Не отрывая взгляда, незнакомец усмехнулся, словно видел меня насквозь: голодную воровку, что нацелилась на вертел с мясом, оборванную, мокрую, с волосами, некогда рыжими, а сейчас из-за слоя грязи бывшими точно пакля. Я испугалась: вдруг сейчас этот заключенный поднимет бучу? Ему-то что, он в клетке. А мне опять по темному лесу нестись? Хотя, может, просто выйти к костру, попросить еды? Подумала и сама усмехнулась: дюжина здоровых мужиков у костра и ни одной женщины. К тому же они никак не тянули на монахов, соблюдающих целибат. Скабрёзные шуточки, что доносились до моих ушей, звук металла о металл: кто-то из охранников точил меч, плеск то ли воды, то ли чего покрепче в бурдюке, который передавали по кругу. Да, среди них не было той четверки головорезов, что я видела накануне. Но кто сказал, что эти — не подобны вчерашним? В общем, я решила, что путь открытого диалога — выйти и сыграть скорбную умом, давя на жалость — не мой вариант. Ибо вместе с жареным мясом эти ребята могут отжарить как следует и меня. По кругу. Пустив по рукам, как и этот бурдюк. Пока я размышляла о том, насколько высоки моральные принципы охраны, заметила, что пленником-то особо никто не интересуется. Даже не следят. Но по прутьям его решетки все так же пробегали искры. Тут я услышала обрывок разговора: — Отнеси этой паскуде пожрать. …Да не миску, дурак. Пусть кость погложет. Он же не человек. Тварь. А тварям и такая еда сойдет, — громко, так, чтобы услышали с другой стороны костра, крикнул детина в стеганке. От круга тут же поднялся парень: еще не мужчина, но уже и не подросток, и пошел в сторону клетки. В руках «гонец» и вправду держал кость. Причем лопатку то ли от коровы, то ли от какой местной здоровенной зверюги. Этот плоский обглодыш оказался настолько хорошо счищен, что на нем не было даже следов мяса. Что в нем есть-то? Даже костного мозга, который можно выбить из бедренных костей и пососать — и того в этой лопатке нет. Ходатай меж тем подошел к клетке и кинул сквозь решетку «ужин». Узник был чуть ближе ко мне, и я смогла расслышать: — Жри, погань! Заключенный лишь скривился. — Сам жри. Я не пес. — Ты хуже пса, тварь, — и в этот раз докатившийся до моего схрона ломающийся голос выдал возраст почище, чем юношеская угревая сыпь. — И чем же? — насмешливо протянул пленный. Меня поразил этот разговор. Юнец почти кричал, его звонкий фальцет дробил тишину, а брюнет, сидевший в клетке, напротив, говорил даже чуть приглушенно, но его голос тем не менее я слышала лучше, чем пацана-охранника. — Ты, хладноребрый гад, умеешь только первым нападать со спины. Грабить и насиловать, а потом удирать, поджав хвост, — меж тем разошелся малец. Звякнули цепи. Пленный в мгновение ока оказался у самых прутьев и схватил оторопевшего пацана за грудки. Раздался треск и тут же завоняло паленым мясом. Юнец извивался и орал, упираясь рукой в решетку, по прутьям которой уже не пробегали всполохи: она раскалилась и светила, как жидкая сталь в мартеновской печи. А узник все сильнее и сильнее тянул пацана к себе, приближая его лицо к прутьям. Да, и руку самого пленника жгло едва ли не до кости, но казалось, он ничего не замечал. — Повтори, что ты сказал, выползок хмерны? Это вы, людишки, развязали войну. Взяли в плен наших женщин, убили наших детей и вывесили их головы на воротах Эльрада. Пацан уже не орал, а жалобно скулил, когда от костра подоспел один из воинов. Матерый, здоровенный, он ничуть не уступал ростом пленнику, а по развороту плечи и вовсе превосходил его. — Отпусти его, — короткая фраза разнеслась по поляне не хуже раската грома. Мне подумалось: именно таким голосом отдают приказы вожди. Да, похоже, этот воин в отряде и был таким вождём. И не важно, что всего лишь на дюжину человек. Лицо, рассеченное шрамом наискось, седина в волосах и убежденность во взгляде. — Зачем, кметь? Ведь я с его слов душегуб и насильник. Надо соответствовать. — Будь ты простой убивец, проткнули бы твое сердце огненной сталью, и дело с концом. Однако кнёсс пожелал лично судить тебя. Но учти: убьешь ученика — до владыки Верхнего предела доедет только твой труп, и плевать на все указы: за своих я мщу. Даже если этот свой всего лишь вчерашний мальчишка. Они посмотрели друг другу в глаза. Пристально, словно скрестились два меча. У костра никого уже не было: все воины переместились к клетке. Я бы, может, тоже посмотрела, чем кончится поединок без слов и стали, сжигающий нервы похлеще кислоты, но я желала вещей гораздо более приземлённых, чем пища духовная (а по журналистскому опыту знала, что сплетни, скандалы и свары относятся именно к таковой). Банально хотелось жрать. Глава 2 Она же вопрос второй: — Каковы ваши основные жизненные ценности и приоритеты? Мясо на вертеле манило, звало, влекло. Истекающее соком, оно было непреодолимым соблазном. Как можно упустить такую возможность? Я рискнула. Крадучись, по краю тени добралась до вертела, оставшегося без присмотра, и даже умудрилась беззвучно стянуть его с рогулин, обернув ладонь приспущенным краем рубахи, чтобы не обжечься. И тут один чересчур глазастый из охраны углядел-таки меня. — Ах ты, ворье! Впрочем, это был не первый случай из моей биографии, когда я слышала подобное. Все же, детство и юность провела, не крестиком вышивая. А посему план действий был четко отработан. Одной рукой я подхватила подол, чтобы случайно не запутаться в нем, второй — чуть горячий конец честно украденного вертела с мясом, и мы пустились в веселый забег по поляне. И если поначалу число ловцов было невелико, то едва узник отпустил пацана, и малый заскулил, баюкая обожженную руку, вся охрана дружно ринулась на поимку бедной меня. Заходя на третий по счету круг, но так и не выпустив из рук добычи, я искренне пожалела, что у меня нет пулемета. Смогла бы душевно разрядить обстановку… Увы, гепардом я тоже не была ни разу, а оттого перед мысленным взором уже маячила финальная ленточка моего забега: хорошая такая, из добротной стали и с двойной ковкой. Прыгнуть через здоровенной корень матерой елки-шатра, проутюжить коленями заросли яснотки, примять звездчатку на крейсерской скорости… Это я практиковала уже минуты три. А потом по курсу резко возник один из воинов с ножом в руке. Бежать вперед — налететь на него. Слева заходили такие же кмети. А справа — клетка с узником, что громоздилась на повозке. Люди летать не умеют — это факт. Вернее, не умеют летать вверх. Вниз — всегда пожалуйста. Главное, забраться на этаж повыше. Но, если прижмет, могут и взлет легко освоить. Меня прижало очень сильно. Потому я, недолго думая, выпустила вертел с добычей и, уповая на то, что рукава у меня и так гораздо длиннее положенного, оттолкнулась от земли. Думать я в тот миг особо не думала, лишь понадеялась на то, что всполохи на прутьях сродни электрическим разрядам, только не от физики, от местной магии. И если есть изоляция, то может, и не шандарахнет. Ноги работали споро: лестница из решетки вышла отменной. Руки через ткань цеплялись за прутья. Вмиг я оказалась на крыше клетки. Ринулась бы и дальше, но тут по ушам ударила воцарившаяся враз, будто по щелчку, почти безжизненная тишина. Я медленно обернулась. Никто уже не бежал, не ругался и не размахивал заточенной сталью. Все смотрели на меня, и во взглядах «зрительного зала» плескалось множество оттенков удивления: от полнейшего неверия до осознания какой-то им одним понятной жути реальности. Я, сглотнув, опустила взор. Под моими ногами больше не пробегало сполохов. Такое ощущение, что эту клеть отключили от питания. А снизу, задрав голову и в упор глядя на меня, усмехался узник: — Спасибо за прикосновение, — чуть заметно кивнув, насмешливо провозгласил он. — Не думал, что развлечение будет столь интересным. Запоздало развернула руки и посмотрела на собственные ладони. Обе были закрыты спущенными рукавами. Вот только поперек ткани у самого края одного из них зияла прореха. Неужели я схватилась голой рукой за решетку? И почему же меня тогда не закоротило? Додумать не успела: звякнули цепи. Почувствовала, как подо мною дрогнула, а потом и вовсе накренилась клетка. Я полетела вниз и точно бы расшиблась, если бы не вцепилась в последний момент в одну из перекладин. Тем временем узник внутри не скучал, а даже скорее наоборот. Охрана начала немедленное стратегическое наступление, правда, с направлением вышла заминочка: у всех синхронно сработала задняя передача. Я думала, что видела в своей жизни то, чего в реальности не бывает: 3D-мастера в масштабах кинозала создадут и зомби-апокалипсис, и столкновение с астероидом. Но это — на экране, в уютном зале с попкорном и колой… А когда все это происходит в какой-то краткий миг и в метре от твоего носа, а ты болтаешься, как всеми забытый штандарт… Буквально один выдох — и клетка разлетелась вдребезги, явив миру не поджарого брюнета в заскорузлой рубахе и грязных штанах, а здоровенную крылатую ящерицу. Тварь тут же решила наглядно убедить всех, что она не просто рептилия с лопастями, но и продемонстрировать остальные свои технические характеристики, как то плевание огнем и удар шипастым хвостом. По итогам демонстрации этого аппарата со струей пламени, идущей из ротового раструба, я точно определилась с зоологической классификацией животинки — дракон. К счастью, я оказалась как раз за этой милой тварюшкой, отгороженная ее тушей от воинов, о чем ни капли не жалела. А потом увидела и свой балласт почетного марафонца: вертел с мясом. Ужом скользнула за добычей, пока дракон споро прожаривал свою бывшую охрану. Я философски решила, что когда мужчины выясняют отношения — женщине лучше молчать. А если молчать она не может — жевать. Поскольку ни дракон, ни кмети девочками не были от слова совсем, то, следовательно, мне не стоит мешать серьезному диспуту на мечах, стрелах и копьях с одной стороны и уменьшенной версией работающего ракетного сопла — с другой. Тихонечко отползла к краю поляны, не забыв прихватить с собой вертел. Пусть мясо на нем уже изрядно повалялось, я не сомневалась, что зверский голод — это лучшая из специй, и она сделает грязноватый уворованный кусок невероятно вкусным. Едва оказавшись под пологом леса, у тех самых кустов, где начала вертелозахватническую эскападу, я подхватила куль со своими пожитками и припустила во всю прыть. Впрочем, мне хватило ума держаться некоего подобия направления: я старалась, чтобы тракт совсем уж не исчезал из виду. А то, боюсь, что потеряйся я в местных лесах, плутать мне до самой смерти. И искренне надеяться, что та не будет долгой: голодные волки, рыси, да и медведи быстры на расправу. Выдохлась быстро, и до самой кромешной темноты просто брела. А потом, выбрав одну из елок, уселась под ее разлапистыми ветками и внимательно осмотрела собственную добычу. Ела медленно, стараясь тщательно пережевывать, причем не только пищу, но и события вечера. А поразмыслить было о чем. Получалось, что я сама, не знамо как освободила преступника. Из оброненной драконом фразе про нападение следовало, что тут то ли идет, то ли едва закончилась война. А крылатый огнедышащий агрегат, выходит, пленник. Правда, уже бывший. Помимо прочего на задворках сознания скреблась мысль, которую я старательно гнала: главный в отряде в разговоре с узником упоминал о кнёссе Верхнего предела. Похоже, это тот самый ферзь, которому и надо передать мою печать. «Мда, неудобно вышло…. — подумалось вдруг. — Еще не успели мы познакомиться с кнёссом, а я у него уже пленника увела и, кажется, отряд охраны поджарила…». Змея на моей шее чуть нагрелась, будто подтверждая мои умозаключения, что таки да, очень нехорошо. Некультурно. Мысли вяло текли в моей голове, как облака по небу в полуденный зной, когда жаркое марево царит везде, и даже в вышних чертогах. Глаза уже слипались, но я мужественно решила, что безопасность все же превыше возможности провалиться в сон на четверть часа пораньше. Превозмогая усталость, залезла на елку, правда, невысоко, и опять пристегнулась. Вот только сил затаскивать поклажу уже не было, и я решила, что пусть она квартирует внизу. В сон провалилась, как в обморок: быстро и основательно. Ни сновидения, ни комары за ночь меня так и не потревожили. Зато пробуждение вышло на редкость неприятным. Едва я открыла глаза, как услышала внизу шуршание. Меня нагло обворовывали! И кто? Вчерашний дракон!