— Сейчас… — зашептала она. — Сейчас… Потянула дрожащие руки к телу, тронула ещё тёплую кожу — опалённую, слоящуюся, — и почувствовала, как свело голодным спазмом нутро. Брюшина задёргалась, в такт разогнавшемуся дыханию, и рот наполнился тяжёлой горечью. Алиса задрожала, ощущая тягу. Её хотелось стремительно рвануться к податливой коже, взрезать одним укусом и, приподнимая губы, прижаться к ране, начать сосать уже вялую кровь в замерших сосудах. Она катала на языке предчувствие солёной сладости, и дрожала. Дрожала… В какой-то миг, не сдерживаясь, рванула вперёд, к самой коже и тут же одёрнула себя. Остановилась, почти касаясь дыханием опалённого горла мертвеца — ещё тёплого, ещё съедобного… — Йахаса… — горько позвал кто-то за пределами сузившегося сознания. — Не трогай её, брат… — потянулся вслед за ним знакомый голос: — Ей надо есть… Чтобы жить. А ему уже не поможешь… И она вспомнила. Открыла глаза, смотря вперёд, в замершую вену под натянутой кожей. Он умер. Умер, потому что она сражалась с собой… Потому что собственный голод, страдания своего тела значили для неё больше, чем чужие… Умер, и поздно доказывать, что всю жизнь она стремилась делать светлые дела, защищать церковь во имя человечества. Умер. Всё. Стиснув зубы, чтобы не зареветь, словно малолетняя девчонка над разбитой мечтой, она распрямилась. Лицо мертвеца оставалось восковым, набухшим от воспаления, и абсолютно спокойным, словно за границей познания он успел в момент смерти увидеть некую великую истину и убедиться, что жизнь была пройдена не зря, что прошёл он её так, как следовало. Сможет ли она когда-нибудь вот так спокойно подойти к последней черте и шагнуть туда без страха и боли? Теперь — вряд ли. — Ешь, Аля, — за плечо тронул Даниил — Ешь и пойдём. Стряхнула, даже не заметив его силы. Теперь — когда поняла, что всю жизнь направляла силы на смерть, а не на жизнь. Когда поняла, о чём говорила сестра Пелагея, обучая её смотреть на бога, как на любовь, без страха и раболепия. О чём говорила, когда беззвучно кричала перед последней схваткой. Теперь — уже не сможет шагнуть за черту спокойно. Умер. — Аля… Алиса зажмурилась, не выпуская на глаза влагу, но та всё равно просочилась сквозь предательски дрожащие веки. Осела на ресницах радужными каплями, затрепетала разводами. «Грязная йаха! — стискивая зубы, кричала в нутро Алиса: — Ты владеешь силой, не доступной большинству. Тебя обучали лучшие из лучших. И ты не можешь, просто не умеешь делать хоть что-то доброе и хорошее! Куда бы ты ни пришла — там смерть. К кому бы ни приблизилась — умертвляешь! Чего ты стоишь, дрянь…» — Аля… Голос Даниила был другим — тяжёлый, обрывистый, стёртый придушенным вдохом. И она подняла веки. Серые тусклые глаза смотрели в неё, словно заглядывали в душу. Мёртвый «брат» вдохнул — из ноздрей покатилась капля крови. Облизал губы. Поднял руки и стиснул в ладонях её дрожащие запястья. Грудная клетка равномерно поднималась и опускалась, жилки на горле бились, а вокруг стискивающих виски Алисиных пальцев медленно, по сантиметру, расползаясь естественным розовым цветом здоровая кожа. — Боже… — выдохнула Алиса и отпустила нервно сжатые руки. — Йахаса… — с искренней преданностью опустил голову проводник за её спиной. Тронул пальцами меж бровей и зажмурился, пряча взгляд. Алиса отшатнулась от ожившего мертвеца и вскочила на ноги. Воскресший медленно повернулся на бок и закашлялся, освобождая носоглотку. А по телу продолжала скользить плёнка здоровой кожи, наползая на обожжённую и затягивая её сверху. Алиса шагнула назад, ещё раз и вздрогнула — наткнулась на Даниила. Он обнял её за плечи, приблизил к себе и прижался заросшей щекой к бешено вибрирующему виску. — Всё хорошо, Аля, всё хорошо, — утомлённо сказал он. — Просто ты теперь это умеешь… Просто прими это. Ты теперь можешь… даже это. А она молча, с испугом смотрела за тем, как воскресший поднимается, оттирая лицо от пота, как его, очумевшего, обнимает плачущей товарищ, крича на ухо о том, что йахаса подняла его из мёртвых, что они — настоящие, что Марк не ошибся, что они пришли… вестники прихода… И в глазах обоих братьев зажигается огонь фанатичной веры. — Зачем? — простонала она. — Они теперь будут… — Верить, — просто закончил Даниил. — Ага. Они будут просто верить. Алиса развернулась и упёрлась лбом в плечо Даниила. Бывший бет обнял, губами зарылся в рыжие волосы. — Они… — Да, — грустно усмехнулся он, прижимаясь теснее к девушке. — Они расскажут другим, те — следующим. Скоро об этом будет говорить весь город. И город будет верить в то, что пришли освободители. — Боже, Даня… — закусив губу, простонала Алиса. — Мы не сможем смотреть в их горящие глаза, не сможем видеть, с каким фанатизмом они будут умирать в облавах инквизиции… Всех, ведь, не оживишь… И нам придётся освободить Прото. — Нет! — она замотала головой, трясь лбом о жесткий шов рубашки товарища. — Если сейчас мы не уберём их, — закончил Даниил. Алиса отпрянула. На лицах «братьев» погасли улыбки. Понимание ошеломило их. Но не смогло переломить верности. Переглянувшись, они медленно опустились на колени. Даниил хмуро посмотрел на две склонённые фигуры. Потом с тоской — на Алису. Девушка встала меж ним и людьми, стискивая кулаки — в каждой ладони по клинку. — Я не дам, — выделяя каждое слово, сказала она. — Не дам их убить. Не для этого я… Бывший бет пожал плечами: — Разве ты не хочешь есть? Разве не ты теперь нуждаешься только в человечьей крови? Она облизала сухие губы и мотнула головой так, что рыжие волны расплескались по плечам тяжёлой бурей: — К чёрту! Марк как-то жил — и я выживу! Даниил едва заметно усмехнулся: — Значит — мы идём путём Марка? И ты готова делать алтари и храмы с жертвенными тазиками, плодить йахов и каждое полнолуние натравливать паству на новую девчонку? Ножи в руках Алисы нервно заплясали. — Зачем же… — облизала она губы и снова мотнула головой, отгоняя навязчивое видение распластанных на нарисованных звёздах девушек. Даниил поморщился: — Потому что иначе Прото никак не освободить. — Можно, — хрипло перебил «брат йахаса», не поднимаясь с пола. Алиса стремительно развернулась на пятке, широко шагнула и упала на колено, всматриваясь в лицо воскресшего. — Повтори, — одними губами показала она. — Можно освободить Прото, — повторил он тише и суше. — Но это было не по силам Марку. Поэтому он искал другие пути. — Как? — Даниил подошёл сзади. Брат йахаса отозвался мгновенно, но смотрел только на девушку, судорожно пряча взгляд от бывшего бета: — Прото содержат в одном из монастырей пригорода. Марк потому и проводил обряды здесь — так ближе к силе Истинного йаха. — Как просто… — прошептала Алиса, задумчиво закусывая губу. — Взломать монастырь, окружённый храмовниками? — усмехнулся Даниил. — Это просто? Алиса распрямилась и резко развернулась. — Просто! — зарычала она, наступая на товарища. — Это — просто! Ты! Отродье! Если бы ты хоть раз видел этих рванных девчонок! Если бы ты слышал, как просят о помощи! Ты бы никогда! Никогда! Даниил побелел и схватил её за локти до того, как клинки пошли в ход. — Уймись, Аля! Уймись! — рыкнул он. Но девушка билась, стремясь вырваться. Закушенная губа и безумный, блуждающий по его шее, взгляд. — Алька… — Даниил болезненно прищурился: — Успокойся. Это просто — голод, девочка моя. Просто голод… Она рванулась ещё раз, ещё, и ослабела в его железных руках. Взгляд, не задерживаясь, побежал по стенам, по потолку — подальше, подальше от людей, от жизни, от крови. Даниил притянул её к себе, поцеловал под рыжую копну волос, и прошептал во вздрогнувшую шею: — Конечно, мы пойдём… мы освободим его. Это просто. Конечно. …