— Принеси ей еще воды. — Лиам сейчас почти так же встревожен, как и Александр, он вертится рядом со мной и смотрит через мое плечо на ряд тестов. — Просто, пожалуйста… — Я прижимаю руку ко рту, пытаясь дышать. Пытаясь не паниковать. Александр выскальзывает из ванной, и это дает мне кратчайший момент побыть наедине с Лиамом, пока я стою там, глядя на все доказательства того, что я на самом деле беременна. — Я не могу, — шепчу я. — Я не могу быть беременна, Лиам. Я просто не могу. Я не знаю, смогу ли я быть матерью, если я вообще буду хорошей матерью… — Шшш. — Лиам целует меня в макушку, его рука успокаивающе ложится мне на поясницу на короткое мгновение. — Ты будешь прекрасной матерью, Ана, если это то, чего ты хочешь. У тебя есть выбор, и я не собираюсь его у тебя отнимать. Но сначала нам нужно разобраться с Александром. Давай сначала разберемся с этим, а потом обсудим ребенка. — Если есть ребенок. Может быть, они неисправны, может быть… — Я надеюсь, что последние два будут явно отрицательными, чтобы посеять настоящие, определенные сомнения. Девять тестов на беременность из десяти не могут быть ошибочными, но, возможно, из двенадцати… Этого было бы достаточно, чтобы отодвинуть любой реальный ответ, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу обратиться к врачу. Я могла бы настоять на том, что хочу вернуться на Манхэттен к своему доктору. Даже Лиам мог бы пойти со мной. Что угодно, лишь бы подальше от Александра, пока мы разбираемся с этим. Александр приносит мне бутылку с водой, крышка уже отвинчена, и рука Лиама мгновенно покидает мою спину. Я скучаю по его прикосновению, как только оно исчезает. Я знаю, что мы не можем позволить себе настраивать Александра против себя еще больше, чем он уже настроен. И все же, в то же время, я так сильно хочу показать Александру, как все изменилось, что я уже не та девушка, которая была с ним в Париже, что это больше не может сработать. Еще два теста. Я наполовину ожидаю, что мужчины будут настаивать на том, чтобы подождать в ванной, пока я пописаю, но, к счастью, по крайней мере, за это они дают мне уединение. У меня есть несколько минут на то, чтобы собраться с эмоциями и мыслями, пока обе пластиковые палочки не присоединятся к остальным десяти на прилавке, и мы ждем, пока сменятся дисплеи. Позади себя я чувствую, как взволнованы оба мужчины, и от этого у меня начинает подташнивать. Или, может быть, это вызывает ребенок. Ожидание кажется мучительным. Я смотрю на маленькие окошки, молясь, чтобы по мере появления одной розовой линии в каждом из них не появилось еще одной. Но, конечно же, секунда и она начинает отчетливо проявляться в обоих, и я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, головокружительная тошнота захлестывает меня, пока у меня не остается выбора, кроме как бежать в туалет, падая на колени и рыдая, захлебываться в нем снова и снова. Я беременна. В этом нет никаких сомнений. Одиннадцать явно положительных тестов и один неубедительный. С этим не поспоришь. Позади меня, сквозь звуки моей рвоты, я слышу, как Лиам и Александр начинают спорить. — Ребенок точно мой, месье, — огрызается Александр. — Он не только может быть моим, это почти наверняка так и есть. Я спал с куколкой несколько раз, дважды в первую ночь, снова на следующий день и много ночей после этого, в ее комнате перед званым ужином… — Мне не нужен подробный список всех случаев, когда ты трахал ее! — Голос Лиама повышается, грохоча в ванной, которая внезапно кажется слишком маленькой для нас троих. — Я тоже трахал ее, Александр. Твой французский член, не единственный, который у нее был с тех пор, как… — Пожалуйста, прекратите. Пожалуйста… — Я опускаюсь на мягкий коврик на краю унитаза, вытирая рот салфеткой, но мужчины слишком заняты спором, чтобы слушать меня. — Пожалуйста, Александр, Лиам… — Ты не кончал в нее. Ты сам так сказал… — Я начал! — Рычит Лиам. — И в любом случае, ты не хуже меня знаешь, что не обязательно пичкать этим женщину, чтобы она забеременела. Ребенок вполне может быть моим… — О, я напичкал ее своей спермой, месье, — ухмыляется Александр. — Даже после того, сколько моей спермы она выпила… Лиам замахивается прежде, чем Александр успевает это предвидеть. Его кулак попадает прямо в челюсть француза, звук эхом разносится по комнате, когда Александр приходит в себя, наклоняясь вперед, чтобы нанести свой удар в сторону Лиама. Но Лиам тренированный боксер, Александр может быть подтянутым и мускулистым, но он не боец. Он не знает, как двигаться или уклоняться, и пропускает оба удара, которые пытается нанести, прежде чем Лиам хватает его за рубашку и швыряет на стойку, тесты на беременность разлетаются повсюду, когда двое мужчин дерутся. Мыльница отлетает в сторону, ударяется о кафельный пол и разбивается вдребезги. Я ахаю, медленно отступая назад, подальше от драки, когда Лиам швыряет Александра в двери душа, стекло дрожит так, что на мгновение мне кажется, что оно может расколоться. — Остановитесь! — Кричу я, прикрывая рот руками, пытаясь не разрыдаться. Александру удается нанести удар, его кулак попадает Лиаму в челюсть, и я вскрикиваю, вскакиваю на ноги и бросаюсь к двум мужчинам. — Пожалуйста, остановитесь! Остановите это! Стоп! Я кричу это снова и снова, и Лиам получает еще один удар, заставляя Александра растянуться на кафельном полу, прежде чем он понимает, что я бросилась в драку, и отступает назад, тяжело дыша, когда он смотрит вниз на избитого мужчину на полу. — Вставай, Александр, — еле слышно говорю я, чувствуя себя ошеломленной тем, как быстро обострилась ситуация. Пластиковые тесты разбросаны по полу, как остатки того ужасного кошмара, в котором мы оказались. — Я должен был убить тебя в Париже, — рычит Лиам Александру. — Я должен был убедиться, что ты, блядь, мертв, ты… — Стоп! — Кричу я это снова, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Александр, вставай. — Я пытаюсь, — коротко отвечает Александр, поднимаясь с медлительностью человека, у которого болит каждый сустав. — Твой ирландский любовник застрелил меня в Париже, или ты не помнишь? Эти раны все еще заживают, и теперь он снова ранил меня. — И все же ты продолжаешь выживать. Как таракан, ты и эта заядлая курильщица. — В голосе Лиама и на его лице безошибочно угадывается черная ярость. — Я разорву вас обоих на части… — Послушайте меня, вы оба. — Я встаю между ними, пока Александр шатко стоит, держась за стену для равновесия. — Любой из вас может быть отцом. Мне это не нравится, но это правда. Является ли один более вероятным, чем другой, это не то, о чем мы собираемся говорить прямо сейчас. Я та, кто носит вашего потенциального ребенка, а это значит, что вы не хотите расстраивать меня прямо сейчас. Мне нужно, чтобы вы оба остановились, мне нужно подумать. Мне нужна минута. К моему удивлению, оба мужчины действительно замолкают. Я делаю глубокий вдох, прижимая ладони к глазам и отчаянно пытаюсь не расплакаться. Я медленно пробираюсь мимо них, подбирая с пола тест за тестом и складывая их стопкой на столешнице. Затем, так же медленно, я снова поворачиваюсь лицом к двум мужчинам, используя все оставшиеся у меня силы, чтобы не рухнуть в панике растекающейся лужей на полу. Мне нужен кто-то прямо сейчас, и, кажется, никто не в состоянии быть рядом со мной. Внезапно я отчаянно хочу Софию, мою лучшую подругу, человека, который не заинтересован в этом бою, кроме того, знающий, что лучше для меня. Но ее здесь нет, и я знаю, что и Лиам, и Александр в этот момент слишком поглощены своими эмоциями, чтобы обращать внимание на мои. — Мне нужно поговорить с вами обоими, — тихо говорю я. — Но по отдельности. — Я… — начинает говорить Александр, но я решительно качаю головой, стиснув зубы в попытке сохранить спокойствие. — Лиам, ты не мог бы, пожалуйста, выйти на минутку? — Спрашиваю я как можно спокойнее, хватаясь за края столешницы и прислоняясь к ней спиной. — Я хочу поговорить с Александром. На лице Лиама мгновенно появляется выражение шокированной обиды. Я знаю, он не ожидал, что я отправлю его за дверь первым. Но я хочу закончить разговор с Александром, прежде чем поговорю с Лиамом. Конечно, я не могу сказать это вслух, поэтому бросаю на Лиама умоляющий взгляд, надеясь, что он поймет. Мне нужно, чтобы он понял. Он на мгновение замолкает, но затем кивает. — Хорошо, Ана, — мягко говорит Лиам. — Все, что тебе нужно. — Он шагает к двери в ванную, но затем останавливается, держась за ручку. — Я не буду подслушивать, — уверяет он меня. — Но, если я тебе понадоблюсь, Ана, я буду прямо за дверью. Лиам бросает на Александра еще один пронзительный взгляд, его губы при этом поджимаются, а затем он выходит, плотно закрыв за собой дверь ванной. Сейчас, здесь только мы с Александром… одни. 16 АНА В тот момент, когда Лиам уходит, Александр направляется ко мне, протягивая руки. — Малыш, — бормочет он, его голос снова низкий и приятный. — Это замечательные новости. Я… — Стоп. — Я поднимаю руку, качая головой. — Это не какой-то праздник, Александр. Это… — Я тяжело сглатываю, опускаюсь на край джакузи и смотрю на стопку тестов на раковине. — Это безумие. — Это замечательно, куколка, — настаивает он. — У нас будет ребенок. Ты должна понять, что должна вернуться со мной в Париж прямо сейчас, чтобы мы могли вместе пережить беременность, чтобы мы могли вместе растить нашего ребенка… — Ты не знаешь, твой ли он. Я и сама не уверена. — Я опускаю голову на руки, потирая ими лицо, пытаясь сдержать слезы разочарования и страха. — Куколка, пожалуйста… — Он делает еще один шаг ко мне, протягивая руку, как будто хочет коснуться моего плеча, но я отстраняюсь. — Остановись, Александр. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Не сейчас. Просто…нам нужно это обсудить. Мы не знаем, твой ли это ребенок. Но если бы он был… — Я делаю глубокий вдох, не в силах смотреть прямо на него. Я не могу вынести счастья на его лице, того, с каким энтузиазмом и радостью он смотрит на возможность того, что у нас будет общий ребенок. — Я знаю, ты скажешь, что не хочешь обсуждать шансы, куколка, но ты должна понять, ты и я… — Как ты думаешь, какая именно жизнь была бы у нас двоих с ребенком? — Слова вырываются из меня, и я наконец поднимаю на него взгляд, полный разочарования. — Как ребенок мог вписаться в твою жизнь в Париже? У нас не было нормальных отношений, Александр! Что, ты собираешься встречаться сейчас? Сделаешь меня своей девушкой или женой? Ты не можешь завести ребенка от своей маленькой куклы, своей сломанной игрушки. Ты не можешь держать меня как домашнее животное и просить, чтобы я родила тебе ребенка! Ты не можете заставлять меня есть с пола, одеваться и купаться, контролировать каждое мгновение моего бодрствования, когда мне нужно заботиться о ребенке! — Мои глаза наполняются слезами, и я сердито вытираю их. — Наши отношения были не такими, Александр. Это было все о собственности, травмах, удовольствии и боли, унижении и да, извращенной, испорченной любви, но не той любви, которая делает детство здоровым! Я качаю головой, втягивая воздух и пытаясь успокоиться, прежде чем снова начну выходить из-под контроля. — Мы оба облажались, Александр. Мы оба через многое прошли, были сильно травмированы другими. Я даже не знаю, могу ли я быть матерью или просто разрушу жизнь этого ребенка так же, как была разрушена моя. Но я точно знаю, что, если я решу произвести на свет этого ребенка, двое сломленных людей не смогут быть хорошими родителями для другого человека. Мы не можем этого сделать, Александр, ты и я. Мы просто не можем. — Лиам не сломан? — Голос Александра саркастичен, почти злобен. — Значит, твой ирландец цел? Никак не пострадал? Чист от всех повреждений? — Если он и поврежден, значит, это ты с ним сделал, — огрызаюсь я в ответ, прищурив глаза. — Ты заставил его трахнуть меня на глазах у незнакомцев, приставив пистолет к моей голове. Сказал ему, что это его вина, если он откажется, его вина, если он сделает это, если я умру в любом случае. Ты сделал это с ним. Так что не предполагай, что это чья-то вина, кроме твоей. Ты хотел уничтожить любой шанс, что мы с Лиамом будем вместе, заставив его чуть ли не изнасиловать меня. Вместо этого ты просто уничтожил наши возможности… твои и мои. Не имеет значения, как сильно я когда-то любила тебя…сейчас я не могу смотреть на тебя, не вспоминая об этом. Не вспоминая, как ты позволил Иветт использовать тебя, потому что она ревновала. Александр на мгновение замолкает. — Ты сказала “любила” куколка — говорит он после нескольких секунд молчания. — Ты меня уже не любишь? Я колеблюсь. Я не должна была этого делать. Я должна была поклясться ему, немедленно, вдоль и поперек, до самой могилы, что вся моя любовь к нему умерла, но вместо этого я делаю паузу, мое сердце подскакивает к горлу, когда я пытаюсь произнести слова, которые не совсем правдивы, и Александр хватается за них, как за спасательный плот для утопающего. — Пока я верю, что у тебя есть хоть капля любви ко мне, куколка, пока есть шанс, что ребенок мой, я не уйду. Я не вернусь в Париж и не брошу тебя. Ты моя, малышка, и я не уйду, пока у нас есть хоть малейший шанс. — Я не книга и не картина! — Я неуверенно поднимаюсь на ноги, мое сердце бешено колотится в груди. Я знаю, он хотел, чтобы эти слова были романтичными, но в моем нынешнем эмоциональном состоянии все, что я чувствую, это паника. — Я не принадлежу тебе, и мой малыш тоже, неважно, сколько ты за меня заплатил! — Теперь я тяжело дышу, чувствуя, что краснею. — Я также не принадлежу Лиаму. Если я выберу кого-то из вас, это будет для меня и, возможно, для ребенка. Я не буду принадлежать никому. Не после всего, что я пережила. Александр хмурит брови, и я вижу вспышку гнева, омрачающую его красивые, артистичные черты. — Что ты хочешь этим сказать, куколка? — Спрашивает он, в его голосе появляются опасные нотки. — Ты рассматриваешь возможность не оставлять этого ребенка? Я в отчаянии вскидываю руки, испуская резкий, сердитый вздох. — Я узнала, что беременна, меньше часа назад, Александр, — парирую я. — Так или иначе, я никак не могу знать прямо сейчас, что я собираюсь делать. — Ты не выберешь ничего, кроме этого ребенка! — Александр рычит, и я отшатываюсь, чуть не падая в ванну от внезапного испуганного шока. Я восстанавливаю равновесие, но наклоняюсь вперед, падая на колени на плитку, и от удара у меня перехватывает дыхание. Я начинаю плакать, слезы текут по моим щекам, когда я содрогаюсь от нескольких внезапных, судорожных всхлипываний. Прежде чем я успеваю подняться, Александр оказывается на полу рядом со мной, тянется ко мне, снова нежно. — Я сожалею о своей вспышке, куколка — шепчет он срывающимся голосом, и когда я поднимаю глаза, я тоже вижу дорожки от слез на его щеках. — Александр… — Я моргаю, глядя на него, невольно протягивая руку, чтобы коснуться влажной линии на его щеке, чуть ниже острой кости. — Что… — Мне жаль, — повторяет он. — Я…моя сводная сестра Марго, которую я любил и с которой у меня был роман в подростковом возрасте. Она… — Он тяжело сглатывает, и я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как это слетает с его губ. — Она забеременела от тебя? — Шепчу я, и Александр кивает, его голубые глаза снова наполняются слезами. — Наш отец узнал об этом, — говорит он приглушенным тоном, его руки сжимаются в кулаки. — Он заставил ее сделать аборт. Он также не повел ее к врачу… сказал, что такая шлюха, как она, этого не заслуживает. Он сделал это прямо в сарае. Он заставил меня смотреть. — При этих словах лицо Александра искажается, его голова опускается мне на плечо. Я застыла в шоке, не в силах пошевелиться. Ужас от этого ощущается как лед в моей крови, боль Александра смягчает меня по отношению к нему вопреки мне самой. Что бы ни было между ним и мной, какая бы боль, обида и история… не имеет к этому никакого отношения. Его сводная сестра определенно этого не заслуживала, и я вижу, что боль Александра реальна. Его плечи трясутся, когда он плачет, кадык дергается, когда он наконец поднимает на меня взгляд, судорожно сглатывая, его глаза покраснели. — Она умерла всего через несколько дней после, — бормочет он. — Мне так жаль, — шепчу я. — Александр, я не могу даже найти слов, как мне жаль, правда…