Алиса поставила — почти уронила — тяжёлую чашу на алтарь и покачнулась. Опёрлась о каменный стол, опустила голову. Красные волосы волнами легли на опавшие плечи, когти уменьшились, начав отливать розовым блеском. — Аля? Даниил подошёл к альфе и взял её за плечи. Она с трудом обернулась, тяжело подняла взгляд на товарища. Её глаза вновь были живыми, и в них занозой сидела боль. — Даня? Я… что я сделала? Я… порвала? Кого? Даниил обнял её за вздрагивающие плечи, неловко сжал: — Всё хорошо, всё хорошо. Это незапрещённая кровь. Алиса облизала мокрые губы. Взгляд её был туманным, словно у человека, принявшим наркотическое лекарство. — Незапрещённая… — повторила она. — Что это? Незапрещённая кровь… Марк подошёл к йахам едва слышно. Попытался положить Алисе на плечо ладонь, но нежно обнимающая его рука Даниила, тут же напряглась — вены взбугрились, а ногти прорастили крепкую чёрную пластинку. Марк усмехнулся и, отодвинувшись, мягко сказал: — Всегда есть незапрещённая кровь, сестра, потому что всегда есть «свои» и «чужие». В этом сила и право природы. Алиса пошатнулась. Даниил поддержал, остановив падение. Марк подступил с другой стороны. Напоролся на холодный взгляд бета исподлобья, но не отступил. Даниил отвёл глаза. Вместе они бережно усадили падающую Алису возле алтаря. Та прижалась спиной к камню и вжала затылок в холодный мрамор. Стиснула руки в замок и закрыла глаза: — Моя вера… Моя наставница учила меня, что надо любить всех. Бог — это любовь… Это говорил его сын, спасший нас своей смертью. Бог — любовь. Без границ, без различий. За это я работала инициатором, за это пыталась остановить тебя. Я теперь ничего не знаю. И не верю. Ни в себя. Ни в Бога. Если бы Он был… Он бы не позволил. Даниил взял в руки девушки в свои ладони, тихонько сжал, смотря на белое неживое лицо. Слёз не было, но это только больше тревожило его. Марк присел на корточки рядом с девушкой, так же прислонился затылком к алтарю и, глядя в нарисованное небо с пятью лунами, отозвался: — Ты всё правильно знаешь. Любовь — основа всего. И йахасу это чувство не чуждо… Он помолчал и заговорил устало: — Было на земле много человечеств, и было множество божеств. Божества были хищниками, а человеки — стадами. И первые жрали вторых. И пили их. И брали их жён и наслаждались. И сражались друг с другом за свои стада. И клеймили своих верой, и издевались над чужими. Пока однажды не появился йах, полюбивший людей не менее, чем своих собратьев. Он сошёл к ним и дал им алтарь и право приношения жертвы — выбора никчёмного для получения защиты и силы оставшимся. Божества, поставленные перед новым законом, силой и хитростью пленили этого йаха и, искалечив, выпустили обратно, чтобы люди ужаснулись. Но случилось иначе — йах сам упал в колодец-алтарь, и сила его жертвы заставила богов на многие годы отступить… Алиса вздрогнула, прижимаясь к плечу Даниила. Она помнила колодец смерти. Белые тела в желе крови. Сдавленное рванное дыхание. Пустые глаза. И йаха… Марк продолжил: — Новые божества воевали с людьми и вновь загнали их в стада. И тогда вновь появился йах, который возлюбил людей как собратьев. Он сошёл к людям и принёс дар, сделавший их равными богам. Он дал им огонь негасимый, не жалящий жаром, но светящийся от силы человека. Божества возмутились и поймали этого йаха и назначили ему казнь, которую и мог выдержать только бессмертный с сильной волей и любовью… Марк замолчал, и Даниил перевёл на него равнодушный взгляд. — Прометей, — сказал он. — Кто? — шёпотом спросила Алиса, но ей не ответили. — Прошли века, и снова люди были лишь стадом для тех, кто хотел есть в любое время дня и ночи. И тогда вновь пришёл йах… Марк встряхнулся и криво усмехнулся: — Это длинная цепочка. Век за веком среди тех, кто мог жрать людей без помех, вдруг оказывался тот, кто любил людей. Просто любил всех, не деля на своих и чужих. И любил йахов. И пытался сделать что-то особое, чтобы эта цепочка хищник-жертва нарушилась. — Христос, — коротко сказал Даниил. — Бессмертие, чудеса, вознесение, обряд, обращающий человечество к чудовищному, противному его природе каннибализму… Не сложно было догадаться, правда? — усмехнулся Марк. Усмешка быстро погасла: — Увы, когда я ещё был человеком, я не смог прийти к пониманию сам. Даже зная о существовании Прото, я был уверен, как все, кто служил церкви, что он — лишь донор для чудес, лишь артефакт, подаренный нам небесами! Я не видел в нём Человека. Не видел Жизни. Не чувствовал божественного духа! Тем страшнее для меня оказалось прозрение… … Глава 46 Ответы Как и в каждом форпосте отверженных, здесь содержалась комната, которая предназначалась Марку. За ней следили, её хранили только для йаха, воспринимая как символ его присутствия рядом, даже когда он был далеко. Комнатка не отличалась роскошью. Да она и не была нужна утомлённым беглецам. Аскетичная обстановка — одеяла в углу, словно лежанка, стол с запечатанными кувшинчиками и вазочка с сухоцветом — всё это казалось богатством от одной мысли о том, что здесь не нужно быть вечно настороже, зная, что буфером меж тобой и неизвестными стоят люди, гарантирующие спокойствие. Алиса тут же прошла в угол, стащила с себя влажное платье, сорвала пропитавшееся кровью бельё, и, смахнув с лежанки верхнее одеяло, упала на оставшиеся и замерла. Ощущение тишины и покоя окутало её. Угрюмый Даниил присел рядом, накинул на обнажённую девушку одеяло, подоткнул. А Марк прошёл к столу и забрался на него, сложив ноги по-турецки. Сверху ему хорошо стали видны утомлённые гости. Глухая тишина комнаты, напоминающая отсек ушедшей на дно подводной лодки, казалось вязкой, словно разлитое масло. И появлялась уверенность, что любое сказанное слово, даже самое отчаянное и острое, останется здесь, не в силах прорваться за пределы этой глубины. И это располагало к откровенности и настраивало на трудный разговор. — Спрашивайте, — коротко кивнул Марк. Даниил задумчиво потёр висок под прядью отросших волос: — Скажи… Но его перебил расслабленный тихий голос Алисы: — Ты убил стольких людей… Ради чего? Марк удивлённо приподнял брови — вопрос застал его врасплох, но ответил ровно и быстро: — Освободить вас. Люди смяли кольцо. Дальше было проще. Даниил, хмуро теребя концы порванной рубашки, спросил: — Стоило ли это того? — Думаю, стоило, — отозвался Марк, задумчиво оглядывая собеседников. Алиса и Даниил глаз не поднимали и общались будто с неохотой, цедя слова и устало поводя плечами. — Полагаю, что они сошли с ума не по своей воле… Марк отозвался ровно: — Конечно. Тяжело слабым идти на смерть с чистым сознанием. Требуется помощь высших сил. Смотреть в глаза своей смерти — удел сильных. — Ты легко идёшь на смерть людей, — голос Даниила оставался ровным, но в нём зазвучала стальная нотка: — Считаешь себя вправе распоряжаться? Марк посмотрел на него внимательно: — А ты? Будучи командиром, исполняющим команды свыше — жалел ли своих солдат? Скулы Даниила побелели: — Ты говоришь о жалости или необходимости? О жалости — да, жалел. Но когда была нужда… — Вот видишь, — улыбнулся Марк. — Нет, не вижу! В твоём случае крайней необходимости посылать людей на смерть не было. Марк пожал плечами: — Будешь на моём месте — понятие крайней необходимости в тебе претерпит изменения. — Я не на твоём месте. — Пока, — пожал плечами Марк. — Есть миссия выше жизни. Её исполнение убивает, да. Но ради чего только не умирают в нашем мире люди! Ради каких только глупостей не отдают душу и тело тлену. Так почему ты считаешь грязной смерть ради возвышенных идеалов? — Я не верю в их возвышенность. Марк с интересом кивнул: — Конечно. Но почему бы не поверить в то, что каждый человек имеет право выбирать себе цели и ценности? Какими бы нелепыми они не казались тебе — для многих они высшее, достойное смерти на алтаре… Даниил смотрел хмуро. Спросить он не успел — Алиса опередила: — И ради чего всё это?… — она повернулась на спину и закрыла глаза.