— «You and Me» — «Ты и я». Это песня Мэтью Барбера. Он канадец, пишет песни и сам их исполняет. Кстати, там поется о добродетели и пороке. Добродетель для вас, ну а порок, естественно, для меня. — Песня красивая, но грустная. — Я всегда питал слабость ко всему красивому и грустному… Кстати, мисс Митчелл, время идет, а я так и не услышал от вас ни слова о плане вашей диссертации. — При этих словах Габриель надел на лицо маску профессора Эмерсона. Джулия отодвинула тарелку и стала излагать основную идею диссертации. Она рассказала о противопоставлении двух пар — Паоло с Франческой и Данте с Беатриче. Но сказать о своем желании помочь паре грешников вырваться из Ада она не успела. У профессора Эмерсона зазвонил мобильный телефон. Ей понравился рингтон — звон лондонского Биг-Бена. Габриель поднял палец, прося Джулию помолчать, пока он смотрит, кто ему звонит в столь поздний час. — Простите, на этот звонок я должен ответить. — Он встал, быстро отошел на несколько шагов и нажал кнопку ответа. — Да, Полина. — Он перешел в соседнее помещение, но Джулия и там слышала его голос: — Что случилось? Где ты? Дальнейшего разговора она не слышала. Она продолжила есть, запивая пиццу пивом. Кто же такая эта Полина? И почему он так встревожился, узнав, что она ему звонит? А может, М. П. Эмерсон и есть Полина? Возможно, его бывшая жена. Впрочем, инициалы М. П. могут быть и вымышленными. Могут быть неким кодом, смысл которого известен только Габриелю. Габриель вернулся минут через пятнадцать. Он был бледен, сильно взволнован и едва не дрожал. — Простите, я должен вас покинуть. Я за все заплатил и попросил Кристофера вызвать такси, когда вы закончите. — Я и пешком дойду, — возразила Джулия, нагибаясь за сумкой. — Ни в коем случае. Янг-стрит не то место, где девушке рекомендуется гулять ночью одной. — Он положил на стол сложенную купюру: — Этого хватит на такси и еще на какое-нибудь лакомство, если вам будет мало. Ужинайте спокойно и обязательно возьмите с собой все, что не сможете съесть. — Мне стыдно брать эти деньги, — сказала Джулия, косясь на купюру. — Джулианна, о стыде мы поговорим в другой раз. — (Видя, в каком он состоянии, она решила не спорить.) — Извините, что вынужден так спешно вас покинуть. Я… «Кто же эта чертова Полина, если от профессорской самоуверенности не осталось и следа? Ведь ему сейчас плохо. Мучительно плохо». Это был порыв, но совершенно искренний. Джулия протянула ему руку и была удивлена, когда он стиснул ее пальцы. Кажется, он даже был благодарен ей за этот жест поддержки. Габриель забыл, что торопится. Он гладил ей пальцы. Движения были очень знакомыми, словно он делал это в тысячный раз и словно она принадлежала ему. Потом он поднес ее руку к губам и прошептал: — «Как стоек запах крови; не хватит благовоний аравийских, чтоб эту ручку надушить»,[14] — прошептал он. Габриель трепетно поцеловал Джулии руку, но его взгляд был устремлен на свою ладонь. — Спокойной ночи, Джулианна. Увидимся в среду… если я буду здесь. Ошеломленная Джулия кивнула. Выскочив из зала, Габриель бросился бежать. Она только сейчас спохватилась, что забыла вернуть ему свитер. Под пятидесятидолларовой бумажкой она обнаружила карту «Старбакса» и записку, торопливо набросанную на обороте конверта: Дж.! Неужели вы думаете, что я так легко сдамся? Никогда не стыдитесь принимать подарок, если он вас ни к чему не обязывает. Мой вас точно ни к чему не обязывает. Ваш Габриель. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Наутро Джулия все еще не определилась, как ей быть с грантом. Главное — не торопиться с решением. Габриель был прав: университетская бюрократия отличалась болезненной подозрительностью, и любой намек на истинный источник такой щедрости был бы весьма опасен для профессора Эмерсона. Ее поспешность могла бы навредить не только профессору, но и ей самой, попортив репутацию. Никакая серьезная и здравомыслящая аспирантка, а именно такой Джулия и стремилась выглядеть в глазах факультетской администрации, не пойдет в деканат и не скажет, что гранты ей не нужны. Поскольку выделенные деньги не имели никакого отношения к университетским фондам, все заявления вроде «Есть более достойные кандидатуры» отпадали сами собой. Но сам факт выделения гранта уже стал вехой в ее биографии. Чертой, которую не переступишь в обратном направлении. Джулия оказалась в ситуации, когда «положение обязывает», и поддерживать имидж серьезной, здравомыслящей аспирантки сейчас было куда важнее, чем тешить личную гордость, маскирующуюся под чувство собственного достоинства. Говоря языком классических метафор, мисс Митчелл оказалась между Сциллой (стремлением не навлечь подозрений на Габриеля) и Харибдой (сохранением чувства собственного достоинства). К великому неудовольствию для ее личной гордости, отказ от гранта был чреват предсказуемыми и непредсказуемыми бедами, а его принятие не грозило ничем и, наоборот, расширяло круг доступных ей возможностей. И это очень не нравилось мисс Митчелл. Совсем не нравилось. Особенно на фоне щедрости, проявленной Рейчел, и не слишком замаскированной попытки Габриеля убрать из ее жизни «рюкзачное недоразумение». Джулия не сочла нужным сказать ему, что не выбросила рюкзак в ближайший мусорный контейнер, а отослала в головной офис фирмы и теперь с нетерпением ждала, когда ей пришлют новый. Как только это произойдет, она спрячет сумку в шкаф и опять будет носить книги и тетради в рюкзаке. Возможно, сумка и удобнее, но независимость дороже. Ближе к вечеру, устав от размышлений, Джулия отправила Рейчел эсэмэску, сообщив ей про грант и спросив, не знает ли она, кто такой (или кто такая) М. П. Эмерсон. Рейчел ответила через считаные минуты: Дж.: Что сделал Габриель? О фонде вообще не слышала. О МПЭ — тоже. МП — биол. мать Г.? Бабушка? Целую, Р. P.S. Спасибо и привет от А. Поразмыслив над ответом, больше напоминавшим шифрограмму, Джулия зацепилась за предположение, что М. П. — инициалы бабушки Габриеля. Не мог же он назвать фонд именем женщины, которую ненавидит. Джулия не сомневалась, что Габриель до сих пор ненавидит свою биологическую мать. Удобный термин, заменивший с недавних пор прилагательное «родная». На этом рассуждения Джулии не остановились. Рейчел вполне могла не знать о каких-то сторонах жизни брата. У каждого человека есть что скрывать. Несколько глотков текилы придали ей храбрости, и она отправила Рейчел новую эсэмэску, спросив, нет ли у Габриеля в Торонто любовницы, у которой она могла бы разузнать про фонд. Рейчел ответила электронным письмом. Привет еще раз! Черт бы подрал эти ноутбуки! Я привыкла к стандартной клавиатуре, и пальцы шлепают не по тем клавишам. Насколько мне известно, у Габриеля НИКОГДА не было любовницы. У него и подружек-то не было. Родители не помнили, чтобы он хоть раз привел домой одноклассницу. Скотт даже подтрунивал над ним, называя геем. Правда, Скотт не силен в распознавании настоящих геев. Жаль, что Габриель не удостоил тебя показом своей спальни. Снимки на стенах многое бы тебе сказали. Уверена, что там нет ни одного фото его торонтской любовницы. Только «одноразовые девочки» из категории «трахнулись и разбежались». Я пыталась его расспросить, но он резко пресек мои вопросы. А ведь ему уже 33. Оставаться в таком возрасте плейбоем — совсем не круто. А ты не думаешь, что М. П. Эмерсон — выдуманный персонаж? Я узнаю у Скотта и тебе сообщу. Отца донимать вопросами не хочу… Сама понимаешь, в каком он состоянии. Мы с Эроном сейчас летим на острова Королевы Шарлотты. Будем целых две недели жить в бревенчатой хижине. Никакого Интернета. Никаких мобильников. Только мы вдвоем — и тишина, покой… и удобства на улице. Прошу тебя, следи за Габриелем. Не давай ему прыгнуть со скалы… хотя бы до моего возвращения. Целую. Р. P.S. Эрон тоже хочет тебе написать. Передаю ноутбук ему. Привет, Джулия! Это действительно Эрон. Спасибо за заботу о моей невесте. Она вернулась из Канады совсем другим человеком, и я знаю: причиной тому была вовсе не встреча с Габриелем. Нам всем очень недоставало тебя на похоронах. Может, выберешься домой на День благодарения? Подумай об этом заранее. Всем нам тяжело без Грейс. Ричарду (и Рейчел) нужно, чтобы рядом были близкие люди, в число которых входишь и ты. Я часто летаю. У меня накопились бонусы, и я мог бы послать тебе авиабилет. Подумай. Целую тебя, девочка. Эрон Джулия всхлипнула и вытерла слезы. Какой замечательный парень этот Эрон! Как хорошо, что они с Рейчел снова вместе и по-прежнему очень любят друг друга. За такую любовь Джулия отдала бы все на свете. Она задумалась над предложением Эрона. Странно, но оно не вызвало у нее всплеска уязвленной гордости. Наоборот, Джулия увидела в нем по-настоящему дружеский жест, ни к чему не обязывающий. А грант… Что бы Габриель ни говорил, ее не оставляло ощущение, что к этому гранту тянутся невидимые нити, за которые можно дернуть… Пожалуй, она согласится принять от Эрона бонусный билет и полетит домой. Это будет их первый День благодарения без Грейс… Ей вдруг снова захотелось пойти и написать официальное заявление об отказе от гранта. Потом мысли Джулии вернулись к Грейс. Может, помолиться ей за себя и за Габриеля? Грейс была настоящей святой еще при жизни. Теперь она стала небесной матерью, но по-прежнему наблюдает за жизнью всех своих детей и по-прежнему готова им помогать. Но как? До сих пор Джулия не особо задумывалась, каким образом святые с небес помогают оставшимся на земле.