Пролог — Предатель! — в сердцах воскликнула я, глядя на то, как на моем надежном товарище и верном соратнике вспыхнул красный индикатор. Старенький диктофон будто извинялся и предупреждал: прости, подруга, но ещё несколько часов работы, и я потухну уже навсегда. Умом я понимала, что рано или поздно этот день настанет, но в душе жила неистребимая вера, что «когда-то» — ещё далеко, и уж точно — не сегодня. Но вот и она сдохла, вместе с аккумулятором. Захотелось расплакаться от отчаяния. Я была с ним неразлучна с тех самых пор, как попала сюда. Он выручал меня, бережно храня в своей цифровой памяти малейшие оттенки смыслов, интонаций, витиеватых сплетений велеречивых рассуждений и четких отрывистых реплик, что больше всего напоминали приказы. Мой диктофон. Подарок самой себе на двадцатилетие. Он был той связующей нитью, тем канатом, на котором держалась моя вера в то, что я вернусь. Вновь окунусь в круговерть если не совсем счастливой, то хотя бы понятной жизни с повышенной стипендией, стажировкой, навязчивым однокурсником Сашкой, задавшимся целью перенести наши строго вертикальные (хотя я мечтала вообще о параллельных) отношения в горизонтальную плоскость… Все это, ещё недавно такое привычное и уютное своей повседневностью, оказалось в прошлом. Сейчас меня окружала суровая реальность мира, где не ведают, что такое интернет. Зато о троллях наслышаны. И даже знают верное средство от них. Тяжелое, как веское слово, и острое, как политическая шутка, но весьма материальное. Двуручный меч называется. Один такой «прибор для борьбы с троллями» и лежал сейчас неподалеку. В комплекте к нему должен был прилагаться рыцарь. Но это у приличных людей набор соответствует инструкции. У таких же рыжих, как я, вечно недостающую деталь приходится заменять ее величеством Импровизацией. Так и в этот раз. Меч, одна штука, был. Тролль сдохший, тоже в количестве одной единицы, наличествовал. А воином в нержавейке от местного «Армани», увы и ах, даже не пахло. Впрочем, и без помощи рыцаря, из меча и горного здоровенного уродца вышла презанятная композиция, разместившаяся посреди лесной поляны. Единственным зрителем оной была я, сидевшая под разлапистой елкой. Но мне не было дела до раскинувшегося звездой тролля, пронзенного мечом и ныне изображавшего на полставки шашлык. Я скорбела по своему диктофону. Ему я порою решалась выговориться без утайки, он выручал меня, когда память могла подвести. В этом мире, где в небесах царствуют драконы, а под землей роют свои шахты гномы, старенький диктофон, собранный трудолюбивыми руками жителей Поднебесной, был моим талисманом, амулетом, который оберегал мою веру в то, что я сумею вернуться домой. Слезы все же побежали по щекам. Злые, горькие, отчаянные, беззвучные. Решительно стерла их рукавом. Глянула на горного истукана: здоровенный, зараза. Но справилась же я с ним. Значит, и с остальным тоже справлюсь! Сумею, смогу во что бы то ни стало. Я же будущая журналистка. Взгляд упал на экран. До полной разрядки есть ещё пара часов записи. Отложить? Растянуть агонию или… В памяти верного друга было множество звуковых файлов. Голоса, записанные тайно и в открытую, мысли и рассуждения… Но все — чужие. Нажала на кнопку записи. Пусть хотя бы последняя будет обо мне. Время шло. Начать говорить о себе оказалось на удивление тяжело. На поляне стояла тишина, а я все не могла произнести ни звука. Наконец, чтобы облечь слова в форму, решила взять интервью. Сама у себя. Мысль ещё не успела до конца оформиться, а журналистский рефлекс уже сработал и прозвучал стандартный вопрос, с которого и начинается большинство интервью. Глава 1 Она же первый вопрос: — Расскажите немного о себе Сразу стало как-то легче и проще. Даже тролль — и тот уже показался чуточку привычнее, что ли. Словно я влезла в любимые разношенные домашние тапочки. Слова нашлись сами. Много. Тот день был обычным, ничем не примечательным среди остальных побратимов календаря. Одиннадцатое апреля. Сугробы только-только стаяли, и из-под юбок начали пробиваться первые коленки. Хотя ветер все ещё норовил укусить холодом, а в воздухе сквозила промозглость. В общем, весна. Время очаровательное для влюбленности и насморка. И если первого в моем арсенале не наблюдалось, то второго — с лихвой. Я хлюпала носом, мои кроссовки — впитанным подношением одной из щедрых луж. Как ни торопилась, на планерку я все же опоздала. Стянула вязанную шапочку, пятерней пригладила растрепавшиеся волосы и пристроила свою видавшую виды куртку на вешалку. Моя одежка удостоилась соседства с шикарным кожаным плащиком Лики Южной (по паспорту — Марии ?оловкиной, но, как говорится, в статьях о гламуре все должно быть прекрасно, и имя автора — в том числе). Я лишь хмыкнула. Ну да, мне, Сашке Конокпаевой, стажерке, едва сводящей концы с концами, до Лики-Марии, а по совместительству и пассии главреда, как сумоисту до габаритов балерины. Вот разве что наша одежда может висеть рядом, вровень. В остальном…. Как оказалось чуть позже, связывать нас с Южной может не только вешалка. Едва я просочилась в кабинет начальства и приготовилась мимикрировать под цвет стен, как наш главред (за глаза величаемый почетным главгадом) оскалился приветственной улыбочкой: — А-а-а, вот и наша звезда госпожа Конокпаева пожаловала! Милочка, вы отнюдь не премиленькая женщина, и уж точно не хорошая мысль, чтобы опаздывать! Но тем не менее… Я опустила взгляд в пол, памятуя, что пять минут позора — это не только плата за опоздание (чтоб тому водителю, что подрезал маршрутку, в которой я так торопилась на работу, весь год из покрышек гвозди вынимать!), но и возможность получить в этом месяце полную зарплату. Увы, три месяца стажировки и оплачивались соответствующе. То есть почти никак. Оттого я для себя решила: если издевки начальства я ещё могу перетерпеть, то голодный желудок и визгливую хозяйку квартиры, у которой я снимала комнатку — нет. Поэтому я терпеливо молчала, пока главгад Игорь Сергеевич, выпятив свою изрядную пивную мозоль, изгалялся в остроумии. Нет, можно было развернуться и уйти, тем более что журнальчик «Сплетни livе» был не чета «Форбсу», но и я Пулитцеровской премии в анамнезе не имела, а лишь мечтала о ней. К тому же, пусть официально и числилась студенткой пятого курса журфака, но по факту… Занятия у нас почти закончились ещё в январе. На повестке дня значилось написание диплома. В то время, пока мои одногруппники наслаждались последними месяцами безмятежной студенческой жизни, я решила приступить к активным поискам постоянной работы. Нашла. На свою голову. Сперва (аж несколько часов) гордилась должностью штатного журналиста и мысленно даже похвалила себя за предусмотрительность: в июне-то, как все получат дипломы, будут с руками отрывать любые вакансии по свежеобретенной специальности, а я к этому времени уже… Радовалась ровно до того момента, пока не познала всю глубину паскудного характера главгада. Вот и сейчас, пока он пытался ужалить побольнее, мыслями я была с зарплатой и вторым разделом диплома, который нужно сегодня дописать. — … Эй, Конокпаева, ты все ещё с нами? Главгад подошел вплотную и пребольно щелкнул меня по носу. — А? — я заморгала. — Я говорю, что тебя удостоили чести взять интервью у самого Артура Бейметова. Я не поверила своей удаче: сам Бейметов! Режиссер, умудрявшийся создавать клипы не хуже, чем у заграничных звезд. Кстати, правильно сделала, что не поверила. Задание, на первый взгляд весьма интересное и, что немаловажно, питающее не только дух, но и кошелек, оказалось, как та пресловутая кастрюля супа, в которую от щедрот шмякнули половник вассаби, теоретически съедобной: проглотить и переварить можно, а на практике… От Лики Южной у меня были изжога, несварение и тошнота почище, чем у будущих мамочек в первые месяцы беременности. Но именно эту гламурную фифу мне отрядили в наперсницы и соавторы по статье. Бонусом шел фотограф, относительный мастер репортажной сьемки. Относительный, потому что относился к ней спустя рукава, хотя кадры выходили отличными. Впрочем, этот фотолодырь так же наплевательски снимал и свадебные шабашки, которые приносили ему гораздо больше, чем пресловутая зарплата в «Сплетни livе». Своей работой в журнале он козырял, лишь пуская пыль в глаза «левым» заказчикам его услуг. В общем, после планерки я была в том состоянии, когда материться хочется, а нельзя. Подошедшая ко мне Южная подлила масла в огонь своим заявлением, что-де к режиссеру она не поедет, а доверит эту почетную миссию мне. Сама же Лика будет искать «горячую» информацию о Бейметове на просторах интернета, что несомненно не столь интересно, как у меня… Речь Южной была сладкой до тошноты. Лика вообще всегда разговаривала так, что после пяти минут общения с ней непременно хотелось выпить стакан простой воды, чтобы во рту не было так приторно. Вот только за этим рахат-лукумом торчала во все стороны, как антенны из подводной мины-ежа, правда: над статьей придется корпеть мне одной, а в печать она уйдет за авторством двух фамилий. К тому же я абсолютно уверена, что «Конокпаева» будет стоять второй, мелким серым шрифтом, чтобы, когда взгляд скользнет по глянцу, ее сразу и было не прочитать. Лика же наверняка весь день просидит в офисе, зависая в «вкашечке» и «мордакниге», прочирикает в Твиттере со своими заклятыми подружками о моде и макияже. Но самое главное — назовет это все умными словами «мониторинг личных данных Артура Бейметова в социальных сетях». Результат оного — фото с профиля режиссера и пара строк о его заслугах с сайтов телеканалов. А по итогам: лавровый венок — Юпитеру, травку, в смысле капусту (жаль, что не долларовую, а рублевую) — быку. Лика все ещё щебетала, а я ещё раз убедилась: те, кто утверждает, что наглость — второе счастье, беззастенчиво врут. Первое. Но я прикинула, что стипендия — это, конечно, хорошо, но когда остается лишь она — это уже плохо. Потому, нацепив на лицо самую идиотскую из своих улыбок, заверила: таки интервью возьму, и все будет в лучшем виде. И на согласование ей обязательно отправлю. А потом невинно поинтересовалась: а за «обязательно» премия полагается? От такого простого вопроса Лика сморщилась, как от неожиданно-неприятного запаха сероводорода, который вдруг исторгнул из себя флакон с надписью «Шанель № 5». Она манерно поджала искусно нарисованные губы, но все же ласково (вкупе с неприязненным взглядом — убийственное сочетание) пропела: — Наверняка. Игорь Сергеевич всегда поощряет понятливых сотрудников. В общем, сказать можно было гораздо проще: паши и не вякай, тогда тебе что-нибудь и перепадет. Фотограф, прислонившись к стенке, без зазрения совести подслушивал наш милый девичий разговор. Пардон, не подслушивал, а собирал информацию и анализировал полученные данные. Когда же Лика уплыла из кабинета, фотолодырь, оставшись со мной тет-а-тет, притворно печально вздохнул и выдал: — А я думал, вы поцапаетесь, и не придется ехать на это водохранилище… Я прекрасно его понимала: тащиться за двести километров от города «на натуру» — занятие не из приятных. Именно по этой причине Южная и возжелала себе соавтора статьи, а в том, что взять в «помощницы» меня — ее идея, я не сомневалась. Будь интервью где-нибудь в городе, скажем, в ресторане или дома у режиссера, Южная полетела бы туда на своих пятнадцатисантиметровых цокалках единолично. И никакие соавторши ей бы и нужны не были. Но «Prada», пусть и родом из Китая, плохо сочетается с распутицей. А все из-за режиссера, который всегда неохотно общался с прессой, а в этот раз отчего-то решил снизойти до интервью. Но! Гений клиповой съемки отказался разговаривать по телефону или скайпу, заявив, что если «Сплетням» так надо, то он может лично ответить на несколько вопросов без отрыва от своего рабочего процесса. А происходил этот самый «процесс» на берегу водохранилища. Четыре часа тряски на поезде, два часа оздоровительной прогулки по просеке леса, радовавшего взор голыми ветками и грозящего просыпающимися от спячки клещами — все это шло в комплекте с интервью. Фотограф трепался о ерунде, я поддакивала. Мы уже подходили к береговой линии, когда навигатор заверил: ещё немного — и наша цель достигнута. Впереди березы расступились, и в просвете замаячила свинцовая гладь. Свежая колея, оставленная внедорожником, подтверждала: мы на верном пути. Наконец, пришли. Выбрались из леса как раз недалеко от съёмочной площадки. Я огляделась, переводя дух. Плотина была здоровой. Прямо по курсу высился длиннющий заслон из бетона, что отгораживая верхний уровень воды. Режиссеру сбрендило в голову отснять свой гениальный клип аккурат рядом с трубами сброса. Не могу отрицать, что дистрофичная девушка, чья фигура олицетворяла собой шпалу, смотрелась весьма интересно в полосках бинтов и ярком макияже. Босая (и это в то время, как температура не превышала пяти градусов по дедушке Цельсию), на деревянном плоту аккурат под одной из труб — она невольно приковывала к себе внимание. Фотограф тут же расчехлил камеру. Ее затвор споро защелкал, собирая в цифровую память кадры. Впрочем, не он один спешил запечатлеть девушку на плоту. Камеры съёмочной группы активно писали картинку и звук. Режиссер, расположившись в раскладном кресле, контролировал процесс. Увидев свою цель, я потянулась в рюкзак за диктофоном. Именно в этот момент произошло событие, напрочь изменившее мою жизнь: открылись шлюзы. Причем, если первые пару секунд из труб вода била не в полную силу, и режиссер, как истинный фанат красивого кадра, даже успел дать команду: «Мотор!» то дальше… Плот под девушкой закачался, и она с воплем, который никак не шел ее образу отрешившейся от всего мирского героини, упала в воду. Раздались крики: «Вылавливайте!», «Быстрее!», «Вашу мать!», «Успел отснять?» Деловая суета, спасательный круг, брошенный тонущей …