Навстречу им вышел Крутихин, он был уже одет и вытирал голову полотенцем. — Что случилось? — спросил он Булавина. — Вон…, иди, посмотри сам, — подал капитану фонарь, — последняя комната справа. Булавин довел женщину до лифта, нажал кнопку. — Это ужас какой-то, — с придыханием произнесла женщина и вытерла тыльной стороной ладони испарину со лба. — Поезжайте наверх, — в приказном тоне сказал ей Булавин. Глава XI Мелкая галька шуршит под ногами. Свинцовые волны лениво лижут кромку берега. Сегодня море спокойное, даже какое-то умиротворенное. И вообще в плане погоды сегодняшний денек выдался удачный. Днем, когда Булавин вышел на воздух, ярко светило солнце. Для этого периода времени это так непривычно, что моржи, ошалевшие от такого подарка природы, по-хозяйски оккупировали весь берег, наслаждаясь ярким солнечным светом. По берегу фланировала семья из трех медведей. Между двумя взрослыми особями бегал маленький медвежонок. Он пытался заигрывать с моржами, но те, видя, невдалеке от себя его родителей, сердито урчали и отворачивались от глупого звереныша. Взрослые медведи не обращали на моржей никакого внимания, хотя они составляют основное блюдо белых хищников в Арктике. Дело в том, что у моржей мощные бивни, которыми они умеют пользоваться при нападении медведей. И нападать на целую стаю моржей, себе дороже. Непредвиденный отдых днем получился по технической причине. Обрабатывая очередной снаряд на складе Булавин отвинтил колпачок, в это время услышал резкую команду майора Беленко: «Стоять! Не трогать корпус снаряда». Булавин удивленно обернулся, посмотрел на химика. Та рукой показала на основание снаряда. Булавин тоже бросил взгляд вниз, увидел на полу вокруг корпуса снаряда небольшую лужу бесцветной жидкости. «Спокойно отойдите от снаряда!» — велела Беленко. Булавин отошел. Беленко взяла какой-то порошок, обильно засыпала им лужу зарина. Затем она приказала всем покинуть склад. — Это что, силикагелиевый адсорбент? — спросил ее Булавин после душа. — Да. А вы откуда знаете? — Женщина-химик удивленно посмотрела на него. — Я заканчивал химфак. — Какой? — В Казани. — Там хорошая школа, — Ольга Беленко кивнула головой. — А почему здесь не по специальности? — Так получилось, — уклончиво ответил Булавин, — Как я понял, мы сегодня работать больше не будем. — Да. Наверняка испарения попали в воздух. Береженого Бог бережет. К обеду прибыл катер с земли Франца Иосифа. Привезли топливо для движка, батарейки для фонариков, нормальные ножи и вилки, какие-то радиодетали и еще всякую бытовую мелочь, которую Булавин и его подчиненные в спешке сборов не предусмотрели перед отъездом на остров. Но больше всего полярники обрадовались ящику апельсинов. Они были большие, ярко оранжевые и сверкали на солнце. Все офицеры не утерпели и сразу съели по одному фрукту. Вместе с экипажем пограничного катера на остров прибыл коллега Булавина капитан Сухоруков. Он вручил Булавину российский флаг: «Обозначьте на всякий случай территорию». Флаг повесили на самую высокую из двух радиомачт. Подполковник Самойлов, после того как флаг водрузили на антенну, встал перед ним по стойке смирно и отдал честь триколору. — А это кто такой? — удивленно спросил Сухоруков Булавина. — Представитель Генштаба. — А что он тут делает? — Откровенно говоря, не знаю. Нам он объяснил, что осуществляет общий контроль проводимых работ. — Серьезный товарищ, — оценил Сухоруков пафосный выход представителя из Центра. — Очень серьезный! На острове пограничники с катера пробыли около часа. От Сухорукова Булавин получил две новости, одну приятную, другую ожидаемую, но неприятную. Приказ о присвоении Ульриху Романовичу звания «подполковник» подписан два дня назад, бумага в часть придет с первым самолетом. Вторая новость, неприятная, пришла в виде двух писем. Одно письмо от жены, другое от сына. В конверте от жены лежало решение суда о расторжении их брака и короткая записка от Лианы: «Половину стоимости квартиры и тебе выплачу. Обойдемся без судебной волокиты». И все! Ни здравствуй, ни прости, ни даже прощай. Он еще лелеял надежду, что Лиана одумается. Нет, напрасно. Удар был сильный и явно подготовленный. После прочтения письма ему стало нехорошо. Обидно было даже не то, что на старости лет он остался без семьи, без жилья и какой-либо перспективы его приобрести. Горько было от осознания того факта, что жена, которую он любил, которую в трудные периоды жизни всегда поддерживал, вдруг взяла и хладнокровно выкинула его из своей жизни. Как будто не было двадцати трех лет совместной жизни. Слабым утешением было сочувствие сына Вадима, которое он скупо выразил в письме. Вадим писал, что «Олег Павлович поселился у них в квартире», что он работает в автосалоне менеджером по продаже иномарок и что отношения у него с новым «папашей» и матерью стали довольно натянутые. Кроме того, Вадим со знанием дела посвятил отца в юридическую тонкость: он может не соглашаться на вариант матери и имеет полное право жить в своей квартире. Свою комнату он любезно предложил делить со своим биологическим отцом. Спасибо Вадим, мысленно поблагодарил Ульрих Романович сына, но это будет наихудший вариант коммуналки. После обеда Булавин хотел поспать. Эта привычка, спать после обеда, выработалась с годами: частые суточные напряженные дежурства приучили Ульриха Романовичу к такому биологическому ритму. Он провалялся больше часа на жестком матраце, но сон не шел. Встал с тяжелой головой, нисколько не отдохнув. Ужин задерживался, так как Иноземцев объявил, что из привезенной баранины приготовит сегодня плов, ужин будет на час позднее. Все уже до тошноты наелись макарон с тушенкой, поэтому никто не возражал и спокойно отнесся к переносу ужина на более позднее время. Вечером в ожидании трапезы Булавин с Джеком отправился на свежий воздух прогуляться. Смеркалось. На небе висел блин луны, тускло светили звезды. Булавин нашел на берегу какую-то палку, бросал ее впереди себя, а Джек бежал за ней и приносил ее обратно хозяину, требуя очередной похвалы. Хаски — собаки активные, им постоянно нужны физические нагрузки, без них они быстро жиреют и дряхлеют. Ульрих Романович подошел к краю острова, остановился, стал напряженно вглядываться в серую мглу вперед собой, словно хотел найти там впереди ответ на ноющий вопрос, как жить дальше? Это самая северная и самая западная территория нашей страны, мелькнуло вдруг в голове Булавина, вот и я тоже, на краю жизни. Почувствовал, на ладони холодный нос собаки. Джек осторожно взял в пасть ладонь Булавина и потряс ее. Он словно чувствовал состояние хозяина и пытался его ободрить. Булавин посмотрел на пса: «Ну, что Джек, вот мы с тобой и стали безнадежными холостяками, — он присел на корточки, взял голову пса в ладони. — Вот ты, псина, я знаю, меня не предашь. Ладно, хватит ныть, Надо жить дальше. Пойдем, сегодня у нас шикарный ужин. Жизнь не так уж плоха!». Он направился обратно в сторону бункера, Джек побежал впереди. Через несколько минут Булавин увидел фигуру человека, двигавшегося в его направлении. Джек побежал ему навстречу, виляя хвостом. Когда Булавин поравнялся с Ольгой Беленко, то, растерявшись, поздоровался с ней: — Добрый вечер, Ольга Вячеславовна. — Поняв, что фраза выглядит комичной, так как он виделся с ней всего минут сорок назад, то спросил ее, — не боитесь гулять здесь одна? — Ну, вы же не боитесь? — усмехнулась женщина. — Ну да. Как вы считаете, за десять дней успеем закончить работу? — Если ничего непредвиденного не случится. Они стояли друг против друга, смотрели друг другу в лицо. В свете луны лицо женщины показалось Булавину ликом мадонны. Он вдруг поймал себя на мысли, что никогда не видел более красивого лица. Если бы я был художником, то написал бы с нее картину, подумал Ульрих Романович. Женщина тоже внимательно всматривалась в лицо Булавина. Было в этом взгляде что-то материнское. Вспомнился эпизод из далекого детства. Когда ему было десять лет, мать купила ему новые брюки. Они были модные и очень ему понравились. В первый же вечер он, вместе с пацанами своего двора, перелезая через забор (непонятно, зачем он вообще туда полез), разорвал штаны. Понимая, что от матери будет взбучка, мальчик как можно дольше оттягивал возвращение домой. Мать встретила сына на пороге, увидела порванные брюки, а также угрюмое состояние сына, сказала ему: «Иди мой руки, и ужинать, Штаны я заштопаю». Ни слова осуждения он от матери не услышал, все сказал ее взгляд. Вот и сейчас взгляд Ольги Вячеславовны был похож на тот материнский взгляд. — У вас что-то случилось? — тихо спросила Ольга Вячеславовна. — Случилось, — Булавин натянуто улыбнулся, — пойдемте назад. — Они медленно пошли в направления базы. — Развелись с женой. — В чем причина? — Нашла более богатого и успешного. — М-м-да, — женщина покачала головой. Минуту шли молча. — Ульрих, нам надо завтра утром спустить вниз остатки гидроксида натрия. — Хорошо, спустим. От внимания Булавина не ускользнуло, что она впервые назвала его не товарищ майор, и даже не по имени, отчеству, а просто Ульрих. От этого вдруг стало теплее на душе. На подходе к бункеру им встретился Самойлов. — Ольга Вячеславовна, ну так как, будете звонить домой? — спросил он Беленко, не обращая внимания на Булавина. — Я звонил в Москву, сигнал проходит хорошо. — Да, если вы мне покажите, как звонить. — Все так же как на обычном смартфоне, надо только нажать кнопку входа, вот смотрите, я нажал, теперь код и номер… Самойлов, стоя рядом с Беленко, показывал ей необходимые манипуляции. Булавин отошел от них, закурил. Вскоре услышал взволнованный голос женщины, ее отдельные фразы. К Булавину подошел Самойлов: — Вам не надо никуда позвонить? У меня связь бесплатная. — Нет, спасибо, мне не надо звонить, — хмуро проронил Булавин. И некому уже, мысленно добавил он. Самойлов насмешливо посмотрел на него: — Получили, наконец, подполковника? — слово «наконец» в устах генштабиста с ударением, что придало вопросу двойной смысл. — Получил. Разговаривать с Самойловым Булавин не хотел, тот, видимо, понял это и тоже молчал. Так они стояли на протяжении нескольких минут, пока Беленко говорила по телефону. И хотя они стояли от нее на расстоянии метров двадцать, почти все фразы из ее разговора до них все же долетали. «…Ксана, как Макс? … Сердится…? Ну-ка дай ему трубку…. Макс, милый, ну не сердись на меня…. Обещаю…. Максик, я скоро к тебе приеду. Все, все, жди, целую тебя в носик…» «Ох, уж эти бабы», — усмехнулся Самойлов, пошел к берегу. Булавин подозвал Джека, спустился с ним в бункер. Когда сели за стол ужинать, Крутихин при всех многозначительно поддел Булавина: — Ульрих Романович, а что это вы зажали подполковника? — Ничего я не зажал, — удивленно ответил Булавин, — документ-то в часть еще не пришел. Да и потом само событие… так… не мирового масштаба. — Какой же вы бюрократ! — с деланным возмущением воскликнул Крутихин, — при чем здесь документ? Приказ подписан? Подписан! Надо проставиться. — Да у меня и нет здесь больше ничего, — растерянно признался Булавин. Пить сейчас у него не было никакого желания. — У вас есть НЗ. — объявил Крутихин. В это время Иноземцев поставил на стол большой казан с дымящимся пловом. — Тем более под такой плов. — Ну, хорошо, сейчас принесу, — Булавин пошел к себе в комнату, чтобы отлить от большой бутыли этиловый спирт, выданный ему «на технические нужды». После того, как все поздравили Булавина с новым званием, и выпили за это событие по порции спирта, подполковник Самойлов бросил удивленный взгляд на Булавина, тихо произнес: «Теперь мы с вами одного звания». — Звание не призвание, — усмехнулся Булавин, накладывая себе в тарелку горячий плов, — а всего лишь маленькая отметина в ранговой таблице.