Зато теперь мне стало понятно, на каком поводке он оказался у цессян, когда король Дэйль Монт узнал столь тщательно скрываемую тайну. Похоже, Джаграса шантажировали, поэтому он и вел вместе с дядей Ютом политику, удобную для Цесса и исключающую расширение империи. Получается, Атиус мне врал, когда говорил о неожиданности приглашения вступить в состав Объединенных территорий и жениться на мне? Не думаю. Его вряд ли посвящали во все детали. А сейчас он необычайно доволен, что ему не пришлось прикладывать усилий для изменения срока свадьбы. И к отбору невест принц подошел со всей ответственностью, которая в первую очередь направлена на мое одобрение. Наблюдая за тем, как торопливо отделилась от других и приближается ко мне одна из цессяночек, я снимаю ноги с подставки и опускаю на гравий дорожки. Сажусь ровнее и с улыбкой встречаю потенциальную спасительницу. Вдруг Атиус влюбится именно в нее до такой степени, что все же откажется от меня? — Тридцать разных платьев — это обязательный минимум, который положен любой девушке, принадлежащей к королевской династии. Их количество не зависит от того, кем она является: женой, фавориткой или дочерью короля или принца. Число нарядов может быть большим в том случае, когда дополнительные шьются как специальные, для какого-либо торжества или официальной встречи. Платья неприлично надевать повторно, если на церемонии присутствует хотя бы один гость, который их уже видел однажды. При этом всегда подбирается цветовая гамма, гармонирующая с костюмом мужчины, особенно для платьев парных, то есть жены и фаворитки. В этом случае фасоны будут разные, но с перекликающимися элементами. Чинно сложив руки на коленях, альбиносочка вдумчиво и прилежно излагает мне основные моменты, связанные со спецификой женского гардероба. Я же внимательно слушаю и киваю, словно подтверждаю известную мне информацию. На самом деле именно это я слышу впервые, ведь каждой из претенденток задаю разные вопросы. Зато теперь не хуже самих цессян разбираюсь в особенностях их дворцового этикета, негласных правилах и даже в последних сплетнях. — Отлично, — хвалю девушку, — об этом вы прекрасно осведомлены. Теперь мне хотелось бы услышать вашу позицию относительно внутрисемейных отношений жены и фаворитки. Об этом я спрашиваю всех. Мне ведь нужно узнать истинное положение дел, а в этом вопросе девушки могут лукавить. Значит, верить можно только тому, что большинство опишет одинаково. Хотя и в этом случае есть вероятность ошибки, если принять во внимание желание претенденток мне понравиться. — Разумеется, как жена, я всегда готова буду уступить фаворитке. И очень надеюсь на дружеское, спокойное взаимодействие: совместное решение вопросов, обсуждение проблем, достижение компромиссов… — вдохновенно принимается убеждать меня цессяночка. Ясно. Она не первая, которая пытается льстить и заискивать. Хотя были и другие ответы. Те, которые куда более ловко маскировали истинное мнение. Лишь одна девушка, как мне показалось, сказала то, что думала на самом деле: — Желания жены на первом месте для ее мужа. Мнение фаворитки учитывается, вне всяких сомнений, тем не менее с большей вероятностью мужчина примет окончательное решение в ее пользу, только если оно совпадет или будет одобрено супругой. Однако я готова признать, что в вашем случае приоритеты можно и нужно изменить. Правда, с ограничениями по времени действия. То есть до тех пор, пока у императора не родится дочь, которая получит статус новой наследницы. Взрослая позиция. Умная. Хоть и неприятная. Впрочем, я ведь не ради собственного удовольствия отбор устраиваю. Кстати, эта девушка, по имени Уграна, показалась мне старше всех не только по поведению, но и по внешности. И именно ее я одобрила и отметила как подходящую кандидатку в списке, который мне перебросили на вильюрер. В компанию к ней пришлось взять и других. Недалекую в суждениях, но при этом безумно красивую, стройную альбиносочку. Жизнерадостную милашку, которая нервно хихикала, была необычайно разговорчива и готова выболтать мне всю подноготную королевской семьи. Скромную, спокойную, рассудительную молоденькую девчушку обычной для цессянок внешности. Еще одну, тоже не самую примечательную, которая отвечала очень коротко и не сказала ничего лишнего, зато я видела, каким долгим взглядом Атиус ее провожал, когда она шла ко мне… — Покажешь результат? — отвлекает меня от столь важного занятия мужской голос. Рука принца, присевшего рядом, застывает чуть приподнятой в ожидании. Я же, вручив ему технику, внимательно наблюдаю за реакцией. Пробежав глазами по именам, Атиус задумывается. — Мало? Или вас кто-то из них все же не устраивает? — решаю наконец спросить. Не нравятся мне столь долгие размышления. — Я не понимаю, почему ты взяла ее? Увидев имя, на которое указывает длинный палец, я удивляюсь: — А что с ней не так? Хорошая девушка. Умная. Или вы предпочтете глупышку, которая будет беспрекословно вам подчиняться? — Я думал, такая жена для меня в большей степени тебя устроит. Ты же сама опасалась, что окажешься на вторых ролях и без прав. Уграна, насколько мне известно, в этом вопросе категорична и не примет равноправия. — Тогда зачем вы отправили ее ко мне? — испытующе смотрю на своего собеседника. — Для сравнения. — Он даже не думает смущаться. — Не хотел, чтобы у тебя складывалось ложное впечатление, что все и всегда бывает идеально. И я дал тебе возможность предпочесть других, которые желают и могут быть более уступчивыми… Может, ты ее вычеркнешь? — Давайте оставим, — подумав, я все же ему отказываю. — Если будет конкуренция, они все лучше себя проявят. А Уграна хотя бы честно и открыто высказывает свое мнение… Кстати, у меня большие сомнения в том, что уступки, о которых сейчас с такой готовностью говорят другие девушки, это не просто слова, которые ничего не будут значить после того, как свадебная церемония завершится и уже ничего нельзя будет изменить. — Не веришь, — вздыхает Атиус. Он смотрит на наручный коммуникатор, показывающий время, задумывается, словно что-то высчитывает, и неожиданно поднимается на ноги. Одергивает бледно-сиреневый пиджак, украшенный контрастной темной вышивкой, и приказывает: — Идем! — Куда? — предусмотрительно интересуюсь. Принц лишь улыбается многозначительно и молча протягивает мне руку, предлагая на нее опереться. Он пользуется тем, что малыш глубоко зарылся в одежду, прячась от света, — даже яркий искусственный ему все же легче переносить, чем естественный. Помощь Атиуса приходится принять, чтобы не вызывать лишних подозрений. Оправить юбку, надеть затемняющие очки, накинуть на плечи газовую шаль, опять же из соображений защиты от ультрафиолета, которым щедро заливает планету Бокус. Цессянам-то без разницы, для них регенерация — самая лучшая защита, а для моей беленькой кожи это опасно. Вот в таком виде, под руку с цессянином, я и иду, прислушиваясь к непривычному хрусту гравия на дорожке. На Рооотоне подобный тоже имеется, в гротах, но он лежит плотно, и звук от него совсем иной. За несколько минут мы доходим до парадного входа во дворец, где в нетерпении мнутся претендентки. Те, которые беседовали со мной, ждут решения своего будущего с возбуждением в глазах и перешептываются. Остальные, которых забраковал сам Атиус, понимая, что для них перспектив нет, стоят молча и угрюмо. Тем не менее мой спутник весьма учтиво и деликатно благодарит всех за потраченное время, за доставленное удовольствие приятного общения и даже обещает, что они немедленно по возвращении в отведенные им покои узнают о результатах, которые появятся в их вильюрерах. Запомнил он, кого я выбрала, что ли… Или скопировал данные? Второе, вернее всего. Наверняка успел сенсора передачи данных коснуться. Поднявшись по ступеням широкой каменной лестницы, я с облегчением прохожу через услужливо раскрытые охраной двери в холл дворца и снимаю очки. Здесь светло, конечно, но это совсем иной свет, спокойный, не слепящий, а к бликующим поверхностям я уже привыкла. В некоторой степени они мне даже начали нравиться. А вот мое отражение в зеркалах мне совсем не нравится. На фоне бледно-зеленого платья, которое меня фактически обязали надеть утром, темные волосы становятся броскими — их теперь нечему оттенять. Из-за этого я кажусь себе лишней в этом царстве света, и у меня создается ощущение, что сам дворец старается сделать минимальными последствия моего пребывания. По крайней мере, светильники при моем приближении вспыхивают ярче, чтобы хоть как-то компенсировать тот мрак, который я с собой несу. В общем, есть в моем присутствии здесь какая-то неправильность… — Все правильно, — диссонансом моим мыслям звучит голос Атиуса, правда, имеет в виду он совсем иное. — На что я рассчитывал, когда пытался убедить тебя словами? Нужно было сразу показать. — Что показать? — настораживаюсь я, когда он собственноручно открывает совсем маленькую, неприметную дверь в стене одного из коридоров, за которой отнюдь не так светло. Скажем прямо, совсем не светло. Мрак полнейший. Но какой приятный! Вот уж не думала, что буду по нему так скучать. Жаль, долго наслаждаться знакомыми ощущениями «слепоты» не удается. Атиус быстро включает подсветку, совсем слабую, напольную, которой тем не менее хватает, чтобы увидеть, куда именно мы пришли. Небольшое помещение, заставленное старой мебелью, пустыми рамами, какими-то коробками, тюками… — Что это? — Я изумленно рассматриваю вещи, которые кто-то когда-то забыл вынести из дворца. А может, просто поленился. — Обычный хламовник. Кладовка. — Атиус пожимает плечами, пробирается к одной стене и отодвигает в сторону полотно, свисающее откуда-то сверху. — Иди сюда, — зовет, приглушая голос, после того как заглядывает в маленькое светлое отверстие. Похоже, мы за кем-то подсматривать будем. Несколько секунд я все же медлю, не решаясь к нему присоединиться. Во-первых, оказываться в опасной близости от альбиноса мне не хочется. Да, я по-прежнему не чувствую к нему симпатии, но риск все равно остается. Одно дело касания рук или то, что он меня нес, когда я без сознания была, — это практически безопасно, и совсем иное, если ему сейчас придет в голову воспользоваться ситуацией и меня приобнять. А я прекрасно помню, что имеются у мужчины физиологические потребности… Во-вторых, меня учили, что у каждого империанина есть право на тайну личной жизни, и вот такие «наблюдения» — это крайне неэтичный поступок. За который можно и наказание схлопотать, если тот, за кем следишь, не давал тебе права на это. — Нам не нужно разрешение, не волнуйся, — словно прочитав мои мысли, торопит принц. — Это не частные покои, а главная гостиная. Она считается общественным местом. Мы с моей старшей сестрой, будучи детьми, здесь часто прятались и наблюдали, как нас ищут. Мое любопытство вкупе с притихшей щепетильностью все же побеждают. Заглянув в маленькое смотровое окошечко (а здесь их действительно несколько), я вижу сидящую на толстом ворсистом ковре светловолосую женщину в бежевом платье, которая занимается с маленькой беленькой малышкой полугода от роду. Улыбается, протягивая ей игрушки, помогает сесть, когда та заваливается на пол, берет на руки и успокаивает, если девчушка хнычет. Рядом с ними расположилась еще одна альбиносочка в платье бирюзового цвета. Опираясь на высокий удобный подспинник, она просматривает информацию на вильюрере. Первая — жена короля. Вторая — его фаворитка. А девочка… — Моя младшая сестра, дочка Родизы, — шепотом объясняет Атиус. — Как видишь, жена и фаворитка прекрасно ладят. Вижу. Это трудно не заметить. Орлея возится с девочкой так, словно это ее собственная дочь, а фаворитка, отыскав нечто занимательное среди иллюстраций, которые рассматривает, показывает изображение королеве. Обе женщины смеются, перебрасываются краткими фразами и возвращаются к прежним занятиям. — До свадьбы отец не имел привязки к Родизе. Да и мама, насколько я знаю, не была для него смыслом всей жизни. Все это пришло позже. И семейное счастье тоже, — продолжает убеждать меня цессянин. — У нас с тобой ситуация мало чем отличается. Все зависит от того, как именно намерены себя вести те, кто будет взаимодействовать. Если изначально они готовы идти на компромисс и принимать друг друга на равных, так и будет. Это невозможно регулировать законами или запретами. Ответить ему я не успеваю. — А где Атиус? — раздается приглушенный, но вполне различимый женский голос. — Все еще выгуливает девочек? — Видимо, так, — отвечает ей чуть более высокий, звонкий. Вновь приникнув к окошку, я вижу, как Родиза заглядывает в планнер и откладывает его в сторону. Опускается с сиденья на пол, оказываясь рядом с Орлеей, спускает с плеча платье, освобождая грудь, и забирает дочку из рук королевы. — Полагаешь, наследница со всей ответственностью подошла к вопросу выбора или все же пытается выиграть время, затягивая процесс? — продолжает разговор та, наблюдая за кормлением и поглаживая светлые волосы вцепившейся в маму девчушки. — Затягивает, — веско, со знанием дела отвечает Родиза. — Дэйль сказал, что у нее к Атиусу уже есть влечение, значит, девчонка, скорее всего, мечтает о танце с ним без жены. Наверняка жалеет, что согласилась на статус фаворитки, она же не в наших традициях воспитана. — Будет давить на мальчика, — расстроенно вздыхает Орлея. — Неужели она такая же, как ее прабабка?! Сначала та до такой степени влюбила в себя моего тогда еще будущего мужа, что он ради нее готов был на что угодно! На Зогг за ней полетел, хотя мой отец и просил его этого не делать. Даже жениться на этой вертихвостке собирался, несмотря на то, что это лишило бы его возможности стать королем Цесса. А Лила его отвергла! Мало того, отказалась помочь ему избавиться от навязчивой тяги к ней, обрекла на долгие годы мучений и обвинила в домогательстве![2] Неслыханно! Нашего Дэйля, такого искреннего, деликатного!.. — Королева даже задыхается от возмущения и смахивает слезы, выступившие на глазах. — Еще и ипериане насмехались и унижали, пока он был в плену. А теперь ее правнучка будет изводить моего сына! Говорила я, не нужно связываться с этой семейкой! Но у мужчин свои планы. Родиза, за что мне такое наказание?! — Это политика… — в тон ей сетует королевская фаворитка. Атиус не дает мне дослушать разговор. Схватив за локоть, тянет в сторону, торопливо задергивая штору. Он уже на словах родительницы начал проявлять беспокойство, а теперь совсем разнервничался. — Это ложь! — возмущаюсь я вовсе не бесцеремонному обращению, а тому, что услышала от его матери. — Такого не может быть! Лила не могла… — Тише, Дейлина, тише! Принц успокаивает меня, оттаскивая подальше от стены, голоса за которой теперь слышны лишь как невнятный гул. Наконец, когда мы оказываемся у двери, отпускает и, уперев ладони в покрытие, замирает напротив. В тесном пространстве меж его рук мне не слишком комфортно. Но как изменить положение, если любая попытка вырваться приведет к тому, что он меня банально обнимет? К счастью, цессянин переходить к активным действиям не намерен. А может, просто видит доблестного пограничника, который, деловито высунув наружу мордочку и одну лапку, внимательно следит за происходящим. Потому Атиус не позволяет мне сбежать, по всей видимости намереваясь нивелировать впечатление от услышанного. Ведь он определенно не на этот эффект рассчитывал, когда привел меня сюда. — Дейлина, мне жаль, что ты это услышала, — торопливо шепчет. — Понимаю, насколько для тебя шокирующе… — Это неправда! — шиплю тихо в ответ, не желая прислушиваться к его доводам. — Да, мама не рассказывала мне подробности о жизни прабабушки, но я знаю точно — Лила была порядочной и честной девушкой. Она рисковала жизнью и ради своей любви осталась жить на чужой планете. Которую, кстати, именно цессяне пытались сначала захватить, а потом и завоевать. Разве не так? — Так, — миролюбиво соглашается Атиус и тут же вновь переходит к давлению: — Но при чем тут война между Зоггом и Цессом? Мы же о личных отношениях моего отца и твоей прабабушки говорим. Ты сама посуди, раз тебе не рассказали всего — значит было что скрывать… Я задыхаюсь от очередной волны возмущения, а принц немедленно извиняется: — Прости. Не важно это. Для меня все, что было между нашими родственниками, не имеет значения. И если уж мой отец простил Лилу, забыв о нанесенном оскорблении, то уж я тем более не собираюсь переносить на тебя эту обиду. Прошлое пусть останется в прошлом. Наше будущее зависит только от нас.