От такой резкости оставалось разве что вскрикнуть и дать этому наглецу пощечину, но он попросту не дал мне такой возможности, тут же перехватив мои пальцы и обхватив оби кисти своими руками. Миновав несколько не очень уверенных пар, мы оказались внутри танцевального рисунка. В ту самую секунду, когда внимание окружающих было особенно пристальным, Константин, по-видимому, решил поиграть со мной в очередную неизвестную игру, а за одно, похоже, проверить какое еще унижение, я готова стерпеть. Он резко приблизился к моему лицу, так что между нами оставалось не больше сантиметра. От такого внезапного порыва я ошеломленно застыла на месте, запнувшись в собственных ногах, благо Константин предусмотрительно крепко держал мою талию, тем самым сберег от падения. Он выждал несколько мгновений, ни на секунду не отдаляясь от моего лица, а потом вдруг приблизился еще ближе и прошептал: – Чувствуете? – его губы почти касались моих и единственное, что я чувствовала это разящий от него запах алкоголя причем далеко не самый приятный. – Что я должна чувствовать кроме отвращения? – отозвалась я тут же отстраняясь. – Чем от меня пахнет? – Константин давно зашел за границу дозволенного, но теперь он видимо считал, что этих границ для него вообще не существует. – Если вы про запах бренди, то да, чувствую, – отрезала я, в сердцах умоляя вселенную, чтобы танец быстрее закончился. Но, к моему несчастью, все только начиналось, притом шанса скрыться у меня не было. – Другое, вы почувствуете потом, – в полголоса обронил он, проводя своими пальцами по моим обнаженным плечам, и, по-прежнему, не на сантиметр не отдаляясь от моих губ. Это было просто отвратительно! И тогда произошло то, чего я меньше всего от себя ожидала. Я резко оттолкнула от себя наглеца, так, что он отлетел на несколько метров, впечатавшись в пару, что плясала сбоку. Я больше не могла терпеть такое отношение к себе. – Не смейте прикасаться ко мне! Ни потом, ни сейчас. Никогда! Так легко взять того, кто слабее? Унизить, запугать, а потом заставить лизать вам ноги? Мне казалось, музыка в зале тут же замолкла. Вокруг уже собрались люди, все смотрели на меня разинув рты, а я даже не заметила, как в очередной раз с меня слетала маска. – Вам должно быть стыдно за себя. Кем вы стали? Жалким шантажистом, что не может получить женщину без угроз и силы. Вы не достойны называться сыном Императора, потому что вы самый посредственный нахал и лицемер. И вся ваша бравада, лишь цирк, за кулисами, которого прячется маленький уродец. Вы можете делать со мной, что угодно, ни во что меня не ставить, но хуже меня вам все равно не стать. Константин все еще стоял в стороне, глядя на меня округлившимися глазами. С таким же ужасом на меня смотрели остальные гости. Для них я была обезумевшей девицей. Но обезумевшими от тщеславия и фальши были они. И эта Империя была соткана из моих предрассудков. Но увы, эти предрассудки были куда лучше действительности. – Анна Георгиевна, возьмите немедленно себя в руки! – услышала я из толпы голос Марии Павловны, которая быстро подоспела к месту событий. Я равнодушно посмотрела не нее. Вероятно, у меня оставалась всего пара минут до того, как меня заберет охрана. – Вам противно смотреть на меня, не потому что за моей спиной репутация девицы из борделя, не потому что я предатель Императорской семьи, и не потому, что я именно вам чем-то насолила. Вам противно, потому что я отказалась играть по вашим правилам. А сами вы, чего уж греха таить, заложники своих игр. Бесконечно ставить друг друга на колени – вот ваш удел. Я задыхалась. Все плыло перед глазами одновременно от страха и воодушевления. Я ни о чем не жалела. И вдруг услышала из толпы тонкий голосок Елены. – Кто-нибудь, пожалуйста, уведите ее отсюда! Она хочет повторить историю своей матери. Мне показалось, или она действительно только что коснулась темы моей матери?! – Причем здесь моя мать? Она погибла от чахотки! – Твоя мать погибла, потому что предала Его Величество! Вперед выступила Мария Павловна. – Не сметь продолжать эту перепалку! Однако похоже в этот раз Елена решила ослушаться свою госпожу. В этом зале не я одна была безумна. – Фрейлина, приближенная к Императорской семье, знала и видела все, чтобы по кусочкам передавать материалы мятежникам прямо со стола цесаревича той роковой зимой в двадцать пятом году. – Это все ложь! Зачем ей это? – закричала я, не в силах поверить, что такое в действительности могло произойти. – Ох, Анна Георгиевна, вы так плохо знаете свое семейство! Ваш дядюшка прослыл чуть ли не главным виновником заговоров против Его Величества. Не думаю, что и ваша мать ушла далеко. А как говорится, ради семейного дела еще и не такое пойдешь, не правда ли? Ну же, признайтесь себе, Анна Георгиевна, семья у вас всегда была небольшая. Почему? Потому что всех сослали. Я уверена, вас и в Институт то никто не собирался отправлять учиться, просто неожиданно что-то произошло. Ваша матушка, что, заболела? А может она вовсе не болела? А потом…такая скоропостижная и такая внезапная смерить. – Елена Михайловна! – крикнул кто-то из толпы, но я уже никого не слышала. Все голоса слились в один большой фоновый шум. Спустя пару мгновений ко мне подлетела охрана, и, схватив меня под руки, потащила к выходу. Я не сопротивлялась. Кажется, это становилось традицией. *** Охрана вернула меня в мои же покои. Странно, что на цепь не посадили или не заковали в кандалы – наверняка же считали, что я лишилась рассудка. Наконец у меня появилось время, чтобы побыть наедине с собой. Однако я чувствовала, что в этом уже нет никакого смысла. Меня трясло, и я едва ли понимала, что происходит вокруг. Миллион мыслей – каждая из которых хуже другой. Брак Александра, казнь Жуковских, моя мать?! Неужели она и правда могла быть замешана в подготовке восстаний? «Вашу матушку никто не видел в гробу. А когда она умирала, ваш отец не позвал ни соседей с ней простится, ни родственников, ни даже святого отца», – всплыли в памяти слова крестьянки, что поведала мне о смерти матушки. А разбойники, которые приходили к нам в дом?! Если мать и вправду помогала мятежникам, не удивительно, что в один день ее все-таки раскрыли! Нет! Этого просто не могло быть! Я помнила ее такой чуткой, спокойной и домашней? Разве могла она быть шпионкой для повстанцев? Но если это все ложь, почему мое сердце обливается кровью? Почему почти не осталось сил, чтобы стоять, чтобы видеть, дышать и думать? Почему даже самый незначительный шорох в коридоре вызывает у меня страх? Впрочем, вряд ли кто-то еще рискнет заглянуть ко мне сегодня. Я показала на балу достаточно, чтобы мне приписали белую горячку. Тем не менее стоило мне подумать об этом, как я услышала отчетливые мужские шаги за стеной в коридоре. Еще секунда. Возня стражи за дверью. Вот она отворилась, и передо мной, сверкая, как новенький золотой, возник Константин. Я знала, за чем именно он пожаловал, но пока не представляла, как на это реагировать. Вряд ли я могла бы быть сейчас хорошим стратегом, потому просто считала секунды до неизбежного финала. – Я смотрю, вы уже пришли в себя, – начал мужчина, подходя ближе, но я даже не думала смотреть на него и отвечать. Спустя еще мгновение, я услышала, как стражники отдаляются от двери. Как прекрасно. Константин не хочет оставлять свидетелей своего преступления. – Вы снова решили прикинуться немой. Что ж, на этот раз такой трюк вам провернуть не удастся. Цесаревич нагло плюхнулся на кресло прямо напротив меня, вынуждая взглянуть на него, но вместо этого, я внимательно изучала пошарпанный паркет под ногами. – Вы понимаете, что своим выступлением, похоронили свой шанс на свободу? Единственным моим спасением был побег, но точно не теперь, когда я практически нахожусь в заточении. Прошло еще некоторое время, я хорошо чувствовала, что Константин начинает закипать. Но что я могла поделать?! Быть с ним милой после всего, что он сделал мне? Быть с ним грубой и только приблизить неизбежный фарс? В Институте не учили правилам на случай посягательств цесаревича. – Это правда, что мою мать арестовали из-за заговора против Императора? – спросила я неожиданно даже для себя самой. Я знала, Константин не упустит возможности поддержать любой диалог. – Заговорила! – воскликнул он, радостно потирая руки, как будто это он заставил меня расколоться, – я знаю эту историю только со слов Елены Михайловны. Но я склонен верить ей, поскольку она ни разу не лгала в таких вещах. – Что она сказала? – Какая вы напористая, Анна Георгиевна. – Я имею право знать. Константин едко ухмыльнулся и, скрестив руки на груди, неохотно начал рассказ. – Она была фавориткой. Недолго. Всего пару месяцев. Потом мой отец уехал в путешествие, не думаю, что он обещал ей что-то. Через полгода он вернулся обрученный с другой. – И вы решили это мотив предательства – неразделенная любовь? – фыркнула я, вспоминая, как счастлива была моя мать, когда я была ребенком. Сколько счастья было в ее голосе, сколько планов у нее было на жизнь, – да и вас не смущает, что вашего грандиозного мятежа она уже вот как девять лет не была фрейлиной? – Вы ошибаетесь Анна Георгиевна. Она не была фрейлиной, но все еще посещала Императорский дом. Мой отец это подтвердил. Они поддерживали связь, если вы понимаете, о чем я, – рука Константина коснулась моего запястья, но я резко отдернула руку. Цесаревич лишь громко рассмеялся в ответ. – Проще говоря, она была вхожа во дворец. Ее брат был руководителем подпольного движения. Не сложно догадаться, откуда у них в итоге оказывались все планы по перемещениям Императорской семьи, – неожиданно мужчина засмеялся еще громче, – но полно, бросьте, вы должны гордиться своей матушкой. Ей удалось задурить голову моему отцу! А вам, право, отлично удалось задурить голову мне. – Я не собиралась дурить вам голову. Я хотела спасти свою семью. – Знаю, – бросил он между делом, явно разыскивая лазейку, чтобы вывернуть на ту тему, ради которой он пришел, – потому будьте благоразумны и теперь спасите себя. Наконец я оторвала глаза от пола и с ненавистью посмотрела на цесаревича. Он был до безобразия уродлив. Перекошенная от едкой гримасы лицо, непропорционально большой подбородок, потрепанная прическа и черные глаза. Он будто черт, что сидит передо мной и ухмыляется. – То, что вы от меня просите никак не поможет мне избежать заключения. – Ха, – улыбнулся он еще шире, – тогда просто позволите этому случиться. Вам понравится. Внезапно мужчина встал с кресла и одним движением оказался рядом со мной. Я панически вжалась в спинку стула, но Константин легко перехватил меня за руку, поднимая на ноги. – Убегать не надо, – зашипел он мне на ухо, и я ощутила пьяное прикосновение его губ к моей коже. Из глаз вновь брызнули слезы. Рука Константина легла на мою талию, а вторая проворно принялась нащупывать тугие завязки на корсете. Я стояла парализованная испугом, стояла не в силах поверить, что это правда происходит со мной. – Это совсем не страшно, – цесаревич сгреб меня в охапку, и теперь я чувствовала каждую неровность его тела сквозь толстую ткань сюртука. Я дернулась, словно стараясь вырваться из браконьерских сетей, но куда мне до ловкости Константина. Он мгновенно сжал меня крепче, а затем снова припал к моему уху и зашипел, чтобы я вела себя тихо. Но мне хотелось кричать! Хотелось ударить его со всей силы, чтобы его руки больше никогда не касались моей кожи, а губы не ласкали мочку уха. Спустя секунду он схватил меня за подбородок, заставляя смотреть на него, а затем жадно впился в мои губы.