– Не шутил, – ответил новоиспеченный завкафедры, откинувшись на спинку и вперив изучающий взгляд в потолок. Заложив руки за голову, он вытянул ноги и, поцокав языком, продолжил: – Я действительно подал такое прошение. Изначально, конечно, лишь чтоб обидных ассоциаций с названием кафедры не оставалось, но сейчас вот сижу и думаю: ведь шикарная же идея, да еще с такими возможностями… – С какими? – позволил себе скептически усмехнуться я. – А ты не понимаешь? – Глушаков мигом вышел из расслабленного состояния, наклонился ко мне. Почти прошептал: – Паша, ты правда еще не понял? Вот эта общая магия – это же созидание чистой воды. Да, с ее помощью можно разрушать, но строить намного эффективнее. И инженеры… Это созидатели, строители, это передовой класс, социалистический класс. А представь, если все станут, как они? Это же будет первый шаг к обществу, где маги работают на благо людей, где магия – это не титулы и личное богатство, а передовой рубеж прогресса! Как тебе такое?! Вот это цель, настоящая цель. И знаешь, за такую цель я готов побороться. – Заманчиво, конечно, – улыбнулся я горячему фанатизму товарища, – вот только для этого надо как минимум уничтожить все прочие виды магии: белую, черную, стихийную наконец. Сергей ничего на это не ответил, однако очень выразительно посмотрел в мои глаза, так, что улыбка на моем лице начала медленно пропадать. – Ты что, серьезно? – чуть хрипло поинтересовался я, не наблюдая даже тени шутки во взгляде Глушакова. – В самом деле хочешь уничтожить всю остальную магию? Но это нереально! – Одну мы уже уничтожили, – сказал он, демонстрируя недюжинную осведомленность и заставив меня на секунду зажмуриться в полном смятении. – А остальные? Ты даже не знаешь их источника. Как ты уничтожишь то, что непонятно где находится и непонятно как работает? – Один – никак, – спокойно ответил Сергей, – но вот вдвоем… – Черт, черт, черт… – пробормотал я. Подобное предложение из уст любого другого я бы даже не стал рассматривать, мгновенно подняв на смех, но только не Глушакова. Я видел, что он верит в задуманное, и знал, что он приложит все силы для его исполнения. А я… Разум мой требовал отказаться, но сердце желало присоединиться к нему в этой борьбе. Тем более что в случае успеха мы бы не убили никого из магов, просто сделали бы их всех магами созидания, оставив одну общую и убрав все остальные направления. Чудовищно тяжелый выбор. И самое удивительное было то, что даже мое кольцо молчало, никак не реагируя на подобные мысли и словно оставляя мне право решать самому. – Так ты со мной? – требовательно произнес он. А я смотрел в глаза Глушакову, судорожно пытаясь выбрать, и все никак не мог. Глава 23 К себе я вернулся в совершеннейшем раздрае. Устало сбросил амуницию, скинул сапоги, стянул рубашку со штанами, после чего отодвинул шторку, отделяющую угол чердака, приспособленный под санузел, и полез в ванну. Под шум побежавшей из крана воды вдруг спохватился, что могут быть посторонние, и крикнул: – Вигир, ты здесь? Один? Но в ответ была лишь тишина, и я успокоился, все-таки парень договоренности соблюдал и больше своих поклонниц сюда не таскал. Опустился в горячую воду, укладывая ноги на бортик маловатой для моих габаритов емкости, и стал задумчиво перебирать в голове наш с Глушаковым разговор. Мне было чрезвычайно трудно, почти невозможно сказать Сергею «нет», как, впрочем, и «да». Я прекрасно понимал, что ему не за что любить магов, ведь именно они изуродовали его, превратили в безжалостную машину для убийства. Вполне возможно, он и магию в душе ненавидел, считая, что именно в ней корень всех бед, да к тому же имея перед глазами пример тотальной магической деспотии. Но для меня магия была чем-то другим, чудесным, волшебным, прямо противоположным серой реальности моей прошлой жизни на Земле. Тем более что здесь, в этом мире, у них получилось найти тонкий, но все же баланс между магами и простыми людьми в виде инквизиции, служащей тем самым ограничителем, что не давал империи скатиться в махровую магократию. Поэтому, чуть успокоившись и собравшись с мыслями, я напомнил товарищу про тех же друидов и магию жизни, без которых невозможно было представить магическую медицину, что по многим параметрам обгоняла таковую даже нашего, продвинутого технически мира. Я видел, как Глушаков нахмурился, но возражать мне не стал, хоть и остался все равно при своем мнении – это было видно по его упрямому виду. И тогда я привел еще один аргумент, который, может, и не мог заставить его отказаться от задуманного, но отодвинул бы эти планы на очень и очень далекую перспективу. – Послушай, – произнес я, – а ты, увлекшись внутриполитической обстановкой в империи, не забыл ли о внешней? Об окруживших страну со всех сторон эльфах, гномах, вампирах? О зонах магических катаклизмов, о древних полях сражений, откуда прет не пойми что? Ты разве не помнишь, что невозможно построить коммунистическое общество в окружении капиталистических государств? – уязвил я его вовремя пришедшей и хорошо понятной ему аналогией. – Так и тут. Пока нас окружает враждебная магия, мы просто не имеем права сознательно избавляться от своей, какой бы порочной и опасной она ни была. Похоже, об этой стороне вопроса, окунувшись в мечты о всеобщем равноправии, мире и процветании, Сергей не думал. Он мигом посмурнел, поджимая губы. И замолчал. Надолго. А затем, спустя добрые пять минут полной тишины, наконец нехотя, но все же правоту мою признал. Вот только не отказался от идеи уничтожения всей магии, кроме трудовой, лишь отложил ее до момента, когда будет уничтожена магия всех прочих, враждебных нам рас и видов. На это, впрочем, я уже с облегчением согласился. Ибо как можно уничтожить магию тех же эльфов – я не представлял, а сами эльфы вряд ли спокойно отдадут ключи от своего могущества, да и охраняется этот секрет явно так, как нам и не снилось. В общем, принимал я эти обязательства со стойким убеждением, что в этой жизни такого уж точно не произойдет. Зато и товарища отказом не обидел. Тем более что, сместив фокус его внимания на нелюдей, в какой-то мере смог успокоить революционные порывы. Не то чтобы революция была вещью однозначно плохой, нет, но прекрасно помня, скольких жертв стоила моей стране первая, с последовавшими за ней по пятам гражданской войной и интервенцией, а затем и вторая, что прошла в девяносто первом, тоже слизнув, как корова языком, десятки миллионов человек, я подобного здесь видеть не хотел. Не так, не такой ценой. Должен быть иной путь. Почти полностью погрузившись в воду, я прикрыл глаза, постаравшись расслабиться и освободить потяжелевшую голову от лишних мыслей, и незаметно задремал. Разбудил меня вернувшийся Вигир. – Опять с дядь Сережей отмечали чего? – поинтересовался он с ехидной улыбкой, дипломатично отвернувшись, когда я, ежась, стал вылезать из полностью остывшей ванны. – Да не пили мы, – буркнул я, слегка уязвленный намеком. Невольно подумал, а не часто ли мы пацану плохой пример показываем распитием алкогольных напитков. – Устал просто, расслабился, уснул. – Верю-верю, – ответил мелкий засранец с большим потенциалом. Натянув штаны и пройдя мимо него, я уселся в кресло у камина и спросил, глядя на весьма довольного собой парня, что плюхнулся в кресло напротив: – Что, нагулялся уже? – Ага, – щурясь как кот, объевшийся сметаны, произнес тот. – Кстати, я теперь прям как ты – с каждой из своей группы по очереди сижу за партой и гуляю. До вечера. А там уже и романтические поцелуи в наступающих сумерках, хотя бывает и больше… – Так, – оборвал я его, – будь добр, избавь от подробностей. – Ну ладно, – пожал плечами Вигир, – как хочешь. В этот миг в окошко, в котором последним напоминанием о севшем за горизонт солнце полыхало красноватое зарево, впорхнула какая-то птичка и нахально села ко мне на подлокотник кресла. – Ого! – выдохнул парень, разглядывая нежданную гостью. – Цвиг! – Чего? – переспросил я. – Цвиг. Птица такая. Редкая. Очень умная. – И что ей у меня понадобилось? – поинтересовался я, стараясь не шевелиться и разглядывая серенькую пичужку с небольшим белым хохолком и бордовой грудкой, что, наклонив голову, поворачивала ее то в одну сторону, то в другую, словно прислушиваясь к нашему диалогу. – Без понятия. Хотя… – Вигир наклонился, присматриваясь, – думаю, сейчас узнаем. Подойдя, он аккуратно прикоснулся к лапке спокойно сидящего на месте и не думающего улетать цвига и одним ловким и быстрым движением снял с нее не замеченный мною маленький кусочек бумаги, свернутый трубочкой. – Ну-ка, прочитаем! – парень увернулся от моей руки, отбегая в сторону, и продекламировал, выхватывая глазами строчки убористого почерка: – Милый Павел, мое сердце разрывается от столь долгой разлуки… К счастью, в следующую секунду я все же смог поймать с хохотом скачущего от меня по чердаку шутника и отобрать записку. Подобное написать могла только одна особа, вот только нашему аватару совершенно необязательно было знать, какая именно. – А мне мои еще такого не присылали, – завалившись обратно в кресло, объявил Вигир, видимо, решивший, что это сделала одна из моих одногруппниц. Что ж, пусть так и думает. Меньше знает – крепче будет спать. – Естественно, – с деланым равнодушием высказался я, параллельно читая записку. – Ты ведь что? Сунул-вынул и пошел. А этого мало. – А что еще-то? – А как же поговорить? – покосился я на скривившегося аватара, сворачивая бумажку обратно в трубочку. – А поинтересоваться чувствами? Узнать, что девушка любит, о чем мечтает? – Скукота… – протянул парень. – Ну вот как перестанет это быть для тебя скукой, тогда и записки подобные получать начнешь. – Не больно-то и хотелось, – отмахнулся Вигир. Между тем я, подойдя к камину, бросил послание в магический огонь, проследив, чтобы то полностью сгорело. На память я не жаловался, поэтому прекрасно запомнил указанный адрес: «Постоялый двор “Три сосны” у восточных ворот, спросить Керрика». Как и приписку: «Ни в коем случае не демонстрируй, что ты инквизитор». Для встреч инкогнито напоминание, пожалуй, было не лишним. * * * Искомый постоялый двор я нашел быстро и, бросив взгляд по сторонам, дабы убедиться в отсутствии слежки, быстро дернул на себя заскрипевшую дверь, входя внутрь. Не обращая внимания на сидевших, как был, в запахнутом тяжелом плаще с глубоко надвинутым капюшоном, прошел к хозяину постоялого двора, что поднялся со стула и сейчас дожидался меня за стойкой. Полноватый и добродушный на вид, он тем не менее весьма цепким взглядом пробежался по моей закутанной фигуре, но затем, чуть отведя взгляд, заулыбался и, подцепив пальцем кармашек жилетки, поинтересовался: – Чего изволите, господин? На всякий случай изменив голос, я хрипло, подражая Боярскому, прокаркал: – Керрика ищу… – еле удержавшись, чтобы не добавить «каналья», настолько вошел в роль.