Отец открыл дверцу и шагнул наружу. Я привычно последовала за ним. – Нет, не выходите! – воскликнул лакей. – Вы же собирались только взглянуть! Нам нужно спешить! В воскресенье после полудня магазины на Оксфорд-стрит не работали. Улица была пустынна, лишь несколько двуколок и экипажей с грохотом прокатились мимо и скрылись. Низкие тучи заслонили небо. Дым из каминных труб окутывал крыши домов. Отец печально оглядел окрестности. В ранней юности он провел четыре голодных месяца на этой улице среди проституток и нищих, пытаясь пережить суровую лондонскую зиму. Одна из девушек, Энн, – ее давным-давно поглотил безжалостный город – была возлюбленной отца, еще до того как он встретил мою мать. – Даже тогда, находясь на пороге смерти, я чувствовал себя более живым, – пробормотал он. – Отец, пожалуйста, не говори о смерти. – Поспешите! – крикнул лакей. – Лорд Палмерстон не простит нам, если вы опоздаете на поезд! – Скажите его светлости, что это я во всем виноват, – ответил отец. – Передайте, что я отказался сесть в карету. – Что вы такое говорите? – вскинулся слуга. – Приношу свои глубочайшие извинения. Будьте любезны вернуть наши сумки в дом лорда Палмерстона. Я позже с ними разберусь. – Нет! – запротестовал кучер. Но отец уже удалялся по Оксфорд-стрит, направляясь в противоположную от вокзала сторону. – Отец, не слишком ли много лауданума ты выпил? – встревожилась я, торопясь за ним. – Объясни мне, что у тебя на уме. Мы миновали Риджент-стрит, следуя на запад. Немногие смогли бы угнаться за решительной, несмотря на короткие ноги, походкой отца, и только свободная юбка позволяла мне не отставать. – Смерть, – произнес он. – Ты пугаешь меня, отец. – Чуть более семи недель назад я очнулся от своих опиумных кошмаров в полдень. Не отправься мы в Лондон, я бы, наверное, начал просыпаться на закате вместо полудня. Или, возможно, однажды избыток опиума вовсе не дал бы мне проснуться. И тогда я тоже присоединился бы к большинству. Смог бы наконец забыть ту боль, что причинил тебе, твоим братьям и сестрам. И прежде всего твоей матери… Смог забыть кредиторов, от которых нам всем вечно приходилось скрываться… забыть бедность, на которую я обрек тебя. – Отец, ты и вправду меня пугаешь. – Эдвард Оксфорд? – Беккер недоуменно уставился на листок, который нашел в книге покойника. – Почему вы сказали: «Господи помилуй»? – Сколько вам было пятнадцать лет назад? – спросил Райан. – Всего десять. – Вы рассказывали, что выросли на ферме в отдаленной части Линкольншира. Ваш отец читал газеты? – Он совсем не умел читать и стыдился этого, – ответил Беккер. – Когда я не был занят работой по дому, он заставлял меня ходить в школу. – Тогда вы действительно могли ничего не слышать. – О чем? Это как-то связано с тем письмом, что вы нашли в церкви и не хотите обсуждать со мной? – У нас мало времени, – отрезал инспектор. – Нужно осмотреть оставшуюся часть дома. – Не уходите от ответа. Что означает имя Эдвард Оксфорд? – продолжал настаивать Беккер. – И о чем говорилось в письме из церкви? – Я не могу сказать. – Вам настолько тяжело говорить? – Нет, просто не дозволено. Только комиссар Мэйн имеет право знать. – У вас такой мрачный вид. Случилось нечто ужасное? – Оно случилось пятнадцать лет назад. Прошу вас, прекратите задавать вопросы, на которые я не могу ответить. Нам нужно осмотреть дом. Где остальные слуги? Запах гнилой пищи – или кое-чего похуже – привел их к лестнице, спускающейся на кухню. Внезапно Беккер остановился. – В чем дело? – поинтересовался Райан. – Когда я смогу стать таким, как вы? – Как я? – Вас ничто не трогает, – объяснил Беккер. – Очень даже трогает, – возразил инспектор. – Но по вам не скажешь. – Потому что я умею переключать внимание. Сосредотачиваться на деталях. Меня научил этому комиссар Мэйн. Нужно думать о сборе улик, чтобы не оставить убийце шансов на очередные злодеяния. Беккер кивнул и заставил себя спуститься. Сержанту удалось сдержать эмоции, когда он увидел на кухонном полу трупы повара и девушки-посудомойки. Как и слуг наверху, их убили ударом по голове. На передниках засохла кровь. Следуя наставлениям инспектора, Беккер направил все внимание на детали. Пепел в печи совсем холодный. В мисках застыл суп. Тесто в формах для выпечки осело, как и меренги для десерта. Райан и Беккер поднялись по темной лестнице этажом выше, где почти все пространство занимал огромный обеденный зал, в котором могло разместиться больше сорока человек. – Когда я нес патрульную службу в Ист-Энде, я и представить себе не мог, что кто-то живет в такой роскоши, – признался Беккер. На третьем этаже обнаружились три открытые двери и одна запертая. Запах смерти просачивался именно из-под нее. Райан толкнул дверь с такой силой, что та затрещала. – Вам помочь, инспектор? – окликнул его снизу констебль. – Когда будет нужно, я позову, – ответил Райан. Держа наготове ножи, они с Беккером проникли в темную комнату, пробрались к окну и отдернули занавески. Сержант отпрянул назад, увидев, что находится у него под ногами, а также на кровати и практически повсюду. Стены, туалетный столик, занавески, ковер – буквально все было покрыто засохшей кровью. – Муки адовы, что же здесь произошло? Мститель навсегда запомнил последние счастливые мгновения своей жизни. Вместе с сестрами Эммой и Рут он варил картофель в котелке, подвешенном над очагом. Больше его семья ничего не сумела раздобыть к ужину. Дрова для очага тоже было бы непросто достать, если бы отец, работавший плотником, не подбирал бесполезные обрезки досок и не приносил домой. Они были бедны, но любили друг друга. И часто смеялись. Но только не в тот вечер. Отец вернулся домой перед самым закатом, снял пояс с инструментом и в недоумении огляделся. – А где мать, Колин? – спросил он, стряхивая опилки с холщового плотницкого фартука. – Мама еще не вернулась, – опередила Колина Эмма. Ей уже исполнилось тринадцать. У нее были голубые глаза, и позже Колин каждый день вспоминал, как от одного ее взгляда в комнате становилось светлее. – Но ведь ее нет уже целый день. – Отец потер загорелую шею мозолистой рукой и прошел через кухню к входной двери их крошечного дома. Колин, Эмма и Рут направились следом. Рут была еще маленькой. Но даже дырка на месте выпавшего переднего зуба лишь придавала очарования ее улыбке. Дети видели, как отец вышел на пыльную улицу и встревоженно посмотрел в ту сторону, куда утром направилась мать. Поселок появился здесь совсем недавно. Многие дома до сих пор строились, штабели досок и кирпичей высились рядом с каркасами будущего жилья. Застройщик купил этот участок в четырех милях от Сент-Джонс-Вуда, на северо-западной окраине Лондона, в надежде на то, что город будет быстро расширяться. – Может, она зашла к соседям, – предположил отец и направился к ближайшему дому. Держа за руки Рут, Колин с Эммой наблюдали, как отец постучал в соседскую дверь и с кем-то переговорил. Багровое солнце уже коснулось горизонта, а отец все бродил от одного дома к другому и расспрашивал соседей. Семья обосновалась в поселке всего десять дней назад и еще ни с кем как следует не познакомилась, но вокруг жили такие же рабочие, как сам отец, и никто не относился к ним враждебно, хоть они и были ирландцами. Хмурясь еще сильнее, отец наконец вернулся, обнял детей и сказал: – Давайте накрывать на стол. Она может вернуться в любую минуту. Но Колин не мог не заметить, как дрожат руки отца, когда тот снимал с огня котелок с картошкой и делил незатейливый ужин между детьми. – Колин, присмотри за сестренками, – велел глава семьи, надевая пальто и уходя в вечерний холод. – Я скоро вернусь. На самом деле вернулся он уже затемно. Однако матери с ним не было, и сам отец выглядел очень испуганным, когда укладывал детей в кроватки, которые сделал собственными руками.