Голос старой наставницы качался в голове колокольным гулом. Алиса вздрогнула и вздохнула. И расслабила пальцы… Чёрные пластинки когтей медленно розовели. … Глава 50 Вместе Она целовала его неумело. Нежно забирая губами и колкие щёки и мягкие мочки ушей, плыла по тугой мужской коже одиноким парусником, открывающим неизвестные земли. И ярко-рыжие волосы плескались по его поднятым в детской обиде и недоумении плечам. — Даня… Всё будет… хорошо… Он держал её за плечи, не сдерживая, но только ощущая всякое движение, каждую следующую волну страстного прибоя, топящего его в нежности. Его слёзы давно высохли, плач и горький смех ушли, но обида на судьбу словно сточила внутри жёсткую ось, острой болью забралась, вскрыв грудную клетку, закусила змеищей сердце и не выпускает из пасти — давит, давит. — Аля… — он осторожно убрал лицо и отодвинул девушку на вытянутых руках, сам удивившись их крепости и силе. — Аля… Она тянулась к нему губами, тянулась, приоткрывая рот с нечеловеческими узкими зубами. Её прикрытые глаза и лёгкий болезненный румянец на белом лице заставили его испуганно стиснуть тонкие плечи в кулаках. — Очнись! Алиса встряхнулась, удивлённо и сердито глядя на него — вертикальные зрачки медленно приняли прежнюю форму. Данила отпустил смятые плечи и отодвинулся к стене. — Прости. Просто… Не до этого мне. Закусив губу, она отвернулась. Опустилась на лежанку и легла, отвернувшись к стене. Данила сидел, она лежала, поводя пальцем по краске, покрытой сеткой трещин. Словно нащупывая вслепую извилистый путь для дальнейшего разговора. А Даниил мял свои пальцы, нервно сплетая ладони. Поглядывал на лежащую рядом девушку, на сухоцвет в вазе на столе, порывался заговорить и тут же хмуро обрывал себя. Когда стало понятно, что сил начать разговор он в себе не найдёт, Алиса приподнялась на локтях и, откинув упавший на лицо локон, улыбнулась в потолок. — Сейчас бы в озеро, да? — спросила она. — Помнишь этот остров в ивах? Там мы нашли кувшинку… — Помню… — Такое слепящее было солнце, но вода словно отречение… — Помню… Алиса села, привалилась к стене и, взявшись за локоны, стала задумчиво счищать из волос застывшие прилипчивыми кляксами красные комочки. Смотря как тонкие белые пальцы размеренно, степенно разделяют и разглаживают волоски, Даниил угрюмо покусывал губу и не чувствовал боли. — Ты думаешь над тем — освобождать отца или нет? Даниил вздрогнул. Глаза Алисы смотрели, словно не замечая его — прозрачные и пустые, незнакомые в тихой грусти. — Нет, — мотнул он головой. — Я не буду участвовать в его обрядах! — Я — тоже, — просто ответила Алиса. — Но? Она кивнула: — Но освобождать его нужно. — Почему? — Потому что он зовёт… Потому что ему плохо… — Но — зачем? — Чтобы стало лучше. Всем. Даниил отвёл глаза. — Всем. Даром. И чтобы никто не ушёл обиженным. — И стиснул кулаки, рассматривая, как белеет напряжённая кожа под темнеющими ногтями. — Да. Алиса всё с той же грустью и покорностью судьбе смотрела прямо перед собой и руки механически, но нежно и бережно очищали волоски. Он разжал кулаки и на расправленных ладонях всмотрелся в линии судьбы. Белые полосы остались от вонзившихся когтей, но кожа осталась нерушимой. Кожа настоящего йаха. — Ты изменился… Обернулся стремительно, но Алиса всё также задумчиво смотрела в пространство перед собой и забирала в ладонь следующую прядку. Совсем не глядя на товарища. Губы Даниила скривились: — Ну, да. Стал таким же, как и ты. — Нет. Не таким. — Алиса едва заметно нахмурилась, будто непокорная прядь, норовящая выпасть из пальцев, тревожила и злила её. — Ты стал сильнее. — Я был бетом. Как и кем я стал? Даниил закрыл глаза и опёрся затылком на прохладную стену. — Нет, ты никогда не был бетом, — прикрыла глаза она. — Но не было рамок, в которые ты бы укладывался. Проще всего стало считать тебя бетом. И я… пошла по простому пути. Я обошла препятствия, не преодолевая их… — Но я действительно был им, — Даниил бледно усмехнулся. — Боль, не заживающие раны, гниение заживо… Я пережил всё это. Сила появилась только теперь. — Десятки лет… — задумчиво протянула Алиса. — Десятки лет удерживаться за старую мораль… Десятки лет без человечьей крови… Десятки лет без духовной поддержки. Истощение — вот имя твоего недуга. Он уронил лицо в ладони. Плечи затряслись от нервного смеха, едва слышного, но пугающего своей неудержимостью. — Йах! Господи, я просто йах! Отродье… — всхлипывал Даниил, кусая губы в попытке остановить смех и плач. — Просто йах… Грязная лунная собака… — Не просто йах, — негромко перебила девушка. — Йах истинный. Рождённый тем, в ком вся мощь йахаса. В ком корень сил. — Боже… Вампир… — Не вампир. Вампир не сдерживается. Ты — выше. Даниил отнял ладони от лица. Теперь Алиса смотрела на него в упор. Изучающим, настороженным взглядом, словно кошка перед лохматым псом, внезапно выскочившим в подворотню. Решая — взлетать на дерево или выгибаться и шипеть перед боем. — Аля, — в глазах бета мелькнул влажный блеск. Даниил рывком обнял её за плечи и прижал к себе. Сопротивление альфы оказалось неловким и несмелым — его сил и желания хватило с лихвой, чтобы его сломать. Прижал, вжался губами в бледную тонкую кожу на шее и, ощущая, как замерла, закаменела в его объятии девушка, зашептал, выписывая губами вязь признания: — Аля… Спасибо тебе, девочка… Спасибо! Испуганным котёнком она притихла в его руках. А губы Даниила ласкали пульсирующую артерию, дразня ожиданием боли и сладости. Шум за дверью они услышали одновременно. Крики. Гул. Выстрелы. Они смотрели в глаза друг друга. И в них отражалась мука обречения. Ещё выстрелы. Одиночные сменились очередями. Губы обоих шептали беззвучно и никто, кроме них самих, не смог бы прочесть — молитва или признание.