Он качает головой, откидываясь на колени и вытирая лицо, одаривая меня натянутой, грустной улыбкой. — Это было давно, — тихо говорит он. — И это не твоя вина. Но теперь ты понимаешь, почему мысль о том, что ты не оставишь этого ребенка, так… трудна для меня. — Да, — говорю я тихо, и я говорю это серьезно. Не считая моего личного выбора, я могу понять его боль. — Ты хотел ребенка? — Деликатно спрашиваю я. — Я имею в виду тебя и Марго. Вы говорили об этом, прежде чем… Александр кивает. — Она сказала мне в то утро, когда была уверена, что одна. До того, как наш отец узнал все. Она была вне себя от радости. Мы строили совместные планы, планы сбежать, пожениться и сбежать от него. Это был последний раз, когда мы занимались любовью, прежде чем… — Его голос снова срывается, и он отводит взгляд. — Мы собирались стать семьей, — наконец говорит он, снова поднимая на меня взгляд. — Мы собирались быть вместе, втроем, и это было украдено у меня. — Его челюсть сжимается, его голубые глаза впиваются в мои. — Я не позволю этому случиться со мной снова, Анастасия. Мое сердце замирает в груди. — Прости, — шепчу я. — Мне так жаль, что это случилось с тобой и твоей сводной сестрой. Это ужасно. То, что с ней случилось, это худшее, что я могу себе представить. Но я не знаю, что я хочу делать, Александр. У меня еще не было возможности даже обработать это, не говоря уже о том, чтобы принимать решения и выбирать свое будущее, и это должен быть мой выбор. Мой. А не чей-либо еще. Лицо Александра разглаживается, и он улыбается мне, протягивая руку, чтобы нежно коснуться моей щеки. Мы оба все еще стоим на коленях на полу, очень близко, так близко, что я чувствую его тепло, вдыхаю запах его одеколона и аромат его кожи. Знакомые запахи, запахи, которые когда-то помогали мне чувствовать себя в безопасности. Даже нравились. Защищали. — Вот почему ты любила меня, куколка, — бормочет он. — Я делал за тебя весь выбор, все, что тебе нужно было сделать, это подчиниться. Такое может повториться снова. — Нет, — шепчу я, качая головой, и чувствую, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Этого не может быть, Александр. Этого действительно не может быть. — Пока ты любишь меня хоть немного, куколка, я в это не верю. — Александр качает головой. — Возвращайся со мной в Париж. Мы будем вместе. Если ты хочешь делать выбор, куколка, если ты хочешь быть Анастасией, а не моей маленькой куколкой, я постараюсь снова научиться так жить. У нас все может быть все по-другому. Мы будем семьей точно так же, как… — Александр… — Слезы текут по моим ресницам, и я качаю головой, чувствуя, как будто он снова разбивает мое сердце. — Я тебе не верю. Я не могу. Может быть, Александр, который любил Марго, может быть, этот человек мог бы быть мужем и отцом, может быть, он мог бы прожить ту жизнь. Может быть, ты все еще мог бы. Но не со мной. Мы начали все определенным образом, и я не думаю, что мы можем это изменить. Возможно, есть кто-то, кто мог бы исцелить тебя так, как Лиам помог исцелить меня, но я не могу, Александр. Я так сильно этого хотела…. — Я пытаюсь остановить слезы, но не могу. Теперь они текут сильнее, и я наклоняюсь вперед, прижимаясь своим лбом к его лбу. — У нас нет будущего, в котором мы вместе. Я тянусь к его руке, чувствуя, как его длинные пальцы касаются моей ладони. Пальцы художника, пальцы пианиста, руки человека, который любит красивые вещи. — Ты любишь все красивое и сломанное, Александр, — шепчу я. — А я начинаю исцеляться здесь. Ты прав, я все еще люблю тебя. Я думаю, что часть меня всегда будет любить. Но я все больше и больше начинаю верить, что мое место здесь. Что Лиам — это тот, кому я принадлежу. Я почувствовала это еще до рождения ребенка, и этот ребенок этого не изменит. Неважно, чей он… Раздается сильный стук в дверь и голос Лиама снаружи. — Ана? Ты в порядке? Прошло некоторое время… я думаю, нам пора поговорить. Ты и я… одни. Медленно, чувствуя дрожь, я встаю. Я протягиваю руку Александру, чтобы помочь ему тоже подняться, и он смотрит на меня с того места, где стоит на коленях, влажными голубыми глазами. В этот момент мне кажется, что между нами что-то изменилось навсегда. Он берет меня за руку, его теплая ладонь касается моей, и поднимается на ноги. Он удерживает мой взгляд в течение долгой секунды, и я ожидаю, что он скажет что-то еще, но он этого не делает. Он просто отворачивается и направляется к двери. Когда он выходит, Лиам протискивается мимо, чтобы войти в ванную, а Александр один раз печально оглядывается на меня. А потом дверь снова закрывается, и остаемся мы с Лиамом. 17 АНА Я чувствую себя спокойнее, когда рядом стоит Лиам. Александр ненамного выше меня, но Лиам на несколько дюймов выше, поэтому он смотрит на меня сверху вниз, его лицо искажено беспокойством. — Он ведь не причинил тебе вреда, правда, Ана? — Я выгляжу обиженной? — Я имею в виду словами. Эмоционально. Черт, я даже не знаю, что я сейчас имею в виду, девочка. Это была пытка, оставить тебя здесь с ним. Но ты попросила, так что… — Я ценю это, — тихо говорю я. — Я знаю, ты не хочешь этого слышать или даже думать об этом, и я тоже, но есть шанс, что ребенок от него. И поэтому мне нужно было поговорить с ним наедине. — Он прав. — Лиам резко выдыхает, очевидно, способный признать это без присутствия Александра. — Велика вероятность, что он его. У вас двоих часто был незащищенный секс, доведенный до конца. Мы с тобой… — Тебе не нужно повторять это снова. — Я прислоняюсь спиной к стойке, покусывая нижнюю губу. — Александр, конечно, хочет, чтобы я вернулась с ним в Париж. Он говорит, что мы можем вырастить этого ребенка вместе. — И что ты сказала? — Выражение лица Лиама тщательно скрывается, как будто он боится моего ответа. — Я сказала ему нет. — Я вижу облегчение, которое мелькает на лице Лиама, хотя он быстро скрывает это. — Мы с ним не можем растить ребенка вместе. То, чем мы с ним были друг для друга… это были не те отношения. Этого никогда не могло быть. Я не могу вернуться с ним в Париж, но… — Но что? — Спрашивает Лиам, на его лице снова появляется озабоченность. — Ребенок может быть не твоим. Если я не поеду с Александром… ты хочешь, чтобы я вернулась на Манхэттен? Ты не можешь хотеть меня сейчас, возможно, я ношу ребенка от другого мужчины, и после всего этого… Лиам пересекает пространство между нами в два шага, заставляя меня замолчать, когда он тянется ко мне, одной рукой обнимая за талию, а другой обхватывая мою щеку. Он свирепо смотрит на меня сверху вниз, его зеленые глаза блестят от эмоций. — Мне все равно, чей это ребенок биологически, Ана, его или мой, — настаивает Лиам, его голос полон страсти. — Я люблю тебя, и если ты хочешь этого ребенка, если ты хочешь меня, тогда я твой. Мы будем семьей. — Его голос становится глубже, приобретая мрачные нотки. — Я убью Александра для тебя или попрошу Найла сделать это, если ты не хочешь, чтобы кровь была на моих руках, и ты будешь свободна от него. И от него, и от Иветт, от них обоих. Я… — Нет! — Я ахаю, отстраняясь и качая головой. — Нет, Лиам, пожалуйста. Я этого не хочу. Я… Лиам тоже отстраняется, его черты разглаживаются, из-за чего он выглядит старше, измученным. — Ты все еще любишь его, — бормочет он. — После всего… — Дело не в этом, — настаиваю я. — Я просто не хочу, чтобы он умер, Лиам. Есть золотая середина между тем, что я хочу вернуться к нему и хочу, чтобы его убили. Мне нужно, чтобы ты это понял. — Я тянусь к его рукам, заключая его широкие ладони в свои. — Это не только вина Александра, Лиам. Он тоже сломан, причем гораздо большим количеством способов, чем ты думаешь. Лиам тянется вверх, освобождая одну руку, чтобы убрать прядь светлых волос с моего лица, его пальцы скользят вниз по моей челюсти. — Пока он жив, Ана, он будет преследовать нас. — Если он мертв, он будет преследовать нас, — тихо говорю я. — Это… все это напоминает мне о моем выборе с самого начала: внедриться в братву Виктора, чтобы попытаться помочь Софии. Я не смогу жить, зная, что я причина его смерти. Я просто не смогу. Лиам хмурится, явно расстроенный. Я вижу это по его лицу, по тому, как морщится лоб, по разочарованию в глазах. — Я понимаю, Ана, — твердо говорит он. — Это твой выбор. Оставить ребенка или нет, поехать с Александром, остаться с ним, даже оставить нас обоих и делать все самостоятельно, ты можешь выбрать все, что захочешь. Все это… твой выбор, и что касается Александра, он тоже выбирает для себя сам. Если он останется и будет сражаться за тебя после того, как ты сказала ему нет, последствия этого будут за ним. Не за тобой. Он делает паузу, его большой палец мягко проводит по моей нижней губе. — Ты знаешь, какой выбор я хочу, чтобы ты сделала, Ана. Но он твой. Только твой. Я смотрю в его зеленые глаза, такие полные эмоций, любви ко мне. Он наклоняется, его губы мягко касаются моих, и я втягиваю воздух, подставляясь для поцелуя. Мягкого прикосновения его рта к моему достаточно, чтобы по моей коже пробежали мурашки, а в животе разлилось тепло. Мои руки ложатся на его бедра, притягивая его к себе так, что я могу чувствовать жар его тела, проникающий сквозь его одежду в мое. — Я люблю тебя, Ана, — шепчет Лиам мне в губы. — Ничто и никто не может этого изменить. Но тебе придется выбирать. — Я знаю, — шепчу я, мои глаза закрываются от новых слез. — Но сейчас, Лиам, я просто хочу пойти домой. — В наш пентхаус? — Тихо спрашивает он. — Или на Манхэттен? — Пентхаус. — Я поднимаю на него глаза, желая, чтобы он понял, о чем я прошу. — В наш дом. Понимание появляется в глазах Лиама, и он кивает. Он берет меня за руку, его пальцы переплетаются с моими. Вместе мы выходим из ванной и направляемся в главную комнату гостиничного люкса, где Александр сидит перед камином, склонив голову. Он мгновенно поднимает голову при звуке наших шагов, его лицо бледное и осунувшееся. — Я ухожу, Александр, — твердо говорю я. — Пожалуйста, не пытайся остановить меня. Если я захочу поговорить с тобой, я тебе позвоню. Если я передумаю, ты узнаешь об этом первым. Но… — Я делаю глубокий вдох, моя рука сжимается в руке Лиама. — Я не останусь. Боль на лице Александра, разбитое сердце трудно не разглядеть. У него был странный способ показать это, но если раньше я когда-либо задавалась вопросом, любил ли он меня, то в этот момент я знаю, что любил. Выражение его лица не такое, как у человека, теряющего собственность или инвестиции. Это выражение человека, чье разбитое сердце разбивается снова и снова. Но я не та, кто сможет его исцелить. — Ты их отпускаешь. Это утверждение, а не вопрос, произнесенный голосом Иветт. Никто из нас не слышал, как она вошла, слишком захваченные возникшим напряжением, но теперь мы с Лиамом поворачиваемся к ней, все еще держась за руки. — Уйди с дороги, — резко говорю я ей. Она стоит перед дверью, загораживая мне путь. — Ты хочешь, чтобы я убила их обоих, Александр? — Рука Иветт дергается к задней части ее капри в обтяжку, под блейзером, и в этот момент я понимаю, что она вооружена. Не знаю, почему я удивлена. — Остановись, Иветт. — Голос Александра звучит мертво, безэмоционально. — Дай им пройти. — Но… — Ее глаза расширяются. — Нет! Ты сказал, что собираешься оставить ее, заставить ее заплатить за то, что она ушла от тебя, что ты заставишь его заплатить за то, что он сделал со мной… — Позволь им пройти, — повторяет Александр. — Не заставляй меня повторять это снова, Иветт, или ты встанешь на колени, и тебе это не понравится. Ее лицо бледнеет, но она отходит в сторону. Рука Лиама крепче сжимает мою, и он делает шаг вперед, очевидно, пытаясь вывести нас обоих из комнаты как можно быстрее, пока Александр не передумал. И я не могу с этим не согласиться. Даже когда мы оказываемся в лифте, я не чувствую, что могу дышать. Если честно, я не уверена, смогу ли я когда-нибудь снова полностью расслабиться. *** Наша поездка домой прошла спокойно. Но в тот момент, когда мы оказываемся внутри пентхауса, Лиам закрывает входную дверь и запирает ее, его руки на моей талии, когда он хватает меня и поворачивает, прижимая к двери так яростно, что у меня перехватывает дыхание. Когда его рот обрушивается на мой, это забирает все до последнего вздоха из моих легких. Руки Лиама зарываются в мои волосы, притягивая мои губы к своим, пока он целует меня, как изголодавшийся мужчина. Его бедра прижимаются к моим, его член тверд и пульсирует напротив меня, и я задыхаюсь от удовольствия, его язык проникает в мой рот, пробуя меня на вкус, пожирая меня, а его руки обхватывают мое лицо, скользят к груди, по ребрам и талии, как будто он не может насытиться мной. — Я должен заставить тебя кончить, — выдыхает он. — Я, блядь, должен почувствовать, как ты кончаешь, Ана, боже… — Его руки на поясе штанов для йоги, которые до сих пор на мне, стаскивают их с моих бедер вместе с трусиками, спускают их до середины бедер, так что я не могу раздвинуть ноги больше, чем на несколько дюймов, но Лиаму, кажется, все равно. Он все еще целует меня, его язык у меня во рту, посасывает мою нижнюю губу, его зубы задевают край, когда его пальцы проникают мне между ног, проскальзывая между моих складочек и мгновенно проникая в меня. — Боже, ты насквозь промокла, — стонет он, его пальцы сильно входят в меня, большой палец находит мой клитор и катается по нему, надавливая, потирая, пока я не начинаю стонать ему в рот. — Кончай на меня, Ана, кончай так сильно, как только можешь, мне нужно почувствовать эту киску вокруг своих пальцев, пожалуйста, кончай на меня, черт возьми… Это захлестывает меня так сильно и быстро, что у меня перехватывает дыхание. Я никогда в жизни не испытывала такого быстрого оргазма. Рот Лиама безжалостен на моем, его пальцы трахают меня так сильно, как никогда не трахал его член, изгибаясь и надавливая на это чувствительное местечко, потирая, его большой палец обводит скользкий бугорок моего клитора, и он стонет мне в рот, когда я крепко сжимаюсь вокруг него, моя киска сжимает его пальцы мертвой хваткой. Его другая рука сжимает мою рубашку в кулак, тянет ее вверх, пока я не начинаю думать, что он действительно собирается ее порвать. Однако он прерывает поцелуй, стаскивая ее через мою голову, все еще погружая пальцы в меня. — Недостаточно, — стонет он мне в рот. — Никогда не будет достаточно…