Ты прекрасен, Алекс, но душа твоя пуста. Никто не умер бы за тебя. И никто не должен был умереть из-за тебя. Инди. Она использовала слова из «Маленького принца», и почему-то от этого было больнее. «Маленький принц» принадлежал нам. Я написал ей песню о нем, а она использовала это против меня. Я понял, сидя в парижском отеле, ничем не отличающемся от других и в то же время ни на один не похожий, что наконец нашел ее. Девушку, стоящую всех написанных мной песен. А потом потерял ее. Девушку, чью жизнь я помог разрушить. В конце холодного темного тоннеля моего существования брезжил свет: даже я понимал, что не могу отменить оставшиеся концерты турне «Письма Покойника». Дженна выроет еще один тоннель во мне и запихнет туда динамит, если я посмею о таком заикнуться. За мной следовали страховщики, в спину зловонно дышала звукозаписывающая компания. И я вообще-то успешно вернулся на сцену и устроил шумиху вокруг своего следующего безымянного альбома. Кроме того, мои товарищи полагались на меня. Товарищи, которых я хотел убить, но которым в то же время был обязан. Наши отношения были сложными, ненормальными, совершенно сумасшедшими. Они постоянно предавали меня, пытаясь вернуть к жизни. И работало же! До этого момента. Я пообещал себе, что чем бы это дерьмо ни закончилось, я позабочусь о том, чтобы Фэллон сделала для Стардаст и ее семьи то, что должна. Я стоял у кухонного островка в номере, так сильно сжимая ее записку, что пальцы чуть ли не хрустели. Запах Инди все еще оставался в моих ноздрях, на моей подушке, внутри меня. Дверь позади меня открылась. Да, я снова употреблял. Ну пытался. Черт, какой же хреновый из меня наркоман. – Даже не думай, – я вдохнул, пытаясь зажечь маленькие камешки соли. Как, черт возьми, можно кайфануть с помощью этого? Мне нужны новые друзья. Новые молодые неудачники, которые научат меня отрываться с помощью пустяковых вещей. А ведь даже четырех часов не прошло после того, как ушла Инди. Страшно было подумать, что станет со мной через неделю. Я умру, если превращусь в то, что так отчаянно ненавижу. – О чем я не должен думать? – я слышал, как Люк ходит позади меня, но поворачиваться не стал. – Обо всем. Мой ответ «нет», о чем бы ни шла речь. Не разговаривай со мной. Не извиняйся. Не нужны мне твои соболезнования. В последний раз говорю, я трахнул Лору задолго до того, как ты встретил ее. Не нужно было дважды портить мои единственные серьезные отношения, – я раздраженно кинул соль на стойку и, конечно же, вступил с ним в беседу. Идиот. Я был идиотом. Часть меня, пусть маленькая и незначительная, заглушенная всем этим дерьмом в моей голове, понимала, что я это заслужил. Все произошедшее со мной. Уход Инди. Сучье поведение Фэллон. Мои друзья и агент нянчились со мной, врали мне: контролировали каждый мой вздох, начиная с моих любовных отношений и заканчивая альбомами, договорами, интервью и общим благосостоянием. Лукас встал рядом и смахнул полусожженную соль на пол с мраморной стойки. – Думаешь, дело в Лоре? – закричал он мне в лицо. – Ты больной! Что с тобой не так? Дело не в Лоре и не в Фэллон. Даже не в Инди. Дело в тебе, придурок. Я влюблен в тебя, – он покачал головой, выплюнув эти слова мне в лицо. Я повернулся к нему. Слова капали словно дождь сквозь щели в потолке. Медленно, но настойчиво. Если бы я только мог их понять. – Что? Лукас взял меня за руку и притянул к себе. Я позволил ему, поскольку был слишком поражен, чтобы сказать что-то внятное. Наши лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров, но достаточно далеко, чтобы я смог разглядеть выражение его лица. Раненое, почти как у меня. – Я люблю тебя. Люблю уже, хм-м-м, давай подумаем, лет двенадцать? Все знают. Для всех это очевидно. Я начал играть на барабанах из-за тебя, черт возьми. Тебе нужен был барабанщик, и ты не мог его найти. Никто не хочет быть барабанщиком, ведь их никто не замечает. Но я это сделал. Я хотел находиться ближе к тебе, а ты хотел организовать музыкальную группу. Поэтому я научился играть на барабанах. Потом я стал твоим инструментом. Подбирал за тобой ошметки – твою идиотскую подружку Лору, Фэллон и всех вокруг, чтобы получить хоть что-то от самого тебя. Несколько кусочков чертового Алекса Уинслоу, парня, который, к несчастью, обладал всем. Харизмой, талантом, такими глазами. Он умел заполнить собой комнату. Эти чертовы глаза, Алекс, – Лукас отпустил мою руку и закрыл лицо руками, качая головой в отчаянии и расхаживая по комнате. Я хотел зажечь сигарету, чтобы чем-то занять рот. Я не мог и слова сказать, и был слишком поражен, чтобы пошевелиться. Все знали? Я что, жил в другом мире, не в том же, где мои товарищи? Кажется, они много чего скрывали от меня. – Я помог вам с Фэллон расстаться не потому, что мне нравился Уилл или она, а потому что я люблю тебя. А любовь к тебе означает необходимость наплевать на свои желания и нужды. Фэллон тащила тебя за собой в зависимость и депрессию. Она отравляла тебя, поэтому я убрал ее. И я бы снова это сделал, если бы мог. Ни на секунду не задумавшись. Я бы убил за тебя, Уинслоу. А теперь Инди сделала нечто противоположное. Она воскресила тебя. Разумеется, глядя, как ты забавляешься с ней, я каждый день хотел наложить на себя руки. Я толкнул тебя в объятия другой, и это убивало меня. И все равно я это сделал. Ради тебя. Лукас упал на черный бархатный диван, зарывшись лицом в одну из подушек. В душе я задумался, каким нужно быть придурком, чтобы жить и не замечать, что один из лучших друзей влюблен в тебя. Таким, как я. Я тот придурок. – Ты гей, – глупо сказал я, потирая потный висок. Не знаю, почему я так потел, но, возможно, в таком состоянии я не мог понять, насколько жарко в номере. Я так усердно пытался накуриться и не думать об Инди. И я потерпел поражение и в том, и в другом. – Да, гей, насколько это возможно. И, пожалуйста, не нужно шуточек Элфи, – Лукас теребил молнию кожаной куртки. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Казалось странным говорить о нем, когда мой собственный мир лежал в руинах. Но я больше не мог оставаться дерьмовым другом, и это признание стало началом. К тому же он был похож на ребенка, который захандрил. Грустный, раздраженный, побежденный. Я уселся на диван рядом с ним и толкнул плечом. – Мне жаль, – я даже не знал, за что извинялся. За то, что не гей? За то, что на его глазах щеголял в шато с половиной женщин Голливуда? Заставлял играть роль феи-крестной больше десяти лет? Нечаянно сделал его чертовым барабанщиком? – Не надо. Мне почти тридцать, и я все еще скрываюсь. Я врал тебе многие годы. Наверное, мы квиты. – Лукас вытер нос тыльной стороной ладони, не поднимая глаз. Я не думал, что это возможно после ухода Инди, но мое сердце треснуло еще сильнее. Оно разбилось из-за Лукаса. Я резко притянул его в объятия. – Эй, – сказал я, глядя на стену перед нами. Все было дерьмово, но мне нужно было убедить Лукаса в обратном, потому что Инди была права. Мне нужно было найти душу и показать ее окружающим меня людям. – Посмотри на меня. Он снова всхлипнул и поднял взгляд. – Когда ты понял, что тебе нравятся члены? – Когда нам было по двенадцать. Может, тринадцать. Не знаю. Я лишь помню, что желал твое сердце до того, как захотел член. Это был январский вечер. Я заметил, как ты ходил по дороге, закинув Таню за спину, и кричал в закрытые окна: «Кто знает, как настроить гитару?» Тогда я подумал… этот сукин сын однажды заполнит всю комнату статуэтками «Грэмми». Ты был похож на неудачника, но так любил то, чем занимался, что я не мог этим не восхищаться. Твой голос только сломался. Появилась дюжина или около того прыщей. Помнишь? – он засмеялся. – Боже, ты был смешон. – Я все еще смешон, – я ухмыльнулся. Я помнил тот день. Друг папы Дункан наконец согласился настроить Таню и научить меня играть первые аккорды песни «Smoke on the Water». – Просто я не знаю, забавно ли все еще быть смешным теперь. – Ты точно все еще смешной, – сказал Лукас, хлопая меня по груди. Раньше он этого не делал. Может, всегда хотел, но не знал, как я отреагирую. Эта мысль вгоняла меня в депрессию. – Пожалуйста, не возвращайся к старому, Алекс, – Лукас снова говорил серьезно. Но было поздно. Пусть я и не накурился этим вечером, я точно знал, что сделаю это. И что буду жалеть. Знал, что это поможет хотя бы частично заглушить боль после произошедшего со Стардаст. – У меня есть вопрос, – я сменил тему, вытащил сигарету зубами из пачки на кофейном столике и зажег ее. Я все еще обнимал Лукаса за плечи словно младшего брата. – Если бы мы были вместе, я был бы сверху или снизу? Лукас громко рассмеялся сквозь слезы. – Я всегда сверху. – Чушь, – ответил я. – Видишь? – сказал он. – Ты все еще смешной. – Он прижал указательный палец к моему носу, улыбаясь с несчастным видом. Я все еще думал об Инди во время всего этого разговора. Гадал, что подумала бы она, узнав правду о Лукасе. Глава двадцать девятая Алекс Алекс, Помнишь, как мы впервые переехали в Лос-Анджелес и пообещали себе никогда не меняться? Что останемся теми же парнями из того же дерьмового городка, объединенными ненавистью к футбольному клубу «Манчестер» (пошли они, чувак, пошли они). Ну, наверное, нужно сказать, что мы нарушили это обещание. Должен признаться – даже когда мы перестали быть друзьями и стали соперниками, ты всегда был впереди. Ты получил лучшую девушку, лучший альбом и более престижный «Грэмми». Ты попал на обложки Rolling Stones и NME[33], в то время как я попал в дерьмовый Billboard. Твоя музыка все еще нравилась хипстерам, даже когда стала мейнстримной, в то время как меня пригласили в Country Music Awards. И у тебя есть друзья. Все они. Твои. Я хочу, чтобы ты знал, откуда возникла идея с Индиго Беллами и тем более хочу, чтобы ты понял – я тебе не враг. Никогда им не был. И не буду. Наверное, я должен объяснить все тебе. Ты думаешь, что я украл у тебя Фэллон, хотя в реальности я лишь хотел спасти вас обоих. Люблю ли я ее? Да. Смогу ли я получить ее всю, как ты, когда добиваешься всего? Нет. В ту ночь, когда Фэллон попала в аварию, она возвращалась с моей вечеринки в Калабасасе. Тебе было плохо, и ты остался дома. Она накурилась и собиралась сесть за руль. Я знал об этом. И позволил этому произойти. Я беру всю ответственность на себя. Там было столько людей, что меня не особо заботило, кто приходил и кто уходил. Но через день после аварии она позвонила мне. Отыскала меня. Она была в панике и знала, что ты бросишь ее, если она сразу не пойдет в полицию. С тех пор у нас с Фэллон начались токсичные отношения. Мы сблизились, и я все больше влюблялся в нее, а ее страсть к наркотикам становилась все сильнее. Мы изменяли тебе, и это всплыло на поверхность. Я не виню тебя за то, что ты выбросил меня из своей жизни. Наверное, нам лучше держаться вдали друг от друга. Но я всегда знал о родителях Индиго Беллами. И знал, что однажды это аукнется мне, это правда. Я знал. Я частично несу за это ответственность. Я чудовищный и гадкий человек.