Краска бросается ей в лицо. Элеонора Михайловна нервно теребит бечевку на своем пакете. – Так вы знаете? – спрашивает она, опуская глаза. – Чего же вы спрашиваете? А ко мне тем временем возвращается спокойствие. И я опять способен соображать. Наконец-то. Итак, одержана первая маленькая победа, попробуем развить успех. – Это всего лишь предположение, – я снова пожимаю плечами. – Но, судя по всему, Жора сказал вам, где мы должны были встретиться? – Да, сказал. Теперь скажите вы. У нее еще остались подозрения. Их надо немедленно рассеять. Но неужели у Мушанского действительно была назначена встреча? Невероятно. Но, так или иначе, я должен ей что-то сказать. – Ладно уж, – неохотно говорю я. – Видно, Жора вам здорово доверяет. Хотя это на него и непохоже. Вполне возможно, что она берет меня «на пушку», и Мушанский ей ничего не сказал. Тогда я буду выглядеть в ее глазах доверчивым простаком. Но это, в конце концов, не беда. – Да, он мне доверяет, – с некоторой даже гордостью произносит Элеонора Михайловна. – И я хочу, чтобы вы мне тоже доверяли. Слышите? Ага, кое-какие сдвиги все-таки происходят. Ну что ж. Пойдем дальше. – На вокзале, – понизив голос, говорю я. – На одном вокзале. Фу-у! Лед в ее глазах наконец-то растаял. Она улыбается и кивает головой. – Вы его сегодня увидите? – деловито осведомляюсь я. – Не знаю, – отвечает она уже спокойно и, кажется, вполне искренне. – Утром он ушел от Ляли и обещал ей звонить, – потом со знакомой мне плутовской улыбкой добавляет. – Она ему, между прочим, понравилась. Даже очень. Я в ответ улыбаюсь тоже весьма игриво. – И, конечно, что-нибудь оставил на память? – спрашиваю. – Я же знаю его широкую натуру. – Оставил, оставил, – смеется Элеонора Михайловна. – Вы даже не догадаетесь что! Жора колоссальный оригинал. – Ну все-таки? – допытываюсь я. – Представьте, весьма миленькую шкатулку, и в ней какие-то странные раковины. Все вместе выглядит очень эффектно. От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении, конечно, и, может быть, у тебя даже появится уважение к ней. – А, ладно, – я небрежно машу рукой. – Самое главное, это то, что я увидел вас. – Ненадолго, – кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя бечевку на пакете. – Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно появляетесь. Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я снисходительно соглашаюсь: – Хорошо. Я потерплю до завтра. – Да, да, до завтра. И мы расстаемся. Она садится в свой «Запорожец», и тот, урча, трогается с места. Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом смотрю на часы. Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря, что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться. Что ни говорите, концерт Райкина – это праздник. А к празднику надо готовиться. Райкин – выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется? «В греческом зале, в греческом зале…» У меня в ушах не утихает интонация Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать. Мне рассказывали таксисты один удивительный эпизод. Однажды диспетчеру поступил вызов из Переделкина. Это такое место километров в двадцати от Москвы, где расположен писательский поселок и Дом творчества писателей, они там работают. Так вот, поступил оттуда вызов на такси поздно вечером, к тому же в проливной дождь. Диспетчер, понятно, отвечает, что за город он машины не высылает, да и не согласится ни один таксист ехать в такое время. И вдруг ему говорят, что машина нужна Райкину. Вы знаете, что тут поднялось? Все водители, которые только были в этот момент у диспетчерского пункта, заявили, что они едут. Увидеть Райкина! И каждый раз, когда мне предстоит идти на концерт этого артиста, я иду как на праздник. Поэтому, когда я приезжаю к нам в отдел и с гордостью объявляю Игорю, что достал обещанные билеты, то в первый момент даже не замечаю, как странно посмотрел он на меня и каким странным голосом сказал: – Тебя вызывает Кузьмич. Немедленно. Но уже через миг ко мне возвращаются все мои заботы и тревоги. Я с беспокойством спрашиваю: – В чем дело, ты не знаешь? – Звонила Варвара. – Что-о?!. – Ну да. Мушанский назначил ей встречу. – Здорово! – Ничего здорового. Она отказывается идти. – И не надо. Только бы знать, куда он придет. Мы и сами его встретим. – Не на дурака напали. В общем, идем. Кузьмич тебя ждет. Мы выходим в коридор. Кузьмич действительно меня ждет и утюжит ладонью затылок, а это, как вы знаете, кое о чем свидетельствует. – Где ты пропадаешь? – спрашивает. Я докладываю о встрече с Элеонорой Михайловной. – Неплохо, – чуть смягчаясь, говорит Кузьмич. – Лихо ты ее разыскал. Смекалка у тебя все-таки есть. Значит, он ночевал у той барышни? Так-так… – Теперь у него пистолет, Федор Кузьмич, – напоминаю я. – М-да… – задумчиво кивает Кузьмич. – И вообще он сильно изменился, как говорит эта Элеонора. Даже она его, видимо, побаивается теперь. Игорь молча усмехается, а я вставляю: – Что изменился, это мы и сами заметили. – М-да… – Снова задумывается Кузьмич, потом неожиданно спрашивает. – На какой, ты говоришь, машине она ездит? – «Запорожец», – отвечаю, не очень, однако, понимая, зачем это Кузьмичу понадобилось. – Желтый. Точнее, горчичный. Серии МОФ. – И называю номер машины. Я все время сдерживаюсь, чтобы не спросить о звонке Варвары. Но вот Кузьмич и сам вспоминает о нем. – Звонила твоя Варвара, – говорит он. – Мушанский ей свидание назначил. Но она идти отказывается. А без нее мы не обойдемся. – Почему же не обойдемся, Федор Кузьмич? – запальчиво спрашиваю я. – Мы же его приметы знаем. Пусть только покажется. – То-то и оно, что без нее он не покажется. На улице Горького свидание назначил, у «Березки». Народу там тьма. Если он ее не увидит, он не подойдет, вот и все. А увидеть он ее может откуда хочешь. Тут уж мы не уследим. – Когда он ей встречу назначил? – спрашиваю я. – Сегодня. В семь вечера. В это время у «Березки» светло как днем. Мы с Игорем переглядываемся. Плакал наш концерт. Я еще со Светкой как-нибудь объяснюсь по этому поводу, а вот он с Алкой – навряд ли. – Варвара еще на работе, – продолжает Кузьмич. – До шести. Надо тебе с ней поговорить. Его вон она и слушать не захотела, – он кивает на Игоря. – А что она Мушанскому сказала? – Что не может прийти, что брат к ней приехал. – А он? – «Придешь, – говорит, – я буду ждать». И трубку повесил. – Наглец, – коротко произносит Игорь. – А что тебе Варвара сказала? – спрашиваю я его. – Почему она идти не хочет? – Она мне целую истерику по телефону закатила. Кипит злостью на него и боится, конечно, тоже. Я смотрю на часы. Начало шестого. Я еще успею застать Варвару на фабрике. – Постараюсь уговорить, – не очень уверенно обещаю я. – Сейчас поеду. Машину взять можно, Федор Кузьмич?