Удивленно моргнув, парень начал открывать рот, но я не дал ему ничего сказать, озвучив вдруг вспыхнувший в башке набор внешне никак не связанных слов: — Новолуддизм. Затмение. Пять. Один. Окси. Дельта. Тупая. Дура. Долг. Выпучившись на меня, молодой вояка заморгал еще чаще, медленно опуская руку на кобуру. В его глазах читалось полное непонимание. — Солнце сегодня было жарким — кашлянул он — Многие перегрелись и… — Тихо, Стакки! — этот резкий командный голос исходит от мужика лет сорока. Говорил тот, кого я опознал как командира этой группы. Поднявшись во весь свой немалый рост, он глянул на меня и… потянулся к красному ящику со словами: — Доступ к связи предоставлен по твоему требованию, амиго. Топай сюда. Спрыгнув с повозки, я миновал изумленного вояку и вошел в мелкие воды. Меня никто не атаковал, все кроме командира были в лютом недоумении, а тот просто протянул мне телефонную трубку на проводе. Прижав древний аппарат к уху, я услышал пару длинных гудков, а затем крайне удивленный женский голос с той стороны: — Случилось что? В смысле — слушаю! Что произошло?! — Окси. Смесь кислот. Пять. Гамма. Одиннадцать. Тупая дура — слова выходили из меня будто сами и они явно имели какой-то смысл, раз на той стороне сначала воцарилась тишина и только секунд через пять охрипшая женщина дала ответ: — Протокол Одерон активирован. Вертолет уже поднимается… сэр. Ожидайте. — Принято — буркнул я и вернул трубку военному. Усевшись на доски навеса, я опустил ноги в воду прямо в ботинках и поинтересовался: — Кофе есть?… Прибывший старый, но поддерживающийся в идеальном состоянии вертолет доставил меня не к центральному городу. Нашим пунктом назначение оказалось смутно знакомое мне серое мрачное здание, выглядящее абсолютно безликим серо-зеленым кубом. Высота в тридцать с небольшим метров, плоская крыша напичканная всем необходимым под завязку — от водосборников и солнечных панелей до огорода, плодового сада и вынесенной за пределы крыши посадочной площадки. На нее мы и опустились — пилот сработал ровно и четко. За не слишком долгое время полета он ни разу не взглянул на меня и после взлета не произнес ни единого слова. Кроме нас в вертолете не было никого. Зато на сиденье лежал небольшой деревянный ящик. Внутри него обнаружился кусок копченого жирного мяса, стеклянная солонка полная крупной соли, большая головка свежего чеснока, несколько ломтей ноздреватого и еще теплого хлеба, полулитровая бутылка виски «Мертвая Башня» и стеклянный закрытый кувшин доверху наполненной темной красной жидкостью. Его я проверил в первую очередь. Принюхавшись, сделал крохотный глоток и… не отрывался от кувшина пока не ополовинил его. Кисло-сладкий компот… Мой любимый — это я осознал буквально только что. Его не могли сварить к тому моменту, как я дал о себе знать — разве что знали заранее о моем появлении. Но и совпадением это тоже быть не могло. Ответ дал пилот, первый и предпоследний раз нарушив молчание: — Кастрюлю особого компота варят дважды в сутки. К исходу каждых двенадцати часов отдают персоналу и варят свежий. Все остальное тоже всегда наготове, сэр. Всегда… в течении столетий. Я промолчал, вставляя кувшин в специальные держатели внутри деревянного ящика. Следующей я вытащил бутылку виски. В этот момент пилот нарушил молчание последний раз: — Взлет. Он не предложил пристегнуться или надеть наушники — это я сделал сам, не отрывая взгляда от этикетки на бутылке виски. Серый бурный океан вздымает пенные волны, а из его вод поднимается угрюмая и некогда светлая башня-небоскреб с зияющими в ее стенах многочисленными темными проломами. Виски «Мертвая башня»… Это мое виски. Я выпускал его, контролируя процесс от и до. Да… к тому моменту я владел парой десятков похожих друг на друга полуподпольных баров по всему задыхающемуся миру. Даже больше — их было двадцать. Одиннадцать баров находились на нижних уровнях башен и там собирались сочащиеся гнойной грязью гоблины, что порой не могли заплатить даже за глоток самого дешевого бурбона. Еще одиннадцать баров находились на вершинных уровнях различных жилых башен и работали для посетителей совсем иного рода. Я беспрестанно мотался от одной точки к другой, попутно со своим все растущим и растущим отрядом обстряпывая куда более криминальные и кровавые дела, приносящие огромную прибыль. Да… в те времена я работал уже только и только на себя. Я обладал определенной репутацией… И в каждом из моих баров подавалось виски «Мертвая башня». Бутылка в моей руке стара… очень стара… ее горлышко залито бурой массой, что рассыпалась мелким крошевом в моих жестких пальцах. Плачуще вскрикнула скручиваемая жестяная крышка, в ноздри ударил знакомый крепкий аромат. Это оно… настоящее… Стакана или стопки не нашлось. Я ощутил в этом какую-то смутно знакомую насмешку… и сделал большой глоток прямо из горлышка. Утерев рукой обожженный алкоголем рот, я занялся куском копченого мяса и хлебом. Из хрустнувшей в ладони головки чесноки полезли крупные белые дольки. Медленно жуя, наслаждаясь каждым куском и глотком, я смотрел на проносящие под нами земли. Вертолет летел низко. Уверен, что и это было сделано намерено. Квадраты и прямоугольники ухоженной возделанной земли сменялись плотными линиями плодовых садов, хуторами, частыми озерцами и пасеками. Тут все было посвящено главному — производству абсолютно всего необходимого для обеспечения безбедного существование всех жителей. И эти самые жители прямо сейчас трудились в поте лиц, делая паузу лишь для того, что проводить взглядами из-под соломенных шляп пролетающий над ними вертолет. Затем они вновь возвращались к работе, вытягивая из озерных вод сети полные живого серебра, с не столько гигантских деревьев собирались огромные желтые мандарины, на бахчах срезали полосатые арбузы и дыни, громоздящиеся грудами на просевших повозках. Благословенная пора сбора очередного щедрого урожая от умиротворенной и ублаженной земли. И тут хватало черных перепаханных лоскутов отдыхающих от работы полей и выглядящими совсем дикими и нетронутыми ничьей рукой лугов… Природу здесь берегли. Это было видно даже с пролетающего вертолета… Когда машина приземлилась, пилот остался на месте и лишь взглядом указал на окруженную ящиками с цветами и томатными кустами дорожку, ведущую к небольшой надстройке. В надстройке имелась открытая дверь, а рядом с ней стояла высокая одинокая женская фигура в длинном белом платье. Оставив в салоне почти полную бутылку виски, я кивнул на нее пилоту: — Забирай. — Это честь, сэр — ответил он, глядя на меня сквозь непроницаемое черное половинное забрало шлема — Спасибо! — Ага — кивнул я, отворачиваясь и дожевывая последний кусок мяса. — Вы… это на самом деле вы? Тот самый? Легендарный и… Рассмеявшись, я двинулся по дорожке, не забыв по пути сорвав несколько небольших спелых помидорин. Одна за другой они лопнули у меня на зубах, плюнув яркими красными брызгами на старую безрукавку и безукоризненно чистое покрытие дорожки. От двери ко мне шагнула старуха в белом платье. Седые волосы собраны в аккуратный узел на затылке, начавшие тускнеть зеленоватые глаза смотрят чуть испуганно, но и властно одновременно. Ее спина явно не привыкла ни перед кем сгибаться, а суровая складка у переносицы вряд ли когда-нибудь разглаживается. На вид ей лет восемьдесят, но вряд ли она столь уж молода. — Приветствую! — произнесла незнакомка и… сбившись, замолчала. На ее лице мелькнула и исчезла сердитость на саму себя. Поправив тонкий белый пояс с серебряной пряжкой, выглядящей как скрещенные стрелы, она указала рукой на открытую дверь, за которой виднелась кабина просторного лифта: — Прошу вас, сэр. Прошу. Я сопровожу вас к нужному месту. — Сопроводишь… — безразлично произнес я, стирая с подбородка потеки сладкой помидорной мякоти. — Со всей радостью — властная старуха попыталась улыбнуться, но у нее не особо получилось, а по лицу снова пробежала судорога — на этот раз мне почудилось раздражение. Оправившись, она продолжила — Мы всегда верили, что однажды это радостное долгожданное событие случится. Мы верили всей душой. С первого своего дня вступления в нынешнюю должность я верила, что эта честь выпадет именно мне… Пройдя мимо нее, я первым вошел в лифт. Она зашла следом и нажала одну из многочисленных старомодных медных кнопок. Двери медленно закрылись, и старуха повернулась ко мне. Ее опять спокойное и на этот раз куда лучше улыбающееся лицо изгнало с себя остатки раздражения. — Я старшая помощница Гильда — представилась она. — Гильда? — повторил я в то время, как лифт начал медленно опускаться. — Да. Вот уже как тридцать семь лет я являюсь бессменным помо… — Ответь как на один вопрос, Гильда — перебил я старуху, прислоняясь плечом к стене лифтовой кабины — Но ответь честно. — Я не совсем понимаю… сэр… Я широко улыбнулся: — Вопрос простой. — Я… я слушаю вас внимательно, сэр… и конечно я не собираюсь лгать. — Конечно — кивнул я — И вот вопрос: что ты скажешь абсолютному психопату, любящему выскребать чужие мозги через глазницы при помощи ножа, ногтей и серебряных пряжек, оказавшись с ним вдруг в заблокированном лифте и зная при этом, что долбанный психопат прямо вот сука подозревает, что ты, сучья тварь, постепенно меняешь и дополняешь древние законы и обычаи, а заодно мечтаешь о верховной власти над этими процветающими землями… что ты ответишь этому психопату, Гильда? — Я… а?! Я не… я… что?! — У тебя только одна попытка, тупая ты сука — улыбнулся я, медленно нажимая кнопку остановки своим грязным гоблинским пальцем с сорванным с мясом ногтем. Я нажал так сильно, что кровь потекла снова — У тебя всего одна попытка… и поверь — только от твоего ответа будет зависеть как глубоко серебряные стрелы уйдут в твои глазницы… — Я… — Т-с-с-с… — я прижал окровавленный палец к ее задрожавшим губам — Подумай чуток, пока я прикидываю как вывернуть твой левый глаз так, чтобы он остался висеть у тебя на щеке и продолжал видеть…. И подумай хорошенько, старшая помощница Гильда… пока тебе есть чем… Звякнув, двери открылись, и я покинул лифт. На белом мраморном полу следом за мной тянулись кровавые отпечатки. Я не оборачивался, но знал, что Гильда продолжала сидеть в дальнем углу, прижимая ладони к истекающему кровью лицу. Подбросив на ладони вырванное глазное яблоко, я швырнул его в стену, и оно лопнуло о лицо нарисованной сучьей Гильды, чей небольшой портрет украшал стены просторного и ярко освещенного коридора. Тут была всего одна дверь — она уже была открыта и находилась передо мной. Перешагнув порог, я остановился на пороге просторной светлой комнаты и некоторое время молчал, глядя на размещенной по ее центру прозрачный аквариум с желто-красной жидкостью. Внутри плавал сморщенный ошметок вроде как еще живой плоти, истыканной многочисленными шлангами и трубками. — Ты все же пришел… — тихий голос донесся от саркофага, но я был уверен, что он тот плавучий кусок тухлой рыбьей наживки говорить не мог просто физически. Но голос был знаком. Не только голос, но и целый спектр интонаций вмещенный в эти четыре слова. — Окси?… — произнес я, делая шаг к аквариуму. — Скорее то, что от меня осталось… — Охренеть… помню, как я оставил тебя отмокать в джакузи в тот последний раз и сказал ждать меня… но ты по ходу поняла это слишком буквально… От тебя щас что-то отпало… вроде как жопы кусок… — Ты… — выдохнул голос и тело внутри аквариума едва заметно вздрогнуло — Это точно ты. Выглядишь иначе. Голос другой. Но анализаторы опознали тебя стопроцентно. Я сначала не поверила, но теперь… теперь вижу… чувствую… — Чем ты нахер там че чувствуешь? — я задумчиво почесал подбородок и неожиданно сам для себя вдруг сбавил обороты — Какого хрена, Окси? Почему ты выглядишь как кусок раскисшего дерьма? — Меня пытались убить. Сто двадцать три года и четыре месяца тому назад — она ответила спокойно и без эмоционально — Попытку совершил крайне близкий мне человек. Предельно близкий и максимально доверенный. — Типа новый я? — Больше, чем ты. Его я любила… доверяла полностью… — Ну да… — я поморщился — Забыла, что я тебе сказал о доверии в тот последний день? До джакузи мы успели поговорить о многом… — Не забыла. Ты сказал — никому и никогда не доверяй. Я следовала этому кодексу больше столетия… а затем твои слова перестали так уж ярко пылать в моей голове. Дела шли отлично. Планы выполнялись. Все шло ровно, плавно и правильно. И я… я решила, что уже можно немного расслабиться… ведь все мы люди, Од… — В этом ваша проблема — кивнул я — Как ты меня назвала? Од? — Как и всегда… почему ты спрашиваешь? — Моя память стерта — буднично оповестил я — Не помню почти ничего. В башке с болью ворочается визгливый хоровод несвязных обрывков воспоминаний… Чьи-то лица, чьи-то громкие слова, какие-то события и много крови… Вот тут — я постучал себя пальцами по обоим вискам одновременно — Вот тут большая проблема, Окси. Поэтому я и вернулся. И теперь меня зовут Оди. — Оди… Хм… даже я не знала твоего настоящего имени — лишь несколько псевдонимов. Одерон, Одрэкс, Одигар… Но меня-то ты помнишь? Я покачал головой, медленно обходя аквариум: — Не помню почти ничего. Но момент нашего знакомства помню…