– С кем вы вчера были? – спрашиваю я. – Кто вас напоил? – А-а, шпионите, значит? – криво усмехается она, откидывая со лба волосы. – За мной шпионите? – Отвечайте, Варя. – Не отвечу!.. – кричит она, подавшись вперед, словно готовая соскочить с кровати и кинуться на меня. – Не заставите!.. Понятно вам?! Он меня убьет!.. Убьет!.. Убьет!.. Он сказал!.. Убьет!.. Мне кажется, у нее начинается истерика. И тут мои нервы тоже не выдерживают. – Тихо! – кричу я. – Тихо!.. Это для нее так неожиданно, что она мгновенно замолкает и, пораженная, смотрит на меня. Я тоже молчу. Мой окрик для меня самого неожидан. Потом Варвара уже тихо, с каким-то непоколебимым убеждением произносит: – Он и правда убьет. Я знаю. От этого тона я сразу прихожу в себя. – Кто? Я уже догадываюсь, кто это, я почти уверен в своей догадке. Но мне надо, чтобы Варвара подтвердила ее. – Он, – упрямо повторяет Варвара. – Значит, надо схватить его как можно раньше, – подчеркнуто спокойно говорю я. – И мы это сделаем. – Ну и делайте!.. – она снова начинает волноваться. – А я не буду!.. Слышите?!. Не буду!.. – Как он вам передал записку? Варвара настораживается: – Какую еще записку? – Вот эту самую. Я достаю клочок квитанции и издали показываю ей. – Ах, эту, – она досадливо машет рукой. – В обед подошел к фабрике. Вызвал меня. Сунул в руку и пошел себе как ни в чем не бывало. Будто и не узнал. Мне сейчас некогда выяснять детали: как вызвал, через кого, почему на квитанции написал. Неважно даже, где они встретились, и он ли довез ее домой. Важно другое. И я торопливо спрашиваю: – Когда вы теперь должны встретиться с… Михаилом Семеновичем? – Почем я знаю? – зло отвечает Варвара. – По мне бы, провалился он. Все бы вы провалились. По щекам у нее снова катятся слезы, и она, как ребенок, втягивает их ртом. – Боюсь… Так боюсь… Ой, господи!.. Она опять зарывается лицом в подушку. Мне становится не по себе. – Варя, – говорю я. – Ну почему вы не хотите избавиться от него? – Это я-то не хочу? – она поднимает голову и с упреком смотрит на меня. – Да я бы полжизни отдала, только… – Полжизни не требуется, – как можно спокойнее говорю я. И действительно начинаю довольно спокойно соображать, как поступить дальше. Варвара утихла на своей постели. А я по-прежнему стою в дверях, подпирая плечом косяк. Очень хочется курить, но я почему-то не решаюсь вытащить сигареты. – Вот что, Варя, – наконец говорю я и смотрю на часы. – Сейчас половина одиннадцатого. Вам на работу к четырем, так? Я вас прошу, до двенадцати никуда из дома не выходите. И на звонки в дверь не открывайте. Я сейчас уеду и скоро вернусь. Позвоню три раза: два коротких и один длинный звонок. И тогда мы все решим. Согласны? Я вас очень прошу, Варя. – Ладно… Идите уж… – глухо отвечает она, не отрывая лица от подушки. Я мчусь к себе в отдел. Я везу важнейшее сообщение: появился Мушанский. Надо принимать меры, срочные меры. Надо действовать. По дороге, в метро, а потом в троллейбусе, я пытаюсь составить план дальнейших действий. Но мысли прыгают с одного на другое, и я никак не могу сосредоточиться. Я представляю себе, какое впечатление произведет моя новость на Кузьмича, на Игоря, на всех. И еще меня бьет лихорадка по поводу того, что я оставил Варвару одну. Мало ли что может случиться за эти полтора часа. И я невольно начинаю думать, что может случиться с Варварой. Словом, в голове полнейший сумбур. Не говоря уже о том, что я то и дело смотрю на часы и считаю потерянные минуты. Это просто немыслимо, сколько времени занимает езда по Москве! Троллейбус тащится как похоронные дроги, каждую минуту вдобавок замирая перед светофором. А тут еще остановки. Не успеет троллейбус разогнаться, как ему уже надо тормозить. Кроме того, я начинаю опасаться, что не застану на месте Кузьмича. И придется ждать, потому что без него ничего не решишь. Подгоняемый всеми этими сомнениями и страхами, я бегу от остановки троллейбуса. Кто-то меня окликает по дороге, но я только отмахиваюсь. Пулей проскакиваю мимо дежурной комнаты и устремляюсь к лестнице, ведущей на второй этаж. Из дежурки мне что-то кричат вдогонку. Запыхавшись, я влетаю к себе в комнату. Игоря на месте, конечно, нет. Я сбрасываю пальто на диван и бегу в конец коридора, где находится кабинет Кузьмича. На полпути я сталкиваюсь с Игорем, хватаю его за рукав пиджака. – Слушай, – говорю, – ты знаешь, Мушанский в Москве. – Знаю, – деловито отвечает Игорь. – Знаешь?! Откуда ты знаешь? – А ты откуда? – Я от Варвары. Она вчера с ним встречалась. А ты? – Ого! – Игорь даже присвистнул. – Интересно. И куда ты летишь? Я торопливо объясняю ситуацию и под конец спрашиваю: – Кузьмич на месте? И уже забываю, что не допытался у Игоря, откуда у него сведения о Мушанском. Вообще это на меня не похоже. Но сейчас я очень тороплюсь. – Кузьмич на месте, – отвечает Игорь. И идет за мной. Я врываюсь в кабинет первым. Кузьмич недовольно смотрит на меня поверх очков, потом коротко приказывает, кивнув на стул перед собой: – Сядь. И успокойся. Мог бы, между прочим, и поинтересоваться, почему я так спешу. Иногда он своим спокойствием возмущает меня. Игорь уже без всякого приглашения усаживается напротив. Он тоже демонстрирует спокойствие. – Ну, что у тебя? – спрашивает Кузьмич, снимая очки, и откидывается на спинку кресла, приготавливаясь слушать. – Кое-какие новости, – небрежно говорю я. – А именно? – Появился Мушанский. Но тут я вспоминаю про Варвару и дальнейшее выпаливаю уже без остановки. Тем более, что мое сообщение особого впечатления на Кузьмича не производит. Под конец я, взглянув на часы, нетерпеливо спрашиваю: – Что будем делать, Федор Кузьмич? – и тут же спохватываюсь: – Ах да! Откуда вы знаете о появлении Мушанского? И узнаю весьма интересную новость. Оказывается, этого типа сегодня утром видели в одной из гостиниц, его опознала дежурная по этажу – с фотографией Мушанского мы успели уже всех познакомить, кого надо, – и так разволновалась, что тот, все, очевидно, сообразив, немедленно скрылся. Дежурная даже не успела ничего предпринять. – Впервые он нарушает свое собственное правило – появляться в гостинице среди дня, – говорит Кузьмич. – Что-то с ним происходит. Это, пожалуй, не единственное правило, которое он теперь нарушит. Значит, так, – он придвигает к себе какие-то бумаги и списки. – За квартирой Худыша наблюдение ведется. Остается Варвара и вокзалы… Кузьмич минуту что-то соображает, вертя в руках очки, потом надевает их и проглядывает лежащие перед ним бумаги. Наконец объявляет: – Вот что. Бери машину – и к Варваре. Условься с ней об одном: если Мушанский позвонит или, как вчера, передаст записку, она немедленно сообщает нам. Телефоны у нее есть. И все. Понял? – Как «все»?! – не выдерживаю я. – А если он… – То возьмем его немедленно, – спокойно и веско произносит Кузьмич. – За ее квартирой и за ней самой наблюдать теперь будем неотступно. Только ей об этом знать не обязательно, имей в виду. И, конечно, не тебе это делать. Ты… – Он смотрит поверх очков на Игоря и спрашивает: – Все группы разъехались? – Пять, – коротко отвечает Игорь, взглянув на часы. – Тридцать минут назад. – Так. Дашь ему группу, – Кузьмич кивает в мою сторону. – И укажешь вокзал, – потом смотрит на меня. – У Варвары долго не задерживайся. Ребята тебя в машине обождут. Все. Отправляйтесь. Через минуту мы уже мчимся по улицам города. Мы – это Валя Денисов, Петя Шухмин и я. Не считая водителя, конечно. Я опять за старшего. Просто головокружительную карьеру делаю… Петя Шухмин не перестает надо мной подтрунивать по этому поводу. Он вообще весельчак и, что называется, рубаха-парень. Всюду ему рады, и везде у него друзья-приятели, в самых неожиданных местах. Круглое румяное лицо его всегда улыбается, лукавые глаза просто лучатся приязнью ко всем. На бычьей его шее не сходится ни один воротничок, поэтому галстук чаще всего лежит у него в кармане и повязывается только в экстренных случаях и то кое-как. Кашне он тоже не носит. Ему всегда жарко, даже зимой. Сейчас Петя развалился на заднем сиденье и, покуривая, отпускает шуточки в мой адрес. Сидящий рядом с ним Валя Денисов помалкивает. Мне тоже не до шуток. Уже первый час, я опаздываю, и Варвара может, чего доброго, уйти. Но вот, наконец, мы и приехали. Я указываю водителю знакомую подворотню, и машина замирает невдалеке от нее, на противоположной стороне улицы.