О самой первой любви Изумлённое солнце, застыв на пути, закатиться могло, но хотело взойти… Истекали секунды, решенье тая, но не двинулось вспять колесо бытия – был печален и прост предрешённый ответ. …От чего же закат так похож на рассвет? Елена Зимовец За долгую жизнь я слышал немало историй о первой любви. Эта деликатная тема волнует практически всех, потому, что память весьма избирательна: из тысяч событий мы запоминаем лишь несколько, которые отпечатались в душе несмываемыми красками. Отчётливее всего реконструируем потрясения и переживания в драматической и комической тональностях. Это не удивительно: глубинные эмоциональные испытания оставляют в сознании яркий химический след. Память по большей части ассоциативна. Много раз замечал, что волевыми усилиями проблематично чего-то вспомнить, разве что событие было настолько причудливым или ярким, что забыть его попросту невозможно. Другое дело цепочка контекстных стимулов в виде определённых предметов или переживаний, напрямую связанных с интересным эпизодом. Я, например, чутко реагирую на сопутствующие воспоминанию тактильные ощущения и запахи. Сладкие, пряные, терпкие, вкусные и противные, ароматные и удушливые, они моментально запускают цепочку некогда пережитых впечатлений, услужливо реставрируя основательно стёртые, выцветшие впечатления далёкого прошлого. Разговорившись с соседкой, встреченной на автобусной остановке, на которой мы вылезли вместе, возвращаясь с работы, честно говоря, я и темы беседы не могу вспомнить, потому, что дальнейшая череда случайностей затушевала, размазала по холсту событий инцидент, сфокусировавший на себе весь спектр моего внимания. Скорее всего, тема общения была увлекательная, раз я не заметил, как вступил ногой в нечто гадкое и омерзительное, непонятно как появившееся на тропинке к дому. Почуяв резкий аромат человеческих испражнений, Верочка смутилась и покраснела. Можете представить, что в тот момент чувствовал я. Мне хотелось провалиться сквозь землю, по крайней мере, я был готов убить на месте злополучного шутника с извращённым чувством юмора, который организовал эту диверсию. Как я перед девушкой извинялся и какими шпионскими тропами пробирался к себе домой, пересказывать не хочется. Эмоциональный коктейль был взбит основательно. Когда мне всё же удалось ликвидировать последствия аварии, немного упокоенный, я рассказал об этом происшествии жене. Мы были молоды, лишь недавно создали семейную ячейку и довольно легко справлялись с любыми потрясениями. Естественно, что доверяли друг другу полностью, поэтому я не счёл достаточным основанием для того, чтобы скрыть происшествие, свой стыд. Как же она смеялась. Совсем недолго. Память предоставила Лизе сюжет из личных воспоминаний в той же тональности. – Тьфу, какая гадость! Неужели нельзя было отойти несколько шагов в сторону? Если интересно, могу подобный случай из юности рассказать. – Стоит ли развивать эту мерзкую тему? – Не уверена, но всё же расскажу. Мне пришлось слушать, потому, что Лиза неожиданно стала сосредоточенной и грустной: прикурила, закинула ногу на ногу. – Ведь я совсем забыла о том случае. Наверно это была… да, точно, это была первая серьёзная влюблённость. Я принимала её за самую настоящую любовь. Мне было чуть больше четырнадцати. Голова и кровь переполнены сладкими романтическими переживаниями, причудливые фантазии разогревали сознание до точки кипения. Я болела необходимостью влюбиться, настойчиво искала повод испытать чувства, описанные в прочитанных книгах. Я любил свою замечательную девочку, потому слушал внимательно: боялся спугнуть чувственный порыв. У меня ведь тоже была первая любовь, даже не одна. Переживание тех событиях будоражили кровь, разогревали её изнутри до состояния ноющей боли, заставляющей сожалеть о том, что чистые, пусть и незрелые чувства я уничтожил неловкими душевными всплесками, что жизнь могла сложиться иначе. Как именно, подсказывало изобретательное воображение, особенно если погружение в прошлое совпадало с мрачным настроением или душевными муками по поводу реалий сегодняшнего дня. Стараясь не шуметь, не отвлекать внимание жены от воспоминаний, я приготовил нехитрый ужин, время от времени короткими репликами давая понять, что внимателен к её повествованию. – Через три дома от нас жил Витя Смоляков. Он был старше меня почти на семь лет, даже успел отслужить в армии. Если хочешь, могу найти его фотографию. – Не отвлекайся, рассказывай. Лиза осуждающе посмотрела на меня, горестно вздохнула, послав в моё ранимое слабенький, но ощутимый импульс ревности. – Для меня Виктор был идеалом. Видел бы ты его мужественный торс. Как ловко он умел играть объёмными, нереально развитыми мышцами, одновременно удивительно чувственным взглядом посылая лично мне (именно так я воспринимала его особенное внимание), сигнал, что я ему не безразлична. Его лицо при мне всегда озаряла улыбка. Меня он называл не иначе как Детка. Было бы обидно, если бы это произносил кто-то другой. Из его уст подобное обращение звучало комплиментом. – Хотела бы вернуть те волшебные впечатления? – Не перебивай, я под впечатлением. Не поверишь – словно вернулась в юность. Как же чертовски хорош он был! Вам не дано понять, как воспринимаем мы, девочки, чувственную мужественность и силу. Витька казался мне совершенством. Он строил дом рядом с родительским. Один, без помощников: обтёсывал и передвигал тяжеленные брёвна, делал это играючи, постоянно чего-то напевая. Я наблюдала за ним тайком, лёжа за кучей опилок. – Как это похоже на тебя сегодняшнюю. Привычка подглядывать никуда не исчезла. Зачем ты читала мой дневник, ведь там интимные, очень личные записи? – Не смей ничего от меня скрывать. Я должна знать всё… иначе не смогу делиться с тобой сокровенным.