– Пусти, больно! – зашипела девка, впившись грязными ногтями в руку Егорова, – Люди! Караул! Насильничают! Толпа вокруг неодобрительно зашумела. Несколько грузных мужиков с угрюмым ворчанием придвинулись было на защиту ребенка, но их пыл тут же остудила трель милицейского свистка. – Дорогу, граждане! Что происходит? Что случилось? – сквозь толпу пробился милицейский патруль состоящий из молодого лейтенанта и двух красноармейцев, вооруженных винтовками. – Вот этот… – ткнула кривым пальцем в Егорова бабка-торгашка. – Дитя схватил и не отпускаят! – Схватил, говорите? – Схватил, схватил! А еще военный! – зачастила бабка под одобрительный гул окружающих. – Дети! Сироты! Нет им защитников! – Гражданин, пройдемте! – строго посмотрев поверх очков, произнес лейтенант. – Будем разбираться! И отпустите девочку! Зло поиграв желваками, Егоров достал из нагрудного кармана удостоверение и, раскрыв, показал лейтенанту. А после произнесенной в полголоса фразы “Министерство государственной безопасности” толпа стала стремительно рассеиваться. – Конечно мы будем разбираться, лейтенант, – с усмешкой ответил заметно побледневшему младлею Юра. – Разберёмся, откуда на вверенном тебе участке появились воришки и беспризорники. И почему нарушаем регламент по безопасности? Почему на перроне посторонние граждане? Последние два вопроса относились к стихийному рынку организованному местными жителями. Будь у Юры побольше времени, он мог бы прочитать целую лекцию о безопасности на транспортных узлах и перегонах, а также привести несколько примеров диверсий проведенных под прикрытием вот таких вот барахолок. Но времени, впрочем как всегда, почти не оставалось. – Товарищ капитан… да я бы никогда… – театрально задыхаясь от возмущения залепетал лейтенант, но Егоров не дал договорить, скомандовав: – Смир-рно! Представиться! Доложить по форме! Испуганно вытянувшись, лейтенант приложил ладонь к козырьку потрепанной, наверное еще с училища, фуражки и отстрочил давно заученную фразу: – Младший лейтенант Козьков! Проводим дежурный обход на вверенной территории! – Плохо проводишь, младший лейтенант! Почему на перроне бардак? Спекулянтов прикормил, воровство покрываешь! – Никак нет, товарищ капитан! – в глазах бедного участкового отразился дикий ужас. – Боремся в меру возможностей! – Тебе партия в меру возможностей приказала бороться? – указав пальцем на притихшую девчонку, грозно спросил Егоров. – Почему беспризорники тут бродят? – Так она эта, не беспризорная, товарищ капитан. Детдомовские они. Сбегают постоянно. – Вот и верни ребенка туда, где ему быть положено. Егоров подтолкнул девочку к лейтенанту и посмотрел на исцарапанную руку. Вот кошка, всю кожу ободрала! – Они у вас не бешенные хоть? – более спокойно спросил Юра, разглядывая ладонь. Кое где на загорелой коже проступили капельки крови. – Никак нет, товарищ капитан, – вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в плечо беспризорницы, зачастил Козьков, – в детском доме организованы самые лучшие условия для… – Отставить! – отмахнулся от лейтенанта Егоров. Обернувшись на звук подъезжающего поезда, в очередной раз сверился с наручными часами. Обернувшись к патрулю, прожег лицо каждого долгим взглядом. – Везёт вам сегодня. Некогда мне сейчас с вами возиться. Но поверь мне на слово, в следующую мою остановку в вашем городе лично проверю твою работу и не дай Бог, лейтенант… не дай Бог! Ты меня понял? Оставив бледного, как смерть, Козькова на перроне, Егоров поспешил найти начальника поезда и уже через десять минут обустраивался на свободном месте в старом вагоне-теплушке в конце состава. Конечно, можно было воспользоваться служебным положением и потеснить кого-то в более комфортных вагонах, но Юра не хотел быть никому обязанным. Если ты ничего не должен человеку, то и спрашивать с него можно по полной. Случай на перроне не расстроил Егорова, а даже наоборот поднял настроение. Теперь Юра знал, что в славном городе Воронеже есть молодой лейтенант Козьков, который будет особо рьяно исполнять свои служебные обязанности. А это значит, что он только что сделал жизнь в стране чуточку лучше. И нужно не забыть отправить кого-нибудь в детдом для проверки. Козьков говорил про самые лучшие условия. Но так ли всё на самом деле? Человек, способный заняться этим, имеется, нужно будет отправить ему из Москвы телеграмму и дело можно считать решённым. Пристроив свой походный чемоданчик в изголовье грубо сколоченных нар, Егоров снял сапоги и с удовольствием вытянул ноги. В тесном помещении вагона стоял терпкий дух портянок, немытых тел и лежалой соломы. Надвинув козырек фуражки на глаза, капитан не спеша изучал своих попутчиков. На нарах в дальнем углу спали двое сельчан, выпятив грязные пятки. В стёганых телогрейках, сапоги осмотрительно сложены под головы. Для этих мужиков выход за пределы родного колхоза сродни походу на вражескую территорию. Верить никому нельзя, все вокруг воры и жулики. Как они только спать легли, не побоялись. Стоило мелькнуть этой мысли, как от буржуйки в углу вагона отошла мешковатая фигура в потертом картузе и присоединилась к двум колхозникам, окинув капитана подозрительным взглядом. Егоров самодовольно хмыкнул. Так и есть, пока двое спят, третий дежурит. Следующую группу попутчиков Юра, к своему удивлению, определить не смог. Слишком уж разномастная компания получилась. Суховатый старик в потертом суконном костюме мог оказаться школьным учителем, а мог и бухгалтером в одном из государственных учреждений. Тихо беседующий с ним кавказец средних лет одет был более скромно, но вёл себя с “учителем” на равных. Панибратски похлопывая собеседников по плечам, он активно жестикулировал и задорно улыбался, поблёскивая стальными фиксами, чем вызывал регулярные смешки товарищей. Третий и самый молодой член компании был типичным представителем городской молодежи. Куртка “хулиганка” и франтовые парусиновые туфли, до одурения натёртые мелом, выдавали в нем ярого последователя моды и похитителя женских сердец. Завершала образ модника лихо заломленная на затылок кепка и торчащий из-под нее русый чуб. Эта компания надолго привлекла внимание Егорова. Из имеющихся данных он смастерил в уме задачу и теперь пытался найти ответ на главный вопрос: что объединяет столь разнообразную компанию, помимо соседних мест в поезде? Родственные связи? Вряд ли. Общая работа? Исключено. Может быть… Не заметив подкравшейся усталости, Егоров с удивлением обнаружил, что задремал. Когда он спал нормально в последний раз? Последние несколько суток провел в дороге и сборе информации о Михаиле Россе, отдохнуть как следует не удавалось. При воспоминании о объекте задания капитан устало вздохнул и достал из нагрудного кармана кителя потертую фотографию, которую с таким трудом отвоевал у педантичного Полякова. Пришлось даже звонить в ГЛАВК и подключать Кравцова. На старом фото было изображение детского дома в Раменском, это недалеко от Москвы. На мраморных ступенях бывшей дворянской усадьбы сидела аккуратная женщина аристократичной внешности, а рядом стоял худой паренек лет десяти. На обороте фотографии дата и лаконичная подпись “М. Росс”. Это было единственное изображение объекта, которое удалось откопать в личном деле бывшего агента. Объяснить столь халатное отношение к ведению делопроизводства никто не смог, да и не хотел. Спрятав фотографию назад в карман, Егоров взглянул на часы. Если всё пойдет по плану, то к завтрашнему вечеру он уже будет в Москве и наконец сможет начать получать ответы на накопившиеся вопросы. А пока… С трудом подавив приступ зевоты, Юра оглянулся. Попутчики так же занимались своими делами не обращая на него никакого внимания. Пока что можно и поспать… * * * – Вставай боец! Вставай бл… Конец фразы заглушил разрыв мины за остатками стены соседнего здания. Рефлекторно бросив свое тело на мёрзлую, пропитанную порохом и кровью, землю, Егоров закрыл собой испуганного вжимающегося в стенку окопа паренька, судорожно сжимающего винтовку. Спину в районе лопаток не сильно обожгло шальным осколком. Чувствуя, как что то тёплое начинает пропитывать ткань гимнастерки, Юра торопливо, словно боясь, что кто-то заметит, поднялся на ноги и окинул окружающих мутнеющим взглядом. То тут, то там из укрытий на него смотрели глаза. Лица бойцов, покрытые толстым слоем гари и грязи взгляд не воспринимал и различал только блестящие страхом и усталостью глаза. – Бойцы… гвардейцы… там, – стволом пистолета Егоров указал на одиноко стоящие руины дома в конце улицы, – там последний оплот фашистской гадины в этом городе… Чувствуя, что задыхается, Юра опустился на колено пытаясь перевести дыхание. Вчерашний выпускник академии СМЕРШ только прибыл на фронт и был, наверное, самым молодым офицером на этом участке. Но это не давало ему никаких поблажек. Здесь, в мало кому известном городке Пулово, выдохлись все. Немцы устали защищаться и, отступив на окраину города, зло огрызались из последних сил, накрывая всю округу огнем полковых минометов. Но и силы Красной армии были на исходе. Все резервы были брошены на решающее направление, на небольшую группу отрезанных от основной армии фашистов никто не хотел тратить ни силы, ни время. Но и оставлять у себя в тылу вооруженную группировку диверсантов было неправильно. Егоров прибыл на позиции остатков стрелкового батальона за пару минут до гибели последнего офицера. По статистике, младший командирский состав на линии фронта живет в среднем три дня. Командир батальона лейтенант Северов прожил полторы недели. Мина попала в блиндаж комбата и Егоров даже не успел познакомиться со своим предшественником. И вот теперь он стоит на краю окопа и ищет слова для того, чтобы поднять этих истощенных морально и физически бойцов в бой. – Товарищи гвардейцы! И откуда только крепость в голосе взялась? – Бойцы красной армии! Оглянитесь вокруг! – сделав широкий полукруг рукой, Егоров поёжился. Морозный воздух пробирался к ране на спине сквозь прореху в шинели и больно покусывал обожжённую кожу. – В этом городе давно идет война! И там, – ствол пистолета снова указал на цель штурма, – сидят убийцы наших детей и матерей! Приказываю! Опорный пункт противника захватить и уничтожить! Бить врага без пощады всеми имеющимися средствами! В атаку! – посмотрев на ближайшего бойца, Юра спросил: – Как фамилия? – Гвардии рядовой Онищук! – На штурм, гвардии рядовой Онищук! Схватив за шиворот представившегося солдата, Егоров силком вытолкнул его из окопа. Навел ствол пистолета на следующего. Вцепившись в винтовку, гвардеец зло выругался и полез на край окопа. – За Родину! За товарища Сталина! Из полуразрушенных руин раздались разрозненные винтовочные выстрелы, постепенно утопающие в грозном реве злых солдат, бегущих в атаку. – Ура-а-а! Окинув взглядом опустевшие окопы, Юра вылез наверх и на заплетающихся от слабости ногах побрел в сторону выстрелов. – Без пощады врагу, – с трудом шевеля немеющими губами, Егоров поднял пистолет и выстрелил в сторону немцев. Где то в небе тонко запела мина и позади раздался взрыв, больно ударив в спину… * * * Тихо зарычав от фантомной боли, Егоров резко сел и некоторое время молча смотрел по сторонам, пытаясь вернуться в реальность. Мерный стук рельс, ночной полумрак теплушки, Москва, детский дом, Михаил Росс. Вытерев тыльной частью ладони испарину со лба, Юра откинулся на спину и некоторое время молча лежал, восстанавливая дыхание. Воспоминания войны не стирались временем и не становились слабее. Сколько раз во снах он брал штурмом чёртовы развалины? Сто? Двести? И ведь это еще не самые страшные воспоминания молодости… – Отдай…Отдай! Не честно так! Возмущенный голос из полумрака вернул Егорова в реальность. Только сейчас он заметил, что две компании попутчиков объединились и сгрудились около импровизированного стола из пустых ящиков. В тусклом свете керосиновой лампы Юра разглядел очертания колоды карт и перекошенное от злобы лицо одного из колхозников, нависшего над тщедушной фигурой “учителя”. – Ты мухлевал, не может быть что тебе четыре туза… – Э… слющай, что ты такое говоришь, брат? – вступился за попутчика кавказец. – Тебе же никто не говорил, что ты мухлюешь, когда ты выигрывал? – Действительно, будь мужчиной и держи свое слово! – влез в разговор “модник”. – Зигмунд Якобович тебе честно выигрыш отдавал! – Я, между прочим, на свои последние сбережения играл, – наставительно подняв кверху сухой палец, прокартавил “учитель”. – И если бы у меня не получилось отыграться, ночевать бы мне на вокзале в Москве. Что то я не помню, уважаемый, что бы вас интересовала моя судьба в тот момент, когда вы выигрывали! – И имя у него какое то фашистское, мужики, – резко перевел тему проигравшийся колхозник. – У меня знакомых Зигмундов нет. Как пить дать, шпион это! – Да немец это, точно немец! Признавайся жулик, ты из пленных?