Федор и Маша сняли куртки и кинули летчику. Федор подтолкнул Машу к окну. Та замотала головой. – Давай ты первый, – хриплым испуганным голосом проговорила девушка. – Ты потом вообще не решишься прыгнуть. Знаю я ваши женские штучки. И что мы тогда будем делать? – улыбнувшись, спросил Федор, мягко подталкивая девушку к окну. Через минуту та, тонко и печально взвизгнув, полетела вниз. Приземление прошло благополучно, но девушка вся перепачкалась и тут же отчего-то горько заплакала. Федор кинул вниз рюкзак. В этот момент в туалет вошел мужчина в комбинезоне. Увидев Федора, он удивленно воскликнул: – Что, калитку закрывают? – Ага, – ответил Савченко. – Надолго? – Говорят, на пару дней, – уверенно добавил Федор, уже стоя на карнизе. – Елки-палки! – воскликнул комбинезон и, развернувшись, стремительно бросился из туалета. Федор посмотрел вниз, вздохнул и прыгнул. На удивление, он не разбился и ничего себе не сломал. Однако колено, начавшее понемногу успокаиваться, тут же дало о себе знать тупой болью. Федор и Марьиванна попрощались с летчиком, который, улыбнувшись, помахал им рукой и бодрым шагом поспешил по своим делам, лихо перекинув через плечо две форменные куртки. Федор взглянул на девушку. Та была похожа на несчастного маленького чумазого оборванца. Руки и одежда были перепачканы в земле, на печальном лице остались грязные разводы от слез. – Ну ничего, потом поправим, – попытался приободрить ее Федор, но в ответ та еще сильнее протяжно заскулила, и по ее щекам опять потекли слезы. – Ты чего? – растерянно произнес Савченко. – Я выпрыгнула из окна мужского туалета и выгляжу, наверное, до жути противно, – скривившись, жалобно, сквозь слезы тихо заскулила Маша. – Ты хочешь сказать, что тебе стоило выпрыгивать из женского? – удивленно проговорил Федор. От его слов девушка тут же уже громко, в голос разразилась безутешными рыданиями, стукнув кулачком Федора в грудь. Тот растерянно захлопал глазами, не понимая, в чем виноват и как ее успокоить. «А я вот в детстве летчиком мечтал стать. Не сбылось. К счастью», – растерянно брякнул Федор первое, что пришло на ум, опасливо покосившись сначала на Марьиванну, а потом на окно, из которого они только что выпрыгнули. Глава 47 До города было шестьдесят километров. Федор и Маша добрались до трассы и начали голосовать. Через, минут пятнадцать рядом с ними остановился старенький пазик. За рулем сидел молодой паренек лет двадцати. – Куда? – коротко спросил парень. – Улица Городская, 17, – уверенно ответил Савченко. После непродолжительного торга Федор с Машей залезли в машину. Через час они были на месте. Погода была пасмурная, ветреная, но было не холодно. В воздухе витал какой-то давно забытый родной с детства в Калининграде запах моря. Федор оставил Марьиванну с рюкзаком сидеть на лавочке, а сам пошел искать, откуда можно было бы позвонить. Рядом он увидел учреждение с непонятным названием «Новоросимпекс». Вахтерша на входе, маленькая сухонькая старушенция, сначала с подозрением покочевряжилась, но история Федора о том, что «он приехал из командировки, а ключа нет, а ключ у жены, а жена на работе», в итоге возымела действие, и старушка сдалась, махнув в сторону телефона головой. Федор набрал заученный номер и, когда трубку сняли, тихонько, чтобы бдительная вахтерша не слышала, проговорил: – Мне бы Якова Борисовича. – Это я, – ответила трубка. – Мне ваш номер дал Семен Борисович, он просил зайти к вам. Вы, вероятно, знаете, по какому поводу? – Честно говоря, не пойму, о чем речь, но коль Сема просил зайти ко мне, заходите. Вы сейчас где? – Я в пяти минутах от семнадцатого дома. – Прекрасно. В центральной части семнадцатого дома есть фотоателье. Вам в него. Жду вас, – и в трубке раздались гудки. Через несколько минут Федор и Маша входили в убогое фотоателье с обшарпанными стенами. В углах помещения стояли какие-то коробки, на стенах криво висели фотографии в деревянных рамках. На входе перед ними вырос бородатый крупный мужчина лет сорока в вытянутом линялом свитере, потертых джинсах с добродушным и улыбающимся лицом. – Вы тоже на загранпаспорт? Что сегодня за день? Все идут фотографироваться на загранпаспорта! – весело посетовал мужчина. – Нет, нет. Нам бы Якова Борисовича, – в тон ему, улыбаясь, ответил Федор. – Яша, это вас! – крикнул мужчина куда-то в сторону открытой двери. На пороге появился лысеющий пожилой мужчина в очках на переносице, в помятом темном костюме и мятой рубахе в зеленую клетку. Увидев его, Федор сразу понял, что это, скорее всего, и есть брат Борисыча. Сходство было очевидным. Правда, выглядел он моложе, выше и физически более крепким. Яков Борисович удивленно уставился на Машу, а затем на Федора. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга. Федор обратил внимание, что у Якова Борисовича при взгляде на него появилось точно такое же немного придурковатое выражение лица, как и у его брата в первые минуты их знакомства. Наконец, Яков Борисович прервал затянувшуюся паузу, всплеснув руками: – Машенька, лапонька, как я рад тебя видеть! Ну что мы стоим, как неродные! Проходите ко мне в кабинет. Пашенька, голубчик! Если меня будут спрашивать, я несколько минут занят. Ко мне родственники приехали. Мы немного поболтаем. – Хорошо, Яша, ни о чем не беспокойтесь! – донесся из коридора голос мужчины в свитере. – Машенька, милая, как я рад тебя видеть, как ты похорошела! – затараторил Борисыч-2. – Хотите чаю с дорожки? – Нет-нет, спасибо! – вежливо отказался Федор. – Мы, собственно, по тому вопросу, о котором Семен Борисович должен был с вами переговорить, – быстро проговорил Федор. Маша стояла рядом и с улыбкой молча устало смотрела на дядю. – Итак, дорогие мои, рассказывайте, как доехали и каким ветром вас сюда занесло? И, кстати, как вас величать? – добродушно улыбаясь, проговорил Яков Борисович, обратившись к Федору. – Я Федор. Семен Борисович сказал, что вы можете помочь нам с новыми документами. Мы готовы прилично заплатить, – негромко проговорил Федор. Яков Борисович удивленно уставился на Федора, потом на Машу. Несколько секунд он недоуменно смотрел на них, а потом изумлено проговорил: – Я ровным счетом ничего не понимаю. Семочка незадолго до своей кончины позвонил мне и задал странный вопрос. Не помню ли я имя нашей мамы. Видимо, это были какие-то последние, очень трудные мгновения его непростой жизни. Увидев, как некрасиво исказилось лицо Марьиванны и вытянулось лицо Федора, Яков Борисович всплеснул руками. – О господи! Вы не знали? Ох, простите меня, ради бога, молодые люди. Машенька, милая, твой папа скончался два дня назад. Прости, что именно я вынужден тебе об этом скорбном событии сообщать. Мне в свою очередь сообщил Лешенька и спросил, звонил ли мне Сема. Я сказал, что звонил. На том разговор и закончился. – Так вы нам не сможете помочь? – хрипло спросил Федор. – Конечно, смогу! – всплеснув руками, воскликнул Яков Борисович. – Но только не с документиками. Если у вас какие-то неприятности, я найду вам безопасное место на столько, на сколько захотите, пока все ваши проблемы не утрясутся. Но с документами – это уже давно не ко мне. Я уже двадцать пять лет как это опасное ремесло бросил. Из-за этого даже четыре года в тюрьме отсидел. Семочка вам не сказал? Я как вышел, так все и забросил. Стар уже для этих игр. И квалификацию, и связи я давно утратил. Сейчас даже не представляю, как к этому вопросу и подступиться. Все наверняка сильно изменилось. Ну Сема, ну дает! Вы уж меня извините, но с документами я, к сожалению, вам помочь не смогу. Маша тихо плакала, уткнувшись в ладони. Федор сидел как громом пораженный. Столько усилий, страданий, надежд, и все оказалось впустую. Федор медленно поднялся, не соображая, что же им делать дальше. – Но, может, вы кого-нибудь порекомендуете? За деньгами дело не станет. Нам без новых документов конец! Яков Борисович вздохнул и с неподдельной грустью в голосе ответил: – Да я бы и рад вам, голубчик, помочь, но, к сожалению, нечем. Может, все-таки чайку? Бутербродиков со свежей колбаской сообразим? Федор обреченно махнул головой и направился к выходу. Яков Борисович еще что-то смущенно и суетливо говорил ему вслед, но тот его уже не слышал. Глава 48 Выйдя на улицу, он подставил разгоряченное лицо влажному упругому ветру. «Неужели я клинический неудачник и это окончательное крушение всех надежд? – с разъедающей душу тоской подумал Федор. – Неужели это тупик и дальше можно лишь катиться только вниз? Выходит, Нина со своим Виталиком были правы и мне не суждено подняться после очередного удара? Мало того, что я сам лечу в пропасть, так со мной туда же и Маша. Нет, все-таки должен быть какой-то выход. Я обязан его найти». Казалось, что усталость, накопившаяся за последние дни, словно многотонным грузом придавила его к земле, а отчаяние из-за крушения последних надежд лишило остатка сил. Он вдруг с беспощадной ясностью осознал то, что натворил за последние дни. Ему вспомнился гараж, ужас перед направленным в живот дулом макарова, мокрые от собственной мочи джинсы, звук удара разводного ключа по голове Крысеныша, кровь между пальцами рыжего менялы, прикрывавшего лицо, острая боль в ноге и в шее от удара машины о столб и спокойная, неведомая ранее рациональная жестокость, с которой он убил Вацека и Петруху. Ему вдруг захотелось завыть и умереть от воспоминаний о содеянном. Неужели выхода из этого кошмара никогда не будет? Однако на текущий момент необходимо было срочно решить две простые задачи. Где найти безопасное место для ночлега и где найти телефон, чтобы позвонить треклятому Леше? – Молодой человек, молодой человек, подождите одну секундочку, – вдруг вывел Федора из мрачных размышлений мужской голос, прозвучавший где-то за спиной. Савченко медленно повернулся и увидел бегущего и машущего рукой Пашеньку. – Я дико извиняюсь, но Яков Борисович просит вас на секундочку вернуться, – задыхаясь, проговорил он. У Федора появилась слабая надежда, что вдруг старик что-то вспомнил и чем-нибудь сможет помочь. Он поспешно вернулся в ателье. Маша с грустным видом сидела на стуле, уставившись в пол. Яков Борисович что-то говорил девушке извиняющимся тоном, когда в помещение вошел Федор. Яков Борисович повернулся к нему и виноватым голосом проговорил: – Я прошу прощения. Чувствую себя крайне неловко из-за сложившейся ситуации. Позвольте мне хоть как-то вам помочь. У меня есть хорошая знакомая, она дня на три сможет вас без документов пристроить в сносную гостиницу. О цене сами с ней договоритесь. А я за это время подыщу вам какое-нибудь приличное жилье. С деньгами, как я понимаю, у вас проблем нет? Ну что, звоню? – Хорошо бы. Мы были бы вам очень признательны, – вяло проговорил Федор. – Ну вот и отлично! – с оптимизмом в голосе проговорил Яков Борисович и начал набирать номер. Через несколько секунд его лицо расплылось в сладкой улыбке, и он жизнерадостно затараторил: . – Валентина Николаевна, добрый вечер! Давно мы с вами не виделись. Как поживаете? Спасибо, тоже нормально. Как вам фотографии со свадьбы дочурки? Понравились? Очень рад. Спасибо. Если что, всегда готов помочь. Да верчусь понемногу. На рыбалочку с Пашенькой на днях ходили. Ничего толком не поймали, но время провели отменно. Свежий воздух, природа, тишина, красотища вокруг, да еще и по чуточке коньячка выпили. Просто праздник для измученного сердца. Очень душевно время провели. А я вам по делу звоню. Племянница ко мне с мужем на три дня приехала, да у них в дороге беда приключилась. Документы какие-то злодеи украли. Я планировал их к себе поселить, да Наденька ко мне внучат привезла, так младший еще и заболел. Вот мечемся в своих двух комнатах, ждем, когда наконец Надюша из командировки приедет. Оказались в очень затруднительной ситуации. Сможете помочь, пристроить мою кровиночку с мужем на, денька три? Они люди с пониманием, в долгу не останутся. Очень хорошо, огромное вам спасибо. Всегда буду рад вам помочь, – елейно промурлыкал Яков Борисович и, положив трубку, повернулся к Федору. – Феденька, Машенька, все отлично устроилось! Пашенька сейчас вас отвезет в гостиницу «Новороссийск». Это вполне достойная гостиница, вам понравится. Там спросите Валентину Николаевну, и она вас разместит в хорошем номере. Отдохнете пару-тройку дней, а там, может, чего и придумаем про дальнейшую жизнь. Рано или поздно все как-то налаживается. Вы, главное, не раскисайте и попробуйте понять меня. Честное слово, я очень хотел бы вам помочь, вы мне очень симпатичны, но, к сожалению, никак не могу. Только у меня нижайшая просьба – пока я что-нибудь придумаю, в течение двух-трех дней вы из номера никуда не выходите. Никто из персонала не должен знать о вашем присутствии. Не подводите Валентину Николаевну и меня. Договорились? Цена за номер изумила Федора. Четыреста долларов за три дня – это было явно очень дорого, но, поскольку положение было безвыходное, Федор обреченно посмотрел на безучастное лицо Марьиванны и выложил требуемую сумму. Номер действительно оказался вполне приличным. Душ, телефон, телевизор, широкая удобная кровать. Простые вещи, которые стали уже казаться несбыточной мечтой. Приняв душ и прочитав правило о звонках по межгороду, лежавшее на столе, разомлевший Федор решился позвонить Лехе. Марьиванна, свернувшись калачиком, лежала на кровати у стены, и было не понятно, спит ли она или просто о чем-то размышляет. Савченко решил не трогать ее, полагаясь на то, что время лечит и, возможно, девушка скоро придет в себя. На его звонок никто не ответил. Федор раздраженно бросил трубку на телефон, улегся рядом с Марьиванной и нежно обнял ее. В это время раздался стук. Федор с неохотой встал и открыл дверь. Перед ним стояла Валентина Николаевна, придерживая тележку с ужином. – Яшенька просил о вас побеспокоиться, как о родных, – сладко улыбаясь, пропела она, вкатывая тележку. – Если что-то еще понадобится – звоните мне, не стесняйтесь. Питание включено в стоимость номера. Хорошего вам вечера, – и она, добродушно улыбаясь, как лучшим друзьям, выскользнула из номера. Федор осторожно обнял Машу и прижал к себе, чувствуя, как она тихонько вздрагивает, всхлипывая, через какое-то время вздрагивания прекратились, дыхание выровнялось, и девушка уснула. Федор осторожно, чтобы ее не разбудить, встал, подошел к телефону и вновь набрал номер Лехи.