— Говорю тебе как на исповеди: у меня разрушительная натура. Я склонен к переменам настроения. У меня скверный характер. Отчасти это объясняется моей «аддиктивностью», как выражаются психологи. Отчасти — моим прошлым. Джулианна, мои мысли о тебе всегда были очень возвышенными. Настолько возвышенными, что я считал тебя либо плодом своего воспаленного ума, либо… вершиной Божьего творения. Неужели ты будешь меня упрекать за такие мысли? Джулия невольно отпрянула. Напор его глаз и слов угрожал прорвать хрупкую оборону. Его пальцы, гладившие ее руку, оставались прохладными, но ей казалось: еще немного — и она вспыхнет, превратится в живой факел, а потом — в кучку пепла. — Ты и сейчас принимаешь наркотики? — Нет. — Проходишь курс восстановления? — Тоже нет. После всего, что я учинил в Селинсгроуве, Грейс убедила меня начать лечение. Я ведь приехал в Селинсгроув, собираясь покончить с собой. Мне лишь нужны были деньги, чтобы уладить кое-какие дела. Но ночь, что мы провели в яблоневом саду, все изменила. Когда мне сказали, что в этом городишке нет никого по имени Беатриче, я решил: ты была либо галлюцинацией, либо ангелом, посланным мне во спасение. Lo seme di felicita messo de Dio nell’ anima ben posta. Джулия даже закрыла глаза, узнав слова из Дантова «Пира»: «Семя блаженства, посланное Богом в душу, готовую его принять». — Скотт был очень зол на меня. Пригрозил: если я немедленно не начну лечение, он даст случившемуся официальный ход. В тот же день Ричард отвез меня в Филадельфию, в один из центров по лечению наркоманов. Там я прошел начальный курс, а реабилитацию проходил уже в Бостоне, поближе к моей… работе. Чувствовалось, Габриелю даже сейчас тяжело вспоминать об этом. — Но почему ты собирался покончить с собой? — Этого я тебе не скажу. — Почему? — А потому, Беатриче, что, если демоны прошлого ушли, не надо их вспоминать, не то еще вернутся. — У тебя есть суицидальные наклонности? — Нет. Когда мы впервые встретились, я находился в жуткой депрессии. Конечно, свою роль сыграл кокс. Но были и другие… проблемы. Они тогда разом навалились на меня. Ты же знаешь: человек кончает с собой, когда теряет всякую надежду. А я, встретив тебя, обрел надежду. Видя, как тяжело даются Габриелю эти признания, Джулия решила сменить тему: — Скажи, твоя родная мать была алкоголичкой? — Да. — А отец? — О нем я предпочитаю не говорить. — Рейчел рассказала мне о наследстве. — Единственное доброе дело, которое он сумел сделать, — поморщился Габриель. — Не единственное, — тихо возразила Джулия. — Это почему же? — Потому что он дал тебе жизнь. У Габриеля сразу же просветлело лицо, и он молча поцеловал ей руку. — Твой отец тоже был алкоголиком? — спросила она. — Не знаю. Знаю лишь, что он был крупной шишкой в какой-то нью-йоркской компании и умер от сердечного приступа. Мне не хотелось вникать в подробности его жизни. — Габриель, а как ты определишь свое отношение к выпивке? Ты считаешь себя алкоголиком? — Нет. У Джулии дрожали пальцы. Она аккуратно сложила салфетку, потом отодвинула стул и встала: — Я рада, что ты избавился от пристрастия к наркотикам. Но пьянство тоже страшная вещь. Я бы не хотела связывать свою жизнь с алкоголиком. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на борьбу с чьими-то запоями и похмельем. Габриель в упор смотрел на Джулию, пытаясь встретиться с ней глазами. — Ты права, Джулианна. Но если бы ты пожила со мной бок о бок, то убедилась бы, что я не алкоголик. И я обещаю тебе впредь не напиваться. Я полгода вообще почти не пил. И надо же, это случилось на твоих глазах. — Моя мать без конца обещала бросить пить. Несколько раз пыталась лечиться. Потом срывалась. А вдруг тебя снова потянет к наркотикам? Особенно после того, как ты убедился: я не та Беатриче, которая тебе привиделась? Ты жаждешь небесного идеала, а я всего лишь земная девушка. — Я уже шесть лет не употребляю наркотики. И срывов за это время у меня не было. Правда, у меня полно других изъянов. Джулианна, я вовсе не держусь за идеал. Я хочу узнать тебя такой, какая ты есть на самом деле. А в реальности ты намного красивее и желаннее, чем Беатриче из моих видений. Если выбирать между тем идеалом и тобой, я без колебаний выберу тебя. По щеке Джулии скатилась одинокая слезинка, которую она тут же смахнула. — Ты меня не знаешь, Габриель. И никогда не знал. В тот вечер ты обнимал не меня, а Дантову Беатриче. Некий собирательный образ. Ты соединил его Беатриче с Беатриче Холидея. Меня там не было. — Все, что я тогда делал и чувствовал, было совершенно реальным, — замотал головой Габриель. — Тебе так казалось, но ты находился во власти своих иллюзий. — Говорю тебе, Джулия: все было реальным. Все. Едва я коснулся тебя, я это понял, а когда снова коснулся тебя… я тебя вспомнил. Мое тело тебя вспомнило. Это мой разум тебя забыл, но он неисправимый придурок. — Я уже не та наивная девчонка. А ту, какой я стала, ты невзлюбил с первого взгляда. Точнее, с первого семинара. — Неправда. Из наивной девчонки ты превратилась в красивую молодую женщину. — Тебе нужен послушный котенок. — Нет, Беатриче. — Перестань называть меня этим именем, — стиснув зубы, потребовала она. — Прости, Джулианна. Знаю, что за два неполных месяца успел причинить тебе немало боли. Знаю о своей темной стороне. Но позволь мне проявить и другую, светлую сторону. Я хочу, чтобы ты убедилась: эта сторона действительно существует. Я способен быть хорошим. Даже очень хорошим. Ты мне это позволишь? — Слишком поздно. Я не смогу. — И хотя ей было очень больно поступать таким образом, Джулия направилась к выходу, прихватив по дороге рюкзак и пальто. — А как же наша прошлая ночь? — спросил Габриель, идя следом. — Неужели она ничего для тебя не значила? — Что она должна была значить? Просвети меня. — Джулия уперлась спиной в стену и крепко прижала к груди рюкзак. — Неужели я должен объяснять тебе словами? — спросил Габриель, обнимая ее за плечи. — Ты что же, ничего не почувствовала? Его губы почти рядом. Его теплое дыхание ласкало ее кожу. И Джулия задрожала. — Что, по-твоему, я должна была почувствовать? — Единение наших тел. Джулианна, ведь ночью ты пришла ко мне. Легла в постель. Скажи, почему ты это сделала? Почему сказала, что не можешь оставаться одна? А я знаю. Потому что мы родственные души. Прямо по Аристофану: одна душа на два тела. Ты моя недостающая половина. Мой башерт. — Башерт? Ты хоть знаешь значение этого слова? Его превратили в расхожую поговорку: «Башерт есть башерт». Судьба есть судьба. Но это, Габриель, может означать что угодно и совсем не обязательно меня. — Твои лингвистические познания не перестают меня удивлять, — широко улыбаясь, сказал он. — Просто я знаю это слово. — Естественно, знаешь, моя дорогая. Потому что твоя голова прекрасна не только снаружи, но и внутри. — Кончиками пальцев Габриель стал гладить ей шею. — Габриель, прекрати! — Его ласки мешали ей связно думать. — Пусть ты и преодолел тягу к наркотикам, механизм зависимости остался. А я дочь алкоголички. Больше я себе этого не позволю. — Джулия, я не заслуживаю тебя. Я это знаю. Conosco і segni dell’antica fiamma. Я ощутил это еще тогда, в первый раз, едва взяв тебя за руку. Я ощутил это в первом поцелуе. А вчера ночью ощущения вернулись… все, до самых мельчайших. Я тебя не придумал. Ты изменилась, но мои ощущения тебя остались прежними. Я не хочу ни к чему тебя принуждать. Если ты скажешь, что для тебя эти ощущения ничего не значат, я открою дверь и не буду тебя удерживать. Джулия закрыла глаза, пытаясь загородиться от его мольбы. «След прежней страсти познаю я вновь».[29] — Молчишь? Язык не поворачивается это сказать? Я знаю почему. Твои тело и сердце помнят меня. Ты велела им меня забыть, а они не в состоянии это сделать. Вспомни меня, Беатриче. Вспомни своего первого мужчину. Его губы целовали ей шею. У Джулии застучало в висках. Предательское тело! Оно не умело лгать и не слушалось рассудка. Сейчас Габриель мог просить ее о чем угодно, и она бы согласилась. Эта мысль привела Джулию в отчаяние. — Габриель, прошу тебя… — О чем? — прошептал он, покрывая поцелуями ее шею. Конечно же, он чувствовал дьявольскую силу своих губ. — Прошу тебя, дай мне уйти. — Не могу. — Габриель забрал у нее рюкзак и пальто и бросил их на пол. — Я тебе не доверяю, — сказала Джулия. — И это я тоже знаю.