталась для них Афродитой, а не фрейлиной великой герцогини! И то, что Константин дважды не узнал меня, было чудом. Время тянулось медленно, я исчерпала все свои силы, и меня дико клонило в сон. Незаметно для себя я задремала. Спать было неудобно и я постоянно просыпалась от радостных воплей, доносившихся из зала. В самый неожиданный момент, когда я вновь хотела уснуть, вошла Фаня. – Ну что?! – с нетерпением воскликнула я, мигом отходя от навязчивой дрёмы. – Есть две новости. Как и обычно: плохая и хорошая. С какой начать? – С хорошей, – выпалила я, не успев даже подумать. – Ты заработала двадцать восемь тысяч, – заявила девушка с ухмылкой, ожидая моей реакции. – Сколько? – меня будто душили и одновременно хлестали кнутом по щекам. – Да уж, чтобы мои девицы приносили мне столько, – усмехнулась девушка, – жаль, что с подруги негоже брать проценты. Да и ты им очень понравилась. Особенно одному из них, – на этом моменте голос Фани стал серьезным. – Константин? Что с ним? Он же так ничего и не понял? – Нет. Но имей в виду, что он положил на тебя глаз, точнее на твоё Альтер эго. В любом случае, старайся не пересекаться с ним во дворце хотя бы какое-то время. – Но он же больше ничего от меня не хочет? – Разумеется хочет, он пытался выведать твоё имя и рьяно добивался аудиенции. Он всунул мне десять тысяч за то, чтобы я позволила ему провести с тобой ночь. – В смысле? – изумилась я, – Ты ведь не думаешь, что я пойду на это?! – Успокойся, мне пришлось сказать, что десятка – плата за его возможность видеть тебя. Считай, он заплатил тебе за содержательный разговор. Услышанное не могло меня не ошарашить. Ему прям настолько нужно было мое расположение, что он одним махом готов был отвалить незнакомке десять тысяч рублей?! – Не переживай, помимо прочего, я наплела, будто работаешь ты на другую госпожу, а значит, никакой информации он по закону от меня не получит, – слова Фани слегка успокоили. В отблеске свечей глаза Фани казались коварными. – Значит, он не будет меня искать? – на всякий случай переспросила я. – Я полагаю, его желание увидеться с тобой будет длиться ровно до выхода следующей девушки на сцену, так что не переживай раньше времени, – попыталась успокоить меня подруга. Признаться, это задело меня. Разумеется, я надеялась, что он не станет искать меня, но другая часть хотела, чтобы меня помнили. Тем временем, Афанасия демонстративно покрутила в руках пухлый темный мешочек с деньгами. Я с подозрением посмотрела на него, уж слишком большим он казался, даже для двадцати восьми тысяч. – Здесь точно только то, что я заработала? – спросила я недоверчиво.