Алекса изумленно подскакивает, но Хоуп не останавливается: – Мы с Иден терпели тебя с тех самых пор, как нам не повезло оказаться с тобой в одной лодке. А ты? Неблагодарная, бесполезная! – Глаза Хоуп блестят, щеки раскраснелись. – Я тебя вчера перед Финнли оправдывала, ты в курсе? Я не спешу судить тех, кого не понимаю, ведь я могу многого о них попросту не знать. Поэтому стараюсь разглядеть в них лучшее. Но меня достало, что ты сидишь сложа руки, а всю работу сваливаешь на нас! Ты застряла на этом острове, как и мы, и теперь тоже будешь вносить вклад в общее дело. С меня хватит! На показавшееся вечностью мгновение каменеет даже ветер в листве. Затем тишину нарушают шаги и тяжелое, прерывистое дыхание Хоуп. Она, не оглянувшись, медленно входит в один из зеленых тоннелей. Прежде чем отправиться за ней, бросаю на Алексу долгий, выразительный взгляд. В ее глазах – пустое, непроницаемое выражение. Однако она не заставляет себя ждать и шагает следом. 17 Когда мы с Алексой догоняем Хоуп, я открываю руководство на четырнадцатой странице. «Как найти воду» – гласит заголовок. Просматриваю печатный текст, пытаясь различить его между записями отца. – Тут есть масса подсказок – следы животных, стайки насекомых, траектория полета птиц. Всякое такое. Интересно, пользовался ли папа этой информацией, когда попал сюда? Бродил ли часами со своей командой в поисках источника пресной воды? Нашел ли хоть какой ручей? В голову вдруг приходит идея. – А поиски воды, возможно, помогут обнаружить и Финнли, – говорю я. – Где бы ни был храм, построили-то его наверняка рядом с источником! Поэтому, если найдем воду… то есть когда мы ее найдем, – поправляюсь я, – надо будет идти вдоль берега. Хоуп расправляет плечи и оживляется. Я уверена, что из-за обезвоживания она чувствует себя виноватой, пусть и помалкивает. Мол, если бы только ее тело было выносливее, нам бы не пришлось отвлекаться от Финнли. – Если нам попадется грязь, то под ней будет грунтовая вода, – встревает Алекса, которой, в отличие от Хоуп, не стыдно открывать рот. – Меня бабушка научила во время потопов, когда из крана текла только зараженная гадость, а взять «Хейвенвотер» было негде… Короче, надо выкопать в грязи ямку и подождать. А если она наполнится водой, то пропустить влагу через ткань, чтобы очистить от грязи. – Алекса… это же гениально! – восхищаюсь я. – Спасибо. – Но лучше использовать «Хейвенвотер», – замечает она безо всякого выражения. – Никогда не знаешь, отравишься ты проточной водой или нет. Звучит так, будто она сталкивалась и прежде с чем-то подобным. Вспоминаю ощущение, что Алекса одинока ровно настолько же, как и я. – Это случилось с твоей бабушкой? Алекса не отвечает, а когда я бросаю на нее взгляд, она лишь рассеянно тычет в листву копьем, словно собралась на кого-то поохотиться. – Стая наобещала ей всякого. Мол, после переворота ее ждет новый дом, если она захочет перебраться в глубь страны, – произносит Алекса через минуту. – А она не дожила. Инфекция ее быстро прикончила. – А ты почему не перебралась в глубь страны? Этим вопросом задавались все, кто очутился в бараках: почему некоторые Волки предпочли не переехать в наши ныне свободные особняки со сверкающими на солнце бассейнами и ровно подстриженными газонами, а стать надзирателями. Потом мы сообразили, что для большинства из них «зажить лучше» оказалось синонимом «получить максимум власти». А еще дело было в садистском желании наблюдать за нашими страданиями. Алекса не из таких. Она вновь замыкается в себе, прямо в лодке, когда я спросила, кого ей не хватает. Бабушки, не сомневаюсь… но если та умерла, а Алекса все равно не уехала, значит, ее держало что-то другое. Кто-то другой. – Думала, что смогу помочь, – отвечает она. Долгое время мы молчим, нырнув в глубины собственных мыслей. Всякий раз, как нам попадается нечто отличное от общего пейзажа, я останавливаюсь и делаю пометки – дерево с черным как смоль дуплом, почти не заросший участок песка, необычные ярко-голубые цветы. В какой-то момент я принимаю особенно витые лианы за гадюк и едва не падаю с сердечным приступом. Хоуп приходится меня утешать. Впрочем, чего это я? Мы ведь еще не увидели ни одной змеи. Никаких следов животных. Ни муравейников, ни птичьих стай. Ничегошеньки – ни единого признака жизни. Мы следовали всем указаниям из руководства, но надежда так и не забрезжила перед нами. – Ты в порядке, Иден? – спрашивает Хоуп, и я моргаю. Поднимаю взгляд. Ослабляю мертвую хватку, которой вцепилась в книжку. Куда нас занесло? Что это за место, где девчонка может исчезнуть в ночи и не вернуться? Мы можем часами брести сквозь джунгли и не найти ничего – ни намека на жизнь, на свободу, о которой писал мой отец? Где не видно даже птиц? Даже жучка? Как-то… нехорошо. – Ага, – отзываюсь я. Какая польза от того, что мы поддадимся отчаянию? – Пойдем дальше. И мы упрямо продолжаем путь, правда, замедлив шаг из-за усталости. Иногда делаем привалы, чтобы перекусить, выпить воды, заточить ножом карандаш. Выдрав из календаря «Ноябрь», я принимаюсь за очередные пометки, и вдруг Хоуп хватает меня за локоть. – Ребят… вы слышите? – шепчет она, как будто боится что-то спугнуть. Сунув записи в книжку, закрываю глаза. Напрягаю слух. И различаю не только шелест листвы и потрескивание веток. – Вода? Хоуп расплывается в улыбке: – И это не прибой. Звук совсем рядом. От облегчения я готова заплакать. Какая удача в конце столь безрадостного дня! «Шум воды (северо-восток)», – записываю я около последней пометки с ориентиром. Алекса вынимает из свертка с припасами вторую флягу и вскрывает запечатанную крышку, а затем жадно выхлебывает сразу четверть. Мы с Хоуп не осмеливались выпивать столько в один присест. – Чего? – замечает Алекса наши изумленные взгляды. – Мы скоро найдем еще. – Нельзя быть такой беспечной, – возражаю я. Ох! У меня перехватывает дыхание, как от удара в живот: я говорю в точности как мой отец. Алекса закручивает крышку, но вместо того, чтобы убрать флягу в сверток из кофты, протягивает ее мне: – Хочешь? Давай, тебя ведь жажда мучит. Она права. Но я по-прежнему сомневаюсь, что мы имеем право превышать норму. Поколебавшись мгновение, беру флягу и выпиваю чуть больше обычного. Рискую в надежде на скорую победу и твердо заявляю, что мы найдем воду с минуты на минуту. – Ну что, вперед? – обращаюсь я к Хоуп и Алексе. Мы, воспрянув духом, отправляемся дальше, и с каждым шагом шум воды становится громче. Спустя некоторое время перед нами вырастают особенно густые заросли – они заглушают звуки, и мы вынуждены изо всех сил напрягать слух. Хоуп бросается вперед. – Ребята! – восклицает она, наклоняясь. – Смотрите! – В ее тонких пальцах – обертка от батончика. – Может, Финнли тоже здесь проходила? По телу проносится вспышка адреналина, и на пару чудесных секунд я ощущаю эйфорию, после чего замечаю похожие на гадюк лианы, от которых недавно едва не свалилась с сердечным приступом. Я помню, что ела батончик. Я им тогда чуть не подавилась. – Нет, – бормочу я, поникнув, – мы здесь уже были. 18 Мы словно пытаемся догнать мираж. Или найти начало радуги, или, поднявшись на цыпочки, снять с неба луну: постоянно слышим, как бурлит источник, возвращаемся туда, где звук громче всего, однако видим лишь джунгли. Бродим туда-сюда, пока солнце не начинает клониться за горизонт, но так и не находим ни капли. А еще мы почти прикончили наши запасы воды. Мы были настолько уверены, что обнаружим источник – и вот в итоге перестали экономить. Зато теперь мы не страдаем от жажды. Прихлопываю комара, и на моей липкой от пота коже выступает бусинка крови. Комар! А ведь раньше насекомые в джунглях нам не встречались… Может, это знак, что вода совсем близко? Укус сразу начинает чесаться, кожа краснеет. Появляется неприятное жжение – но не в месте укуса. У меня полыхает правая ладонь и задняя сторона бедер. Ощущение как от свежего перца чили – сперва он жжется, а потом опаляет внутренности огнем. – А-а-ай! – громко взвизгивает Алекса. Мы с Хоуп мгновенно поворачиваемся, но Алекса сгибается пополам, выбившиеся из прически волосы падают ей на лицо. Рассмотреть, что случилось, нам удается, лишь когда она кое-как выпрямляется. Ее руки и ноги будто окунула в чан с расплавленным солнечным светом. Волдырей нет, но вместо обычного загара на коже красуется равномерный ожог. – Что такое? – Хоуп подскакивает к Алексе прежде, чем я успеваю сделать и пару шагов. – А я откуда знаю? – раздраженно смотрит Алекса из-под упавших на глаза прядей. – Мы везде вместе ходим, и я вам не эксперт по джунглям. Хоуп, покачав головой, поджимает губы – мол, терпение ее почти иссякло. Мое, в принципе, тоже. – Хоуп хочет просто тебе помочь, – говорю я ровным тоном. – Вспомни, может, ты на что-то наступила или к чему-то прикоснулась? Мои бедра горят, но я понятия не имею, чем вызвано странное ощущение. А если это из-за комара?.. Я же не валялась на пляже, как Алекса, радостно подставляясь под ультрафиолет.