Не тратя больше время на разговоры, друзья улеглись спать и тут же провалились в глубокий омут сновидений. Глава 32 Москва и область, стоящие на ушах после случившегося в бункере, продолжали гудеть как сбитый с ветки пчелиный улей и успокоиться обещали ещё не скоро. Повсюду были выставлены блокпосты, а с соседних областей стянуты дополнительные силы, поэтому без ведома военных не бегали даже крысы в подвалах. Росса всё это лишь веселило, потому что он знал, что данный процесс всего лишь видимость. Тем не менее, Михаил не мог не восхититься влиянием Берии. Лаврентий Павлович, уговорив Сталина на принятие столь рессурсозатратного решения, коим является изоляция Московской области, поступил правильно. Тайная организация, которой пока что даже имени не дали, наверняка навострила уши и сейчас пристально следит за происходящим. Не вызвать подозрения раньше времени – вот что поставил на первое место бывший нарком. И, чему не стоит удивляться, он просто идеально справился с этой задачей. Всё МГБ, совместно с армией, пытается выловить всех агентов английской разведки и делает это очень “упорно”. Можно не сомневаться, что, когда всё успокоится, так и не будет поймано ни одного шпиона. Двое суток безделья прошли в Штабе Московского Военного округа. Покидать территорию Михаилу запретили и о происходящем снаружи он узнавал из бесед с бойцами, которые огромным количеством прибывали в Штаб практически каждую минуту. И с таким же временным промежутком убывали из него. Увы, но собирать информацию о происходящем в области Россу надоело довольно быстро и он решил, что пора бы найти себе занятие поинтереснее. И оно было найдено. Вот только всё пошло совсем не так, как Михаил планировал. Искал одно, а нашёл совершенно другое… * * * Она сидела в библиотеке Штаба и, покусывая карандаш, с очень серьёзным лицом читала медицинский справочник, изредка делая записи в толстой тетради. Михаил, пытаясь найти среди множества литературы что-то интересное, буквально впал в ступор, когда наткнулся на неё, сидящую между полок с книгами за потрёпанной партой. Первые двадцать секунд он просто стоял и смотрел, боясь пошевелиться. Его сердце, без ведома хозяина, забилось быстрее, а в голове появился какой-то приятный и неподдающийся контролю шум. Ранее не испытывая ничего подобного, Росс был сильно удивлён непонятному поведению своего тела. Но, как человек, который привык находить всему логическое объяснение, он всё же сумел вернуть себе самообладание. А после тут же нашёл ответ – во всём виноваты гормоны. Михаил, всю жизнь считавший, что контролирует своё тело и разум как никто другой, понял, что влюбляется с первого взгляда и ничто не может с этим поделать. – Вы заблудились? – спросила она, удивившись непонятному поведению незнакомца. Вопрос ударил словно набат и он во второй раз за всё ещё не закончившуюся минуту растерялся. Всё, что Михаил мог делать в данный момент – просто смотреть и улыбаться. И девушка улыбнулась в ответ. – Убит… – тихо сказал Росс, вновь справившись с ураганом в голове. – Впервые и наповал… – Товарищ капитан, вы заблудились? – повторила вопрос девушка. – Вам нужна моя помощь? – Да, – продолжая стоять с идиотской улыбкой, сказал Михаил. – Я и вправду заблудился. И, знаете, мне это так нравится… – Я вас не понимаю… – Я сам себя не понимаю… Девушка встала, и Росс только сейчас увидел, что она одета в военную форму. Перед ним стояла прапорщик. Нужно срочно что-то сделать. Нужно перестать быть улыбающимся идиотом… – Меня зовут Михаил, – сказал он и тут же начал мысленно материть себя. Большей глупости было сложно придумать. – Нина, – ответила девушка и легонько пожала протянутую ладонь. – Очень рада знакомству. – Михаил Росс, – уточнил он и ещё сильнее начал ругать себя. – Нина Кузнецова, – девушка указала на проход позади себя, а затем на парту. – Вам нужно туда? Моя парта мешает вам? – Нет, ведь можно обойти, дело совсем не в старой парте. Дело в вас, Нина, вы буквально вскружили мне голову. Я человек прямолинейный, поэтому решил сказать всё как есть здесь и сейчас. Подобного со мной не происходило, это впервые. Прапорщик Кузнецова, требую от вас признания, вы совершили любовный приворот? Девушка сперва растерялась, а затем начала смеяться. Положив ладонь на сердце, сказала: – Признаюсь вам в свою очередь, товарищ капитан, по маминой линии у меня были ведуньи, так говорила моя бабушка, но меня она называла бездарностью. Кто знает, может быть во мне именно сейчас проснулись спящие до сегодняшнего дня способности к колдовству. Если я и могла вас приворожить, то извините меня, я сделала это не нарочно. Росс пожал плечами, а затем стукнул себя кулаком в район сердца и спросил: – И что мне теперь с этим делать? Извинениями, Нина Кузнецова, отделаться от меня у вас точно не получится. Требую свидания! Сегодня, ровно в семь вечера, жду вас у входа со стороны внутреннего двора. И, более, не буду вам мешать, до встречи! Михаил, развернувшись, направился к выходу. Когда он был готов повернуть направо, Нина крикнула: – Товарищ капитан, а если я не приду? Развернувшись, Росс усмехнулся и сказал: – Вы придёте, это я знаю точно… Глава 33 Валерия Алексеевича Герасимова прозвали медведем ещё в школе за характерное сходство с могучим зверем. С возрастом похожесть лишь усилилась. Высокий и широкий, с пышной шевелюрой каштанового цвета и грубым, словно тёсаным топором, лицом, он словно близкий родственник походил на грозного бурого мишку и даже походку имел соответствующую. Любой из ладоней полковник Герасимов без труда удерживал трехлитровую банку, а сильными пальцами легко загибал толстые гвозди и мог свободно держать гирю весом в два пуда одной вытянутой рукой на весу довольно долго. Следует сказать о характере Герасимова. Не смотря на внешность, человеком он был добрым и справедливым. Свою силу применял лишь в крайних случаях, а в большинстве старался действовать умом, который у него был развит так же хорошо, как и тело. Ребята, которые ходили у Валерия Алексеевича в подчинении, никогда не обижались на руководителя и все считали его чуть ли не отцом, а если кто-то допускал себе сказать о нём что-то плохое, то тут же вступались за старшего и, порой, могли устроить драку. За командира они стояли горой, как и он за них. Но таким, каким Герасимова все знают сейчас, он был не всегда. Мудрость и спокойствие пришли к нему после тридцати, а до этого им всегда управляли задор и жажда приключений. Именно по этому он ещё в школе решил посвятить себя службе в армии. Великую Отечественную войну он начал будучи лейтенантом пограничных войск, а затем, после того, как был замечен нужными людьми, уже в январе сорок второго стал лейтенантом Главного управления контрразведки «Смерш» Наркомата обороны. Медведь-шатун, так за глаза называли Валерия свои за сходное поведение с одноимённым зверем при появлении врагов. Шансов на спасение у них попросту не было. Взглянуть на жизнь под другим углом Герасимова заставило ранение, которое он получил в июне сорок пятого в окрестностях Берлина при захвате фашистских диверсантов. Две пули в грудь и одна в живот не убили контрразведчика, он выкарабкался и довольно быстро вернулся в строй, но заниматься прежней оперативной работой уже не мог, не позволило сильно пошатнувшееся здоровье. Одна из пуль, считанные миллиметры не дотянувшая до сердца, так и осталась внутри него, и напоминала о себе каждый раз, когда Валерий вгонял организм в стрессовое состояние. Забыть пришлось о многом, и даже лёгкий бег перешёл в список запрещённых нагрузок. Медведь-шатун, против своей воли состарившись в возрасте тридцати лет, научился жить по другому. Спокойно и с осторожностью. Он снова стал обычным медведем… – Валерий Алексеевич, ну, вы чего, совсем не бережёте себя, опять свои гири тягали, вам же нельзя! Младший лейтенант Анатолий Зверьков попытался поднять подполковника, сидящего на полу спиной к стене с до ужаса бледным лицом, но не смог и хотел уже бежать за помощью, но был остановлен тихим рыком: – Стоять! Толя, я разве просил мчаться за помощью? – Так вы… вон… бледный… – запинаясь вымолвил молодой офицер. – Надо доктора, вдруг что не так с вами, я же себя не прощу! – Лучше помоги мне встать, Толя. – Герасимов протянул руку и, дождавшись, когда Зверьков ухватится за неё, начал вставать. Младшему лейтенанту, чтобы не упасть на старшего, пришлось приложить немало усилий. Если бы не стенка, на которую полковник опирался второй рукой, всё закончилось бы провалом. – Жиром заплываю я, Толя, – огорчённо рыкнул Герасимов, пытаясь успокоить дыхание. – Сто семьдесят килограммов во мне уже, всё мне запрещено, даже гири свои любимые уже не могу тягать. Сердце и пуля, будь они неладны. – Толстым вы не выглядите! – Зверьков, не умеющий врать, всегда говорил правду и Герасимов это хорошо знал. – При вашем то росте и ширине. Мощный вы, товарищ полковник, но точно не толстый. Майором когда были, сколько весили? – Сто тридцать, сто сорок, больше никогда не позволял себе. Эх, возраст, с каждым годом всё хуже себя ощущаю. Забрала война молодость мою, не вернёшь ничего назад… – Герасимов, мысленно заставив себя взбодриться, посмотрел на две гири, стоящие на полу у окна. – Эх, подружки, похоже, что и с вами пришло время прощаться. Сегодня же подарю кому-нибудь. Толя, хочешь тебе подарю? – Мне? – удивился Зверьков. – Я, товарищ полковник, чуть больше этих четырёх пудов вешу, не по размеру будут, мелковатым вышел. Разве что в деревню увезу, матери отдам, пусть капусту ими прижимает в кадках, но вы, думаю, не рады будете этому. Лучше Гаджиеву подарите их, он подарку, тем более от вас, сильно обрадуется. – Хорошо, пусть будет по твоему, – буркнул Герасимов, и, пристально посмотрев на младшего лейтенанта, спросил: – Чего пришёл-то? Я тебе что велел? – Велели не спускать с Михаила Росса глаз! – отчеканил Зверьков. – И я не спускал, всё как учили делал. Моя вахта прошла, меня Корнеев сменил, а я тут же к вам, докладывать. Полковник, дойдя до кровати, устало сел и сказал: – Докладывай тогда. Младший лейтенант, набрав в грудь воздуха, заговорил быстро и чётко: – Росс, как и прежде, слонялся по штабу и внутреннему двору, на улицу не выходил. Периодически контактировал с младшим офицерским составом, интересовался новостями, не более. Так было до обеда вчерашнего дня, а затем, в библиотеке штаба, Михаил наткнулся на старшего прапорщика медсанбата Нину Кузнецову и, в ходе знакомства с ней, вёл себя очень странно. Растерянность и смущение, это в двух словах. Росс ведь сама невозмутимость, а тут всё строго противоположно было. – Прапорщик Кузнецова? Я такую не знаю, откуда она в штабе? – поинтересовался Герасимов, массируя грудь в районе сердца. – Медсанбат, говорю же. После случившегося в бункере оставил кто-то её здесь зачем-то, в библиотеке всё сидела она, безвылазно, конспектировала, преимущественно медсправочиники. Всеми сферами медицины интересуется, умная девушка. – Умная, говоришь? Росса до смущения довела. Должно быть и красивая? Что о внешности её скажешь, Толя? – Обычная, таких много. Писанной красавицей точно не назовёшь. Машка моя, вон, намного интереснее выглядит. Эта строгая какая-то, вид отталкивающий у неё, взгляд умный шибко, черты лица резкие. – Достаточно, Толь. Дальше что было? – Росс на свидание её пригласил, во дворе штаба гуляли они, весь вечер и ночь. Только с рассветом расстались. Через окно за всем наблюдал я, не знаю, о чём они беседовали, но, судя по их лицам, ещё свидания будут. Любовь у них, товарищ полковник, это я вам как знающий говорю. – Где Росс и Кузнецова в данный момент? – Полковник встал, взглядом сказал Зверькову следовать за ним и пошёл к выходу из комнаты. – Кузнецова у себя, в комнате которую ей отвели, спит она. Росс на тренировке у Семёнова. Наблюдение продолжается, Корнеев меня сменил. – Это хорошо. – От голоса Герасимова по коридору пробежало короткое эхо. – Ты можешь быть свободен, Толя. Иди, отсыпайся. – Слушаюсь, товарищ полковник! * * *