– Ты о чём! – Это стихи, Виталина. Веронике Тушновой, автору этих строк, было тридцать шесть лет, сорок седьмой год, меньше чем через два года после войны. Дальше хочешь услышать? – Конечно, хочу, ещё спрашиваешь! Ведь ты не просто так выбрал эти строки? Я понимаю, что это тонкий намёк на непонятные пока мне обстоятельства. – Не важно. Ты уже большая девочка. Решать тебе… “В сто концов убегают рельсы, самолёты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?” – Ещё как понимаю… ещё как. Проводишь меня? – Спрашиваешь. Никто никого провожать не стал. Это были не просто стихи, это был диалог сердец, повод задуматься. Кому придёт в голову по собственной инициативе упускать счастье? Дома у Николая ребята оказались далеко за полночь. Они были возбуждены сентиментальным разговором. Словами, идущими из глубины души, и не только. Поцелуев было много, очень много. Странная она, Виталина. Хотела казаться высокомерной бесчувственной эгоисткой, умеющей подмять под себя любого мужика, якобы привыкшей царапаться и кусаться, а на самом деле… Чувственные податливые губы, трепетная первородная греховность девственного поцелуя, низкий волнующий голос, запах разбуженной невзначай, нетронутой страсти. Колька думать не смел о чём-то ином, кроме объятий и поцелуев. Это он-то, Колька, ловелас, сердцеед и дамский угодник собственной персоной. Оба были довольные, счастливые, уставшие, смертельно голодные, ужасно хотели немедленно лечь спать. В холодильнике не оказалось ничего, кроме двух пачек пельменей и баночки сметаны. – Тебе сколько варить, Виталина? – Чего сколько? Кидай все. – Мы же не съедим. Жалко выбрасывать. Не подумай, что я жмот, но это продукты. Предки расстроились бы. – Глупенький. Что не съедим – утром разжарим. – Смеёшься, варёные пельмени жарить, может лучше сразу выбросить! Зря смеялся. Обжаренные до хрустящей корочки пельмени оказались великолепным, восхитительно вкусным блюдом. Колян с Виталиной заснули, не раздеваясь, даже не заметили, как и когда. Оба были до предела психических и физических возможностей перевозбуждены. Выпустить девочку из объятий Ромео всю ночь не решался, то и дело проверял, не упустил ли свою Жар-Птицу. Такого с ним ещё не было. На следующий вечер Колька с нетерпением встречал Виталину на автобусной остановке. Весь день ему не работалось, хотя на нём висели два срочных заказа, которые давили на нервы. Каждые пять минут он получал и отправлял сообщения на смартфоне. Девушка прибыла на свидание с тяжёлой объёмной сумкой и маленьким рюкзачком. – Ты чего, Виталинка, переселиться решила? – Вот ещё! Я привыкла всё необходимое держать под рукой. – Подушку и одеяло прихватила? – Будет нужно… а чего это ты подкалываешь! Не нравится – могу обратно отвезти. – Молчу-молчу, шучу-шучу, а то по шее схлопочу, тебя, конечно, огорчу. Я лучше сумки захвачу, потом, любя защекочу… и на ночёвку приючу. – Так-то лучше. – Где мой шкафчик, – сходу спросила девочка у Коляна в квартире. – Чей!? – Определись, Коленька. Я с ночёвкой к тебе пришла или без? – Конечно, с ночёвкой… это не обсуждается. – Тогда обозначь, пожалуйста, мою автономную территорию, у меня должно быть личное пространство, хотя бы малюсенькая полочка. – Можно полюбопытствовать, что именно ты собираешься там припарковать? – Какой же ты любопытный. У каждой женщины есть сугубо интимные тайны. Я не обязана делиться с тобой сокровенной информацией. Скромнее надо быть, дружочек, сдержаннее, интеллигентнее. – Уже стал. А спать, извини за вопиющую бестактность, мы опять будем в одежде, или разденемся до трусов? Виталина заразительно захохотала, стала разгребать прямо на кровати внутренности обеих сумок, намеренно выставляя напоказ несколько пар трусиков, хлопковую маечку, колготки, свитер ручной вязки, спортивный костюм, пижаму, два платьица, носочки, носовые платки, косметичку, кошелёк и паспорт. В рюкзачке лежали прозрачные контейнеры с котлетами, жареным картофелем, бутерброды, пакет со свежими овощами, бутылочка растительного масла, десяток яиц, пачка чая, сахарный песок и конфеты. – Думаю, голодать не придётся. Я всё-всё продумала. – А я, меня ты учла в своих планах? – Издеваешься, да! Оборона, осада, аварийная посадка и эвакуация не предусмотрены. Шаг в сторону – побег, прыжок на месте – провокация. Я ничего не забыла? Ответственность сторон можем обсудить немедленно. Предупреждаю сразу – я девица, потому требую соответственного поведения и продуманных действий. – С этого места подробнее. Я ведь жениться не намерен, мы так не договаривались. – И не нужно. Поедим и тихонечко спать ляжем. Разве я что-то другое предлагаю? Ты должен быть осмотрительным, осторожным, остерегаться подделок, контрафакта и нелицензионной продукции. Спать с девочкой, даже если она в штанишках… не маленький, должен понимать всю меру ответственности. Обязан знать, самонадеянный мальчишка, о возможности непорочного зачатия. Кольку трясло не по-детски. Виталина озорничала, проказничала, но ему было не до шуток. Её замечательное остроумие юноша воспринимал как декларацию о намерениях, объём и координаты которых не укладывались в устоявшуюся проекцию видов на его ближайшее будущее. В матрицу Колькиного разумения алгоритм серьёзных отношений с обязательствами не вписывался, но Виталина… Девушку как будто совсем не озадачило странное Колькино поведение: беспомощное мычание, смятение, настороженность, замешательство, даже ступор. Виталина аккуратно прибралась в комнате, постелила на двоих, сходила в душ, долго с наслаждением плескалась, потом, не стесняясь, надела пижамный комплект и домашние тапочки, распустила волосы, накрыла на стол и включила телевизор. – Чего нахохлился, любимый. Обними хотя бы. Ты что, не рад мне? Для чего в гости-то приглашал? Боишься, что ограничу свободу? Ты же мне стихи читал, а сам их не расслышал. “Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?” Ты свободен, Коля, как вольный ветер, как ласточка в небесах. Я пошутила. Можешь расслабиться, мне ничего от тебя не нужно. Помоги, пожалуйста, собрать вещи. – Я, ты… нет-нет, не уходи, останься. – Ты действительно этого хочешь! Тогда послушай. Недавно z купила книгу, совершенно случайно, тогда я не представляла, что встречу тебя, что ты, взрослый человек, в душе окажешься маленьким капризным мальчиком. Неважно, я не об этом. Книга называется “О любви ко всему живому”. Не представляю, почему и зачем я выбрала именно её. Теперь поняла. Все случайности в жизни закономерны. Лишнее мы просто не замечаем. Это точно. Автора зовут Марта Кетро. Это псевдоним. Там много всего. О любви, о жизни. Знаешь, о чём я подумала, когда ты декламировал Тушнову, как её стихи переплетаются с мыслями из этой книги, с тем, что мы сейчас чувствуем, чего ждём и чего боимся? Мне особенно запомнилась одна цитата – “Раньше мне казалось, что свобода – это получать всё, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.” Давай посидим молча. Ты подумаешь, я буду молиться. Не напрягайся, это совсем не то, о чём ты подумал. Я не хожу в церковь, но думаю, что невидимый мир в каком-то виде существовать может и должен. А вообще я хотела поговорить о любви. Под молитвой я понимаю желания и мысли, облечённые в словесную форму, только и всего. Они не обязаны совпадать с твоими стремлениями и планами. Думаю, завершение нашего едва начавшегося романтического приключения не станет трагедией. Нам же было хорошо вдвоём, правда? Я тебе благодарна. Честно-честно. Я ведь до тебя даже приблизительно не знала, как это, полюбить. Да! – Я уже подумал, Виталина. Оставайся. Я тоже до тебя ничего не знал. Совсем ничего. Я тебя лю… Как бы ты ни был тяжело контужен –