– Совсем, – кивает Флеминг, его глаза резко темнеют, хотя куда уж больше. – Я был против бассейна в нашем доме. Мирим настояла. – Это в ее характере. Она не любила уступать, – подхватывает Аннабель. – Вижу цель, не вижу препятствий. Таково было ее кредо. Во всем и всегда. – Точно, – невесело ухмыляется Алан. Диалог вдруг заходит в тупик, повисает тягостное молчание. Их словно примагниченные взгляды пытаются разглядеть в глазах друг друга что-то невысказанное. Аннабель непроизвольно обхватывает себя руками. Свой нелепый бомбер она так и не сняла, но мурашки, бегущие по коже, никак не связаны с температурой воздуха в гостиной. Ей не холодно, скорее наоборот. Молчаливая пауза затягивается, и напряжение между ними начинает ощутимо искрить. Анна инстинктивно отступает на шаг назад, испытывая одновременно неловкость и смущение. – На каждом из допросов неизменно задавался вопрос: почему я ничего не сделал, обнаружив свою жену в бассейне без движения? – глухим голосом произносит Флеминг. – Как я понял, что она мертва, если не убедился в этом лично? Почему не попытался оказать первую помощь? Возможно, ее еще можно было реанимировать, сделать искусственное дыхание или хотя бы вытащить из воды. – Наверное, тебя самого гложут подобные мысли. – Аннабель с сочувствием смотрит в неприступное лицо мужчины. На самом деле она совершенно не уверена в том, что Флемингу знакомы муки совести и чувство вины. Его поведение демонстрирует что угодно, но только не раскаяние. Хотя откуда ей знать? – Семь метров глубины, – словно не услышав ее реплики, продолжает Алан. – Мири любила нырять с вышки. Она могла плавать часами, и я никогда не волновался… У меня даже мысли не возникало, что с ней может что-то случиться. Мы объездили много стран, и везде, где были моря, Мириам первым делом бежала записываться на дайвинг. Она и с доской неплохо справлялась, ловила волну не хуже опытных серфингистов. – Может быть, Мири неудачно прыгнула и ударилась головой о борт? – Судмедэксперты не нашли ни в воде, ни рядом ни одной капли крови. – Крови могло и не быть, – возражает Анна. Ее внезапно бросает в жар, в то время как спину обдает холодом. Она не ожидала, что Алан начнет откровенничать чуть ли не с порога. Он застал ее врасплох. Возможно, специально. Играет на эффекте неожиданности. – Мири лежала в воде лицом вниз. Я звал ее, метался вокруг бассейна, кричал… – В его голосе проскальзывают болезненные интонации, и сердце Аннабель сжимается от искреннего сострадания. Сейчас он точно не играет. – Самые чудовищные минуты в моей жизни. Я проклинал себя за то, что оставил телефон на своем рабочем столе. Поэтому был вынужден вернуться в дом, чтобы позвонить в службу спасения. Мне пришлось оставить ее там одну. – Ты не обязан мне все это рассказывать… – тихо бормочет Анна, испытывая целый спектр тяжелых эмоций. Жутко даже представить, что пережил Флеминг в тот безумный день, когда сначала нашел свою жену мертвой, а потом потерял и стал главным подозреваемым в деле по ее исчезновению. Страшно, больно, чудовищно, жестоко и несправедливо… но только в том случае, если он и правда невиновен. – У нас был уговор, – напоминает Алан. – Я решил начать первый. Выражение его лица снова становится нечитаемым, и Аннабель с досадой приходится признать, что физиогномист из нее никакой. Психолог тоже посредственный. Остается только интуиция и внутреннее чутье, а они в один голос орут, что этому муд… упс, мужику доверять нельзя. Да и с чего она вообще взяла, что Флеминг возьмет да и вывалит всю подноготную внезапно свалившейся на его голову родственнице. Не дурак же. Мозги и воображение присутствуют. Черт, ну неужели Мири не могла себе найти парня попроще? Попонятнее. Стоило Аннабель об этом подумать, как ее снова бросило в холодную дрожь. Ощущение присутствия стороннего наблюдателя, как было дома в прихожей и еще пару раз, вернулось, усиленное двукратно. Она спиной почувствовала холодное дыхание. Затылок онемел от напряжения, мышцы словно оцепенели. Все симптомы хронической каталепсии. Вот только Аннабель никогда не страдала душевными недугами, а об этой болезни узнала от Мириам. После рождения младшего сына Трейси Бенсон погрузилась в затяжную послеродовую депрессию, а через год матери Мири диагностировали кататоническую форму шизофрении. Женщина время от времени впадала в ступор, проводила в неподвижном состоянии по нескольку часов, а иногда и дней. Мириам жутко боялась свою мать, когда случался приступ. Мири считала, что телом Трейси периодически овладевают злые духи. Это была одна из причин, по которым Аннабель не сомневалась в том, что кузина внесла в свою книгу очень много личных моментов. Самых пугающих и темных. Весь пережитый страх и отголоски ночных кошмаров. Поэтому Анна так и не решилась прочитать ее роман. Она тоже боялась… – Ты не знаешь, о чем я хотела спросить, – Аннабель находит в себе силы возразить. – Я знаю, Эни, – уверенно говорит мужчина и начинает неторопливо приближаться. Она вся сжимается, с трудом сдерживаясь от желания побежать к двери, но его прямой и твердый взгляд словно пригвождает собеседницу к месту, лениво скользит по лицу, спускается ниже, замечает мелко дрожащие пальцы. Анна делает вдох, только когда Флеминг огибает ее справа. – Надо разжечь огонь. Ты замерзла, – произносит он, опустившись на корточки перед камином. – Вовсе нет. – Ты дрожишь, – отмечает он, бросая в перегоревшие угли несколько свежих поленьев. – Причины может быть две. Страх или холод, – продолжает Алан. Засунув в середину несколько скомканных листков бумаги, он подносит к торчащему кончику зажженную зажигалку. Секунда, и пламя вспыхивает, быстро расползаясь по топке. – Ты боишься меня, Эни? – Подняв голову, Флеминг пристально смотрит в синие глаза гостьи. – Мы говорили об исчезновении Мириам, – девушка резко меняет тему, но, судя по ухмылке Алана, он успел прочитать ответ на женском лице. – У меня нет сомнений в том, что моя жена была мертва, – вытянув ладони над огнем, уверенно отвечает мужчина. – Если бы я прыгнул за ней в бассейн, то криминалисты получили бы два трупа. – Один, – коротко поправляет девушка. – Мириам они так и не нашли. Никаких следов. Ни ее, ни того, кто мог в считаные минуты спрятать тело так, чтобы его никто не нашел. До сих пор. – Следователи пытались продвинуть версию, что тела и не было. Самый простой вариант из всех возможных. У писателей богатое воображение, особенно если убийства – это основная тема книг конкретного автора. – Логичное предположение, – соглашается Аннабель. – Писатели – люди с тонкой душевной организацией, склонные к искаженному восприятию реальности, легко могут спутать иллюзии с действительностью. А кое-кто еще и пользуется допингом для расширения «горизонтов» воображения. – Тест на наркотики показал, что я чист, – качнув головой, опровергает Алан озвученные версии. – А судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что с мозгами у меня полный порядок. Но в какой-то момент я сам начал склоняться к мысли, что мне все померещилось… И я бы все отдал, чтобы так оно и было. – Он выпрямляется в полный рост и делает шаг в сторону Анны. Теперь их разделяет расстояние не больше вытянутой руки. Он пахнет дымом и опасностью, но бежать глупо и слишком поздно. – В таком случае дело бы закрыли гораздо раньше, – проанализировав услышанное, заключает Аннабель. Ее взгляд смело встречается с его – полным блуждающих теней. Она уже видела их, когда они разговаривали в машине и в баре. – Слишком много фактов указывало на то, что Мириам не покидала территорию дома. Ее вещи остались лежать на шезлонге в бассейне: сланцы, полотенце, халат, открытая бутылка воды и надкусанный батончик мюсли со следами ее слюны. Машина на парковке, ключи и телефон в спальне. Обувь, драгоценности, одежда, документы – ничего не пропало. Ни доллара не списалось с ее счетов с момента исчезновения. Никаких значительных трат и крупных денежных переводов до… – И у тебя нет собственных идей? – Задав вопрос, Аннабель от волнения задерживает дыхание. – Были, но все они по тем или иным причинам зашли в тупик, – отвечает Алан, склонив голову набок. – А у тебя, Эни? – Его голос звучит на тон ниже. – Кроме меня есть еще подозреваемые? – Я не думаю, что ты убил свою жену, – отрицает Аннабель. Не очень умело, совершенно неискренне. Скептическая полуулыбка застывает на губах Флеминга. – А если я? Что ты сделаешь? – Флеминг смотрит ей в глаза с лукавым любопытством. – Ты блефуешь. – Она качает головой. – Ты не похож на убийцу, Алан, но и на скорбящего вдовца – тоже. – Как, по-твоему, выглядит скорбящий вдовец? – снисходительно уточняет он. Аннабель неожиданно для самой себя вскипает от вспыхнувшей злости и раздражения. – Не знаю, но точно не так, – смерив мужчину осуждающим взглядом, выпаливает она. – Мой тебе совет: если не знаешь, лучше промолчи, – ухмыляется зазнавшийся мерзавец. – Так и сделаю. – Резко отвернувшись, Анна отходит к окну. Сбегает, как последняя трусиха. Капитуляция. Полная. Позорная. Но и дальше терпеть его снисходительный тон выше ее сил. Стянув с себя ненавистный бомбер, девушка бросает его на ближайшее кресло. Можно было даже не стараться уродовать себя. Этот самодовольный говнюк считает ее полной идиоткой, если не хуже. – Ты, кажется, хотел приготовить пасту, – немного успокоившись, напоминает она, делая вид, что рассматривает разноцветные витражи. – Составишь мне компанию? – Помочь не обещаю, – Анна оглядывается через плечо. – Только все испорчу. – Я и не прошу, – Флеминг дружелюбно улыбается. – Выпьешь вина, согреешься, расслабишься, а потом расскажешь, почему ты так боишься возвращаться на ферму Бенсонов. Свою часть уговора я выполнил, теперь твой черед. Не отрывая взгляд от прищуренных черных глаз Алана, Аннабель разворачивается к нему всем корпусом. Все внутри нее бастует против его слов. Ни черта он не выполнил. Почти все, что поведал Флеминг, она давно знает и так. Он умолчал главное. У него был мотив и возможность совершить преступление, быстро скрыть следы и запутать следствие. Возможно, Алан и не причастен к исчезновению Мириам, но сокрытие имеющихся фактов указывает на обратное. Если мужчина невиновен, то почему он лжет? Как, черт возьми, ей заставить его сказать правду, не раскрыв свой главный козырь? И почему Аннабель так важно вывести Флеминга на чистую воду? «Я чувствую, что надвигается нечто ужасное, а у меня совсем не осталось сил противостоять неизбежному. Мне так страшно, Эни. Оказывается, неважно, как далеко убегаешь от демонов прошлого и сколько лет живешь без кошмаров и воспоминаний. Они ни на миг не забывали о том, что я все еще принадлежу им. Ничто не поможет. Огромный город, успех, слава, обеспеченная жизнь, новые возможности и любимый муж, которого я так хотела сделать счастливым и не смогла. Мои демоны вернулись, чтобы забрать меня, вернуть обратно. Я сама им позволила, сделала первый шаг, поддалась на их зов. Они близко… так близко. Я слышу их, я постоянно их слышу. Они зовут, требуют, кричат. А мой муж… он тоже этого хочет. Хочет, чтобы я ушла, исчезла, оставила его навсегда. Он с ними заодно, Эни. Я чувствую, знаю, но не могу остановить. Я позволю ему. Позволю ему убить меня. Он уже это сделал. Я боюсь его, Эни. Я боюсь его больше, чем их…» Анна вздрагивает, дословно вспомнив строчки из последнего письма Мириам. Прочитав их впервые, Аннабель испытала настоящий шок, ощутив всю агонию, что витала между слов. Это был не просто страх, а крик о помощи, который Анна услышала слишком поздно. Необратимо поздно. Непростительно… «Если бы я могла что-то исправить…» Когда-то в юности Аннабель прочитала замечательную книгу Иэна Макьюэна «Искупление». После она долгое время ходила под впечатлением. Некоторые цитаты выписала в тетрадь, а многие выучила наизусть. Одна из них в полной мере отражает все, что чувствует Анна сейчас: огромную вину за свою трусость, равнодушие и бездействие. «День за днем мы являемся свидетелями преступлений друг друга. Ты сегодня никого не убил? Но скольких ты оставил умирать?» Глава 7 Алан Флеминг – А ты не будешь? – Аннабель с плохо скрываемым подозрением косится на наполненный бокал. Неужели думает, что я могу что-то подмешать в вино? Это даже забавно – то, каким чудовищем она меня считает. Однако личная неприязнь и сквозящее за каждым взглядом и словом недоверие не мешают ей откровенно рассматривать меня в те моменты, когда она думает, что я занят приготовлением обеда или, скорее, раннего ужина. Внутренние противоречия свойственны многим женщинам, но Аннабель Одли олицетворяет собой целый клубок полярных эмоций. Опасность возбуждает не только взбалмошных адреналиновых наркоманок, но и таких трусливых тихонь, как Эни. – Предпочитаю напитки покрепче, – отвечаю я, поставив перед Аннабель тарелку с нарезанным пармезаном. – Угощайся. – Спасибо, – сдержанно благодарит Анна и, поерзав на барном высоком стуле, храбро тянется за кусочком сыра и даже решается сделать глоток вина. Потом еще один и еще. Для смелости. Я удовлетворенно улыбаюсь себе под нос, помешивая в сковороде мелко нарезанную грудинку, постоянно ощущая на себе изучающий взгляд гостьи.