Лидия тихо вздохнула и поставила свою подпись под согласием. – Да что может случиться? – пробормотала она, подписывая. Профессор прочистил горло, но ничего не сказал. Вместо этого проверил обе подписи и взглянул на свои наручные часы. – Отлично, тогда мы готовы. Он через силу улыбнулся. – Начинаем эксперимент. Пожалуйста, откройте медицинскую карту на странице 19. Медицинская карта № 131071/VL Далее читать только под медицинским наблюдением. 17:49, за день до сочельника – девять часов и сорок девять минут до страха – Представьте себе следующую ситуацию… Каспар слышал голос старой дамы, у ног которой опустился на колени, глухо, словно через закрытую дверь. – Отец и сын едут ночью по заснеженной дороге через темный лес. Отец не справляется с управлением, и машина врезается в дерево. Отец погибает на месте. Мальчика с тяжелыми травмами доставляют в больницу, где немедленно отвозят в отделение экстренной хирургии. Приходит хирург, застывает на месте и испуганно говорит: «О господи, я не могу оперировать этого мальчика. Это мой сын!» Пожилая дама на кровати сделала небольшую паузу, потом с триумфом спросила: – Как это возможно, если у мальчика не два отца? – Я понятия не имею. Каспар закрыл глаза и полностью доверился своему осязанию, пытаясь починить телевизор. Поэтому мог лишь догадываться о ее лукавой улыбке у себя за спиной. – Ну же. Для мужчины с вашим интеллектом эта загадка не столь и сложна. Он вытащил руку из-за неуклюжего лампового телевизора и, качая головой, повернулся к Грете Камински. Семидесятидевятилетняя вдова банкира постучала в его дверь всего пять минут назад и попросила посмотреть ее «говорящий ящик». Так она называла безобразный телевизор на ножках, который был слишком большим для ее маленькой палаты на верхнем этаже клиники Тойфельсберг. Разумеется, он сделал ей одолжение, хотя профессор Расфельд строго-настрого запретил ему это. Руководитель клиники не хотел, чтобы Каспар покидал свою одноместную палату без присмотра. – Боюсь, загадки не мое, Грета. – Он вдохнул немного пыли, которая собралась за телевизором, и закашлялся. – Кроме того, я не женщина. И не умею делать несколько вещей одновременно. Он снова прижался щекой к телевизору и на ощупь попытался найти на задней стенке крошечное гнездо для антенны. Тяжелая махина ни на миллиметр не отодвигалась от стены. – Вздор! Грета дважды похлопала ладонью по матрасу. – Не ломайтесь, Каспар! Каспар. Это санитары дали ему такое прозвище. Как-то ведь надо было к нему обращаться, пока не выяснится его настоящее имя. – Ну попытайтесь! Вдруг вы окажетесь королем разгадывания загадок. Кто знает, вы же ничего не помните! – Неправда, – простонал он и еще дальше просунул руку между телевизором и шероховатыми обоями. – Я знаю, как завязывать галстук, читать книгу или ездить на велосипеде. Просто моего пережитого опыта больше нет. – Ваше знание фактов практически не пострадало, – объяснила ему доктор София Дорн, его лечащий психиатр, в начале первого сеанса. – Но все, что составляет вашу эмоциональную часть, то есть определяет вашу личность, к сожалению, исчезло. Ретроградная амнезия. Потеря памяти. Он не мог вспомнить ни свое имя, ни семью или профессию. Он даже не знал, как вообще попал в эту элитную частную больницу. Старое здание клиники Тойфельсберг стояло на краю города, на самой высокой горе Берлина, которая была насыпана из руин домов, разрушенных при бомбардировках во Второй мировой войне. Сегодня гора Тойфельсберг представляла собой озелененный холм из обломков и мусора, на вершине которого во времена холодной войны располагалась американская шпионская станция. В четырехэтажном здании клиники, где лечился Каспар, размещалось казино для офицеров разведки, пока после падения Берлинской стены виллу не выкупил известный психиатр и нейрорадиолог профессор Самуэль Расфельд, модернизировал ее и превратил в одну из ведущих больниц, занимающихся психосоматическими расстройствами. Сейчас клиника возвышалась над Грюневальдом, как крепость, защищенная разводными мостами. Попасть в нее можно было лишь по узкой частной подъездной дороге, на которой и нашли Каспара десять дней назад. Без сознания, запорошенного тонким слоем снега и с переохлаждением. В тот вечер Дирк Бахман, консьерж клиники Тойфельсберг, отвез Расфельда на встречу в клинику Вестэнд. Вернись он на час позже, Каспар замерз бы на обочине. Иногда он задавался вопросом, что бы это изменило. Чем жизнь без идентичности отличается от смерти? – Вам нельзя так себя мучить, – пожурила его Грета, словно прочитав эти мрачные мысли. При этом у нее были интонации врача, а не пациентки, которая сама страдала неврозом страха, если долго оставалась одна. – Память как красивая женщина, – объяснила она ему, пока он искал проклятое гнездо для телевизионной антенны. – Если будете бегать за ней, она отстранится со скучающим лицом. А если займетесь чем-то другим, то ревнивая красавица сама вернется к вам. Она захихикала. – Как наша симпатичная врач-терапевт, которая так нежно о вас заботится. – Что вы имеете в виду? – удивленно спросил Каспар. – Ну, это даже такая старуха, как я, заметила. Мне кажется, София и вы подходите друг другу, Каспааррр. Каспааррр. Растянутым А и грассирующим Р голос Греты напоминал ему кинодив послевоенного времени. С тех пор как ее муж скончался от инсульта на площадке для гольфа семь лет назад, она каждое Рождество проводила в частной клинике. Здесь она была не одна, когда на нее нападала рождественская депрессия. И поэтому то, что ее телевизор перестал работать, было своего рода катастрофой. Она никогда не выключала «говорящий ящик», чтобы не чувствовать себя одиноко. – Будь я моложе, тоже пошла бы с вами на послеобеденные танцы, – захихикала она. – Большое спасибо, – рассмеялся Каспар. – Я не шучу. Когда мой муж был вашего возраста, думаю, чуть больше сорока, его темные волосы так же задорно падали ему на лоб. Помимо этого, у него были такие же красивые руки, как у вас, Каспар. И… – Грета снова хихикнула. – И он разделял мою страсть к загадкам! Она дважды хлопнула в ладоши, как учительница по окончании школьной перемены. – И поэтому мы сейчас попробуем еще раз… Каспар застонал, когда Грета повторила ему загадку. – Отец и сын попадают в автоаварию. Отец погибает, сын остается в живых. Несмотря на приоткрытое окно, Каспар начал потеть. С утра шел мокрый снег, а к полудню температура опустилась ниже нуля. Здесь за городом, в Грюневальде, должно быть градуса на два холоднее, чем в центре Берлина. Но в настоящий момент он этого не чувствовал. Ага! Его указательный палец нащупал круглый металлический ободок пластикового гнезда. Сейчас нужно лишь вставить в него антенну и… – Сына с тяжелыми травмами доставляют в отделение экстренной хирургии. Но хирург не хочет его оперировать, потому что мальчик его сын. Каспар отодвинулся от экрана телевизора, поднялся и взял пульт управления. – Как это возможно? – лукаво спросила Грета. – А вот так, – сказал Каспар и включил телевизор. Сначала экран замерцал, затем в комнате раздался гнусавый голос ведущего новостей. Когда звук дополнился соответствующей картинкой, Грета восторженно захлопала в ладоши. – Он снова заработал. Чудесно, вы гений. «Я не знаю, кто я», – подумал Каспар и отряхнул пыль со своих джинсов. – Тогда я пойду к себе в палату, пока медсестра не рассердилась… – начал было он, но Грета подняла руку, призывая замолчать. – Очередные ужасные новости о так называемом Инквизиторе, который уже несколько недель держит в ужасе женское население…