– Ты, верно, шутишь, Ланочка, какая учёба? – Нисколько, любимый… кхм… не представляешь, как странно от себя это слышать. Первым делом, сам знаешь – самолёты… девушки потом. Из-за тебя я осталась голодной. Вот видишь, как быстро учусь быть замужней женщиной. Уже становлюсь немножко стервой, как и положено молодой женщине, впервые вступающей в брак. Привыкай, милый. Не испугаешься, не сбежишь? – Так нечестно. Когда же, по-твоему, мы будем узнавать друг друга? Я даже не успел почувствовать себя по-настоящему счастливым. – Я учусь… на втором курсе. Подождать осталось немного, меньше четырёх лет. Надеюсь, дождёшься, не пристрастишься к порнографии, к быстрому сексу на стороне. – Ждать… так долго… разве у меня есть другой выход? – Конечно, нет. Я тебя обожаю! Ты самый терпеливый мужчина на свете. Представляешь, как мне повезло! – А целоваться? – После свадьбы, Игорь Леонидович, после свадьбы. Если дождёшься. У нас ведь с тобой будет свадьба? Ну ладно, в качестве бонуса разрешаю… один поцелуй. Это аванс, думаю, оценишь по достоинству моё благородство. И не вздумай мухлевать. Я проверю. Считаю до ста… – Не части, Ланочка, я ещё не начал. И вообще, объясни, как ты собираешься считать в таком возбуждённом состоянии, неужели это действительно возможно? Я ведь тебя в два счета объегорю, у меня математические способности и склонность к логическому мышлению. – Вот ведь хитрюга. Соблазнил девушку, вскружил голову, теперь ещё обмануть норовит. С несанкционированных поцелуев начинается разврат. Коготок увяз – всей птичке пропасть. Бедная я, бедная… знала ведь, что нельзя выстраивать отношения с философом, который на самом деле бухгалтер. Все вы, мужчины… дуалисты. Ладно, уж, так и быть продолжай, сегодня без счёта. Должен будешь. Настоящая дружба после любви Дома всё как у всех – телевизор, комод, На работе – начальство, интриги и сплетни И пусты вечера в стенах каменных сот И в табачном дыму умирает столетник… Алексей Порошин Тусклый свет из коридора едва освещал обеденный стол, на котором стояла нетронутая бутылка красного марочного вина, на которую Виктор смотрел отсутствующим взглядом. Повода для пития не было. Зато было соответствующее настроение, точнее его полное отсутствие, замещение всех видов эмоций полной апатией. Прошло три месяца как его Катя, точнее, теперь уже не его, встречалась с другим мужчиной. Было обидно до слёз, досадно и странно видеть любимую в компании малознакомого человека, здороваться с ним за руку, целовать Катю в щёку, делать вид, что это нормально и правильно. Сначала она сказала, что очень устала от отношений, что ей нужно дать время побыть одной, разобраться в чувствах, прийти в себя. Просила не звонить, не искать встреч. Как он мог отказать в такой малости любимой женщине? При нечаянных встречах Катя отводила взгляд, чувствовала себя неловко. Он думал, что девушка болеет, мало ли у женщин специфических проблем, предлагал помощь. Игра в прятки продолжалась пару недель. Затем Катя пригласила его в кафе. Виктор приоделся, купил цветы. – Наконец-то, – ликовал он, – Катенька пришла в себя. Как же я соскучился! Действительность возбудила его гораздо сильнее, чем продолжительный страстный поцелуй. – Мы же с тобой друзья, правда, Ракитин, – с акцентом на этом непривычном для их близких отношений слове спросила Катя. Виктор не умел читать между строк, поэтому с радостью согласился, попытался нежно накрыть её ладонь своей. Любимая отдёрнула руку, странно сморщилась, принялась оглядываться по сторонам, словно кого-то искала. – Ты же знаешь, Катенька, я тебя люблю. Скажи хоть что-нибудь приятное. – Уже сказала. Мы с тобой друзья… это не фигура речи, это факт, если, конечно, тебя устроит подобный формат отношений. Давай не будем больше произносить слово любовь. Я подруга, ты друг… или никто. Извини, нам надо расстаться. – Почему, Катенька. Мы с тобой скоро два года, это же целая жизнь. Что случилось, я тебя чем-то обидел? – Нет, Ракитин, всё гораздо сложнее, и намного проще… я полюбила другого мужчину, это очень, понимаешь, очень-очень серьёзно. – А я, как же я? – Предлагаю остаться друзьями. И не устраивай, пожалуйста, сцен. Это ничего не изменит. Прости, но мы не дети. Надо различать любовь и влюблённость. Наверно мы поторопились сблизиться. – Давай хоть теперь не будем торопиться. Такие вопросы нельзя решать экспромтом. Давай, ты ещё немного от меня отдохнёшь… – Я уже… отдохнула. И подумала. Только не нужно устраивать сцен. Я не передумаю. Катя прятала глаза, нервно теребила концы шейного платка, нервно кусала губы. – Я его знаю? – Не имеет значения. Мы уже… да, мы уже… ночевали вместе. Скажи, Ракитин, почему я должна перед тобой отчитываться? – Я ведь не спрашивал о подробностях. Ты намеренно делаешь мне больно? – Если тебя это бесит, давай забудем обо всём. – Если бы это было просто. Я… да, я согласен быть твоим другом. Пусть будет так. Катя встала из-за стола, поблагодарила за дружбу, поцеловала в лоб, как покойника, и ушла, оставив на столе деньги за заказ. Виктор ничего не видел сквозь пелену, застилающую глаза. Остановить слёзы не получалось. Три дня он не ходил на работу: купил больничный у знакомой медсестры. Воображение рисовало оптимистичные сцены возвращения любимой во множестве вариантов реализации этого события. Иногда подступало ужасное раздражение, злость на вероломно оставившую его женщину. Было желание уничтожить соперника, раздавить, как клопа. Виктор понимал, что друзья так не поступают, а ведь он согласился на эту непостижимую, противоестественную роль. Душа выла и стонала, медленно умирая. Он ещё не знал, не представлял, как справится с невыполнимой задачей, но решил проявить стойкость. Ведь нет ничего невозможного. Ради любимой можно вытерпеть и не такое. Вчера в почтовом ящике Виктор нашёл приглашение на дружескую вечеринку. Обычно на такие встречи приходили парами.