Вокруг неё молча стояли девушки. И только лишь. Дав мгновение на осознание произошедшего, сестра Пелагея отодвинула нож от пораненной шеи девушки и отшагнула. А Алиса вдруг осознала, что в окна всё также бьёт навязчивый свет, а с бровей и ресниц капает пот, и в голове тихо шумит отголосок дальнего моря… Она хотела спросить наставницу об этом, даже вытянулась к ней, но спёкшиеся от усталости губы не смогли раскрыться. А в глазах сестры Пелагеи мелькнул добрый смех, словно она почувствовала это нелепое детское переживание. — Не забудь, — почти беззвучно выдохнула наставница, невольно устало улыбнувшись. Отвернулась и ушла — сгорбленная, старенькая, но победившая, как всегда. Алиса смотрела ей во след, и наставница вновь становилась для неё тёмной фигурой на синем фоне. И, когда она скрылась за тяжёлой дверью, Алиса скосила глаза и глянула в сторону. На огромной стене высился воин — в кольчуге, в золотом куполе шлема, с копьём в руке и щитом на локте. Его взгляд был суров, а под копытом взъяренного коня, страдая, вилось, нашпиленное на остриё копья, серое существо — человек с драконьим хвостом и крыльями летучей мыши. А ещё ниже, под изломанной болью спиной существа, лежала зелёная долина, на которой резвились сфинксы, единороги и змеи. Алиса всматривалась до рези в глазах в мелкие рисунки на горизонте, и её всё казалось, что на дальнем холме, самом зелёном из всех и самом высоком, не трещины скрестились, а встал сажевый крест, настолько чёрный, что любая бездна казалась его светлее. Но, может быть, только показалось, потому что, стоило лишь чуть отвести взгляд, как исчез и воин, и серое существо, и сфинксы, и единороги со змеями и дальний холм. И только трещинка в форме креста — осталась. … Глава 30 Холод Холод. Вокруг и внутри был холод. Знакомый и оттого страшный. Ожиданием конца. И со всей силы она корябала накрывшую её тюрьму крышку. Но мраморный потолок не поддавался. Только летела пыль на лицо да болезненно сводило запястья от напряжения. Потом стало так обжигать ледяным дыханием от стен, что заставило сжаться в комок, сберегая внутреннее тепло и стараясь не прикасаться к кирпичной кладке склепа. Следом пришла боль. Трансформация снова началась, но уже не могла закончиться — сил не хватало. Алиса дрожала, словно под разрядом тока, кусая губы в хлам и раздирая плечи когтями. И — не чувствовала этого. Боль была внутри — словно льдистыми скальпелями препарировали вживую. Потом тело закостенело. Боль ещё оставалась — кусающая мясо, обгладывающая кости и лакающая кровь в жилах. Но двигаться Алиса уже не могла. Она смотрела в темноту и ощущала, как сковывает веки, как останавливает внутри какой-то важный механизм, маятник, всегда стучащий в рёбра — влево — вправо, влево — вправо, — и теперь медленно затихающий. И погружалась в пустоту… Пустота медленно, словно прибывающая вода, заполняла склеп, поднималась, обволакивая осторожно, нежно, сперва едва прикасаясь к замёрзшей, почти не чувствительной коже, а потом проникала внутрь, вливаясь и заполняя. И Алисе уже не хотелось сопротивляться. Она лежала, прислушиваясь к ощущению белой студеной пустыни в себе, и видела, как кружит, бесясь мелкими брызгами снега, вьюга… Смотрела… затихала… Смотрела… … Её пробудило тёплое и нежное поглаживание по лицу. Открыла глаза навстречу солнцу — белому в чёрном небе — и замерла, впитывая всю радугу цвета, обрушившуюся на зрачки, сияющими лучами. — Алиса… Приподнялась на локтях. Не сразу поняла, что поднятый горизонт — всего лишь края кратера, в середине которого находилась. Мелкая галька от края до края — до самого яркого голубого неба — и ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. — Алиса. Голос звал куда-то за края песчаной пиалы. И она поднялась и пошла. Больше здесь не было ничего, к чему стоило бы идти… Раскалённая галька жгла босые ноги, а песчаный ветер царапал обнажённую кожу. Но пуще всего досаждало солнце, вбиваемое в затылок раскалённым гвоздём. Стены котлована оказались сыпучими — только ступила, как галька с шорохом, похожим на шипение растревоженной змеи, опутала ноги и поползла вниз, утягивая за собой. Потянулась, вцепилась когтями в стену, стиснув зубы, легла животом, обжигаясь, но упорно карабкаясь наверх. Рывок вверх, рывок — галька осыпается, с шелестом, похожим на смех. Рывок, ещё рывок. Оказавшись наверху, не успела отдохнуть, как голос снова позвал: — Алиса. Словно шёпот камыша в заводях. Словно шорох пальцев по волосам. Словно ток крови в вене. Она подняла голову. Прямо под ногами — только сбежать с высокой насыпи бортика кратера — расстилалась зелёная долина, перечёркнутая бурыми водами быстро бегущей реки. Через изумрудную ткань плотного леса возносились кипенные верхушки-треугольники, искрящие от солнца разноцветными звёздами. А между ними самым большим сооружением выделялась усеченная пирамида с белоснежной поверхностью, отражающей солнце. И тянулся гул, едва уловимый даже её слухом, гул, притягивающий и пугающий. — Алиса… И, уже не задумываясь, она спрыгнула с гребня. Приземлилась, опираясь на руки и ноги, словно на лапы. Отряхнулась, с голой кожи сбрасывая песчаный налёт. Принюхалась, поводя головой. И побежала в лес, с насыпи, всё больше разгоняясь и разбрасывая гальку ударами босых пяток. Вскоре ноги пружинисто вбивались в пружинящую мягкой травой землю, а над головой, задевая, провисали тяжёлые ветви, увитые тяжёлыми гирляндами цветов. Она бежала почти до самого основания здания, выложенного из огромных белых блоков. И лишь услышав голоса людей, остановилась и дальше продвигалась осторожно, жадно прислушиваясь к чужой, но чем-то знакомой речи. Там, впереди, возле лестницы, стояли и ходили люди. Десятки людей. Тёмнокожих, тонкокостных, гибких необычной, незнакомой грацией, равной хищной. Они спорили и усиленно махали руками, словно это помогало им в препирательстве. Но не это привлекало Алису. Замерев, она вцепилась в гладкий ствол незнакомого дерева и вытянулась всем телом к белой стене впереди. Её кожу потряхивало нервическими спазмами, а зубы под разомкнутыми губами вытягивались. Запах. Одуряющий запах шёл от людей. Волшебства, воспевающего жизнь. Силы, бегущей по жилам. Крови, давящей на сердце. Незапретной крови… Алиса вздрогнула, сильнее вцепившись в дерево. Люди пришли к единому мнению и теперь громогласно выкрикивали истину, рождённую в споре. И радовались этому, словно дети. А потом одним порывом сорвались с мест и побежали, скрываясь от Алисы в тёмном провале входа. Пряный запах крови шлейфом тянулся за убежавшими и, не удержавшись, она рванулась следом. В два звериных прыжка пересекла залитую солнцем площадку перед входом и оказалась перед чёрным порталом. Оттуда тянуло холодом, сыростью и будоражащим до дрожи запахом крови и цветов. Она стояла на самом краю, меж светом и тьмой и смотрела в чёрный зев. И тихий голос звал с самого дна прохода, шипя и змеясь по стенам: — Ааа-лии-ссссаааа… Одним прыжком она влетела внутрь и застыла, подобравшись для броска и боя. Глаза подстроились, до боли натянув накалённую струну в голове. Но вокруг было спокойно. Стены смотрели нарисованными глазами красного цвета, и усмехались кривыми синими ртами, и никого живого. Но Алиса чувствовала присутствие неизвестного, сильного и уверенного. И оттого смораживалось нутро. Запах повёл её по спирали узкого коридора, уходящего под землю. И с каждым шагом он усиливался, пока не стал почти нестерпим для трепещущих ноздрей и по стенам туннеля не заплясали отблески огня. Она шагнула из темноты коридора на свет. И остановилась. Балкончик без ограды — метр на метр — и дальше, впереди, огромный, освещённый тусклыми огромными лампами на стенах, круглый зал. На полу, далеко внизу, лежали тела. Многие уже не двигались, изломанными фигурами, словно тонкими кляксами, пятная каменное дно, но другие ещё шевелились, в красной влаге становясь похожими на слизней. И запах — цветочный, одуряющий запах — восходил такой плотной массой, шибая по ноздрям, что Алиса потерялась, закрывая глаза. Прижалась плечом к стене, чувствуя дрожь в коленях и подкатывающую к горлу голодную тошноту. — Йаахассс. Алиса стремительно обернулась. За спиной стояла девочка, с головы до ног завёрнутая в бордовую ткань. Красные глаза, синий рот и перечёркивающий лоб крест с нарисованной точкой такого сажевого цвета, что он безумно притягивал взгляд. Девочка смотрела внимательно, но совсем не испуганно, разглядывая гостью, как рассматривают знакомого, давно не заходящего. — Да, — прошептала Алиса, не отрываясь, смотря на чёрную дыру пространства в белом лбу. Её мутило от накатывающего тугими волнами запаха и хотелось встать на четвереньки и тянуться к чей-нибудь ещё бьющейся шее. Девочка осмотрела Алису, кивнула — чёрная дыра отлила серебреными искрами — и улыбнулась, обнажив узкие длинные зубы. — Сошо тафа хоойшсэш сшиасс… И, вытащив из складок материи, ослепительно белую ладонь, показала вперёд, на копошащееся внизу богатство. Алиса стиснула острые зубы, взглянув на девочку. А та засмеялась тонко, словно колокольчик, и снова указала когтем вниз, понукая к пониманию: — Сшиасс, сшиасс, сошо! Запах пряной крови будоражил, скручивая нутро до колик. Алиса отвернулась от девочки и снова посмотрела вниз, где лежали безвольные люди. Масса едва шевелилась, но ни стонов, ни криков не было слышно — всё глушил низкий рокочущий гул, тянущийся из-под земли, оттуда, где высилась гора тел. Алиса сглотнула, смотря на чёрно-красные капли и ручейки по знойно загоревшей коже… И, себя не чувствуя, прыгнула. Босые ступни ударили в гору податливых тел, словно в перину. Юноша под ногами уже не шевелился, он лежал, смотря вверх блестящими живыми глазами и из поломанного предплечья, из-под белого куска кости, пронзившего кожу, влажно подтекала красная струя. Свежая, насыщенная, незапретная… Алиса дрожала, смотря на кровавые пятна на белой коже. А потом опустилась на четвереньки и прижалась к змеящейся струе. Пальцами стиснула мясо над разрывом, когтями втиснулась в мышцы, меся их, словно принуждая пропускать кровь быстрее. И открыв рот, хватала пульсирующую струю. Глотала, глотала.