Внутри все оборвалось. И я уже знала – спасения не было. – Удивительное совпадение. Один бежал несколько месяцев назад. По описанию у него выдраны ноздри. Какое же у него имя? Не припомню, – патрульный с гаденькой ухмылкой смотрел на Георгия, ожидая от него оправданий, но тот молчал. – Позволь я взгляну еще раз на документы этого господина, – полицейский без стеснения выхватил у своего спутника паспортную книжку Жуковского и жадно принялся изучать, даже не столько ее содержимое, сколько внешний вид документа. – Довольно любопытно, – зловеще произнес мужчина, – цвет несколько блеклый. – Это ваши домыслы. Вы арестуете меня на основании того, что вам не нравится цвет книжки? – весьма правдоподобно возмутился Георгий. Патрульный недовольно зыркнул на Жуковского, а затем резко переместился на меня. –А у вас откуда метка на правом плече? Не будет лукавством, если я скажу, что в тот миг мое сердце остановилось. Неужели? Неужели он знает что-то обо мне и Александре? – Я не понимаю, о чем вы? – Разве? Не могли бы вы показать, что изображено на вашем плече? Внезапно в разговор вмешался Георгий, который все это время усиленно пытался понять, к чему вообще вся эта дискуссия. – Это ужасное бесчинство! Право, господа! Дама не будет обнажать перед вами плечо! – А ей и не придется, если сударыня ответит откуда метка? – он смотрел на меня с прежней наглой ухмылкой, и я уже понимала, что он не посмеет отступиться пока не выпотрошит всю мою подноготную. – Я упражнялась в рисовании временными чернилами. Патрульный вперил взгляд в мое плечо, стараясь разглядеть очертания розы Александра, но я предусмотрительно повернулась к нему боком. – Ммммм, роза, – протянул он и кивнул своему напарнику. Тот заметно оживился и тут же оказался подле нас. Теперь они вдвоем изучали проклятое художество на моем плече. Да что не так с этой розой? Никто не может знать о нашей связи с Александром. – А розы нынче запрещены? – попытался вступиться за меня Георгий, но полицейский грубо оборвал его. – Метка розы размером не более четырех дюймов. Лепестки смотрят вниз. Вы молодая, темноволосая девушка, невысокого роста, с грациозной походкой и осанкой танцовщицы. – К чему вы это? – чувствуя, как кровь пульсирует в висках, с придыханием спросила я. – А вы не такая и немая, как вас описывал Константин Николаевич. И тогда я все поняла. Никто не мог видеть нас с Александром, но кто-то мог видеть меня в борделе Фани. – Пройдемте с нами, барышни. Или лучше сказать: «Пошла отрабатывать свой долг перед Империей. Покажешь хоть че умеешь?» Я попятилась назад, не зная, как реагировать на это вопиющее хамство. Меня вновь бросило в приступ неконтролируемой дрожи. Они считают меня блудницей, какой позор! – Это какая-то ошибка! – возмутилась я. – Вы задерживаете фрейлину при дворе Императора, и вообще, как смеете вы говорить со мной в таком тоне? – Ага, а я Император. Бери своего дружка-каторжника, и прыгай в повозку. Может тебе повезет и тогда наказание будешь отрабатывать не за решеткой, а на моих перинах. Полицейский схватил меня за руку, и собирался потащить в сторону дороги, где очевидно меня ждал кованный дилижанс, в котором, я направилась бы прямиком в тюрьму. – Вы не имеете права, – Георгий заслонил меня плечом и уставился на патрульного. – По-хорошему не хотите, да ? Я что вам сказал, паскуда? Не успела я даже среагировать на эту грубость, как внезапно Жуковский замахнулся и со всей силы заехал мужчине в челюсть. Раздался хруст, мужчина отшатнулся на несколько метров, а затем не удержав равновесие свалился в лужу на брусчатой дороге. В ту секунду я уже понимала, что наше будущее предрешено. – Ах, ты тварь! – заорал его спутник, и бросился на Георгия. Тот легко отстранился, позволяя мелкому полицаю проскочить мимо него едва задев плечом. Теперь двое стражей оказались не у дел. Они злобно смотрели на Жуковского, словно мелкие пьявки, что не могут удержаться за свою жертву. – Мне это надоело, – проревел патрульный, что раскинувшись валялся посреди дороги. Его рука прошлась по кобуре, а затем… Он достал из-за пазухи мушкет и направил его на Георгия. – Что ты теперь скажешь? – после этих слов он взвел курок, – досчитай до трех. Один, – я не успела даже вспомнить, какая цифра идет за единицей, как внезапно раздался оглушительный выстрел. По земле, смешиваясь с дождевой водой и заливая тротуар разливалась большое кровавое пятно. – Что вы?! – воскликнула я, падая на колени перед телом, – Георгий, – я принялась трясти его, словно это могло привести его в чувства. – Значит никакой он не Павел, – довольно прохрипел патрульный, отряхивая порох с мушкета, – что и требовалось доказать. Мне казалось, я вмиг разучилась чувствовать. Или мне просто было больно настолько, что я еще не могла осознать всю глубину своего отчаяния. Я видела, что мужчина еще дышит. – Скорее, что вы стоите, он же умрет! Вы хоть понимаете, что будет, если ваше начальство узнает, что вы убили дворянина? – говорила я сквозь слезы, продолжая судорожно трогать открытую рану Георгия. – Сбежавшего каторжника, ты хотела сказать. Руки были по локоть в крови, платье грязное и порванное у подола. Я видела, как в глазах Жуковского угасает жизнь. – Я думаю, нам скажут огромное спасибо, – сказал полицейский, поднимаясь с тротуара. Но я не слышала его омерзительный сарказм, как гной, выступающей из зараженной раны. Я нависла над телом Жуковского, пытаясь унять бурное кровотечение. – Нееет, пожалуйста, нет… Ты не должен был. Как же я… – Поднимай ее, – услышала я сквозь слезы, а потом две грубые мужские руки поставили меня на ноги и силой потащили в сторону улицы, бросив Георгия мучительно умирать. Глава 31 Тюрьма выглядела именно так, как я себе и представляла. Холодные каменные стены, сырость, что не давала вдохнуть полной грудью и громадные крысы, которые скреблись в углах. Я с ужасом ждала ночи, осознавая, что мне придется отбиваться от этих монстров в кромешной темноте. Удивительно, что я еще могла представлять худшие сценарии развития событий. Ведь, что могло быть хуже того положения, в котором я оказалась? Мимо прошел охранник. Словно дразнясь, он потряс ключами перед моим носом и направился к следующим камерам. Я отползла от железных перекладин решетки и уселась на небольшой валик соломы, что лежал на холодном полу. На мне было лишь шифоновое платье, которое я надела утром. Черный платок, которым я покрывала голову затерялся где-то по дороге в тюрьму, а, возможно, я обронила его еще у собора. Кто бы мог подумать, что этот день закончится так. Еще утром я была в великолепных покоях Императорского дворца, а ночь проводила на полу тюремной камеры. Было холодно. Очень. Я поежилась. Обняв себя двумя руками, чтобы немного согреться, я с горечью отметила, что именно такой финал, я никак не могла предвидеть. Что будет происходить дальше для меня было загадкой. У меня забрали сумочку, в которой не было ничего кроме маленького зеркальца, пудреницы и гребня для волос. С таким набором меня мало, что отличало от проститутки. Меня сдадут в бордель? Выкинут на ближайшей дороге перед этим вдоволь поглумившись? Я никогда больше не увижу отца, Фаню? Никогда больше не поговорю с Александром? Меня пробирала мелкая дрожь. Время тянулось медленно. То и дело скрипели решетки соседних камер, и я каждый раз вздрагивала, когда кто-то проходил мимо. Но каждый раз ничего не происходило, а охранник лишь глумливо подглядывал на меня, надеясь, что я начну с ним заигрывать, как полагает даме той профессии, к которой они меня отнесли. Пугала не столько перспектива быть наказанной, сколько мучительное неведение. За последние несколько часов произошло столько событий, что сложно было вспомнить их хронологию, но при этом, все они до последнего ранили меня в самое сердце. Удивительно, что оно все еще сохраняло способность биться. С приходом ночи, когда я уже утратила всякую надежду выйти из-под стражи, двери камеры с неприятным скрипом отворились, и в тусклом свете факелов я увидела мужскую фигуру. – Выходи, – приказал голос сурово. Я мгновенно вскочила из своего угла, хотя не представляла откуда у меня силы на такую активность. – Куда вы поведете меня? – поинтересовалась я, направляясь к выходу. Признаюсь, я думала о чем угодно, но только не о том, что эта дверь приведет меня к свободе. – Велено доставить вас во дворец, – оповестил меня страж на удивление спокойно. Услышав слово «дворец», я на миг застопорилась. Не может быть все так просто?! Они уже видели меня с Георгием, они знают кто я. Чего теперь от меня ждут в доме Императора? Прилюдных извинений? Публичного наказания? Да и кто вообще принял решение, доставить меня, падшую предательницу, во дворец? Едва я покинула свою клетку, мужчина схватил меня за запястья и, не позволяя вырваться, надел на них тяжелые железные кандалы. – Вы хоть понимаете, насколько это нелепо? – спросила я саркастично, – я фрейлина, а не убийца. – Это не мое решение, – холодно ответил страж, заперев за мной дверь камеры. Затем он грубо пихнул меня в спину, чтобы я начала двигаться вдоль коридора, по бокам которого располагались другие камеры. Я понимала, что говорить с ним бесполезно. Скорее всего он ничего не знал, а даже если и знал, то не стал бы говорить со мной, ибо считал себя выше этого.