— Нет, мистер Даймонд. Так в Ассоциации землевладельцев Дорсета борются с кражей скота. Мы уже взяли отпечатки у семисот коров. Даймонда начало трясти от смеха: — Так-так. Значит, ты снимаешь отпечатки носов у коров? Продолжай, Джон. — Собственно, в этом вся проблема. Меня недавно перебросили в этот отдел. Не знаю, по какой причине. Я вообще-то не деревенский. И потом, мне кажется, это не очень перспективно. — Ну почему. — По щекам Даймонда потекли слезы. — По-моему, у тебя выгодное положение. — Вы думаете? — Ты же занимаешься носами, значит, можно сказать, находишься впереди? — Наверно. — Представь, если бы тебе пришлось брать отпечатки с другой стороны. — Мне это не приходило в голову, мистер Даймонд. — Вспоминай об этом, когда станет совсем плохо, Джон. В стране появились новые технологии, и именно тебе доверили внедрение одной из них. Перенеси отпечатки носов на компьютер. Создай — как это называется? — базу данных по всем коровам в Дорсете. Ты говоришь — нет перспектив? Да у тебя огромные перспективы. Ты можешь заниматься этим всю жизнь. — Как раз этого я и боюсь, — уныло ответил Кроксли. — Я вот тут подумал: сейчас столько шумихи вокруг «Черного пенни», может, вам нужны новые люди для следствия? — Неужели ты хочешь бросить свою прекрасную новую работу? — Да, если есть хоть малейший шанс. — Боюсь, шансов нет. Ты знаешь, как урезают наш бюджет. На твоем месте я бы лучше держался за коров. Кто знает, может, ты станешь главным в мире экспертом по коровьим носам. Повесив трубку, Даймонд откинулся на стул и разразился оглушительным хохотом — в первый раз за последнюю неделю. Ему не терпелось рассказать обо всем Стеф. Но до конца дня произошло еще одно событие, которое стерло этот эпизод из его памяти. После четырехчасовых новостей на радиоканале «Би-би-си Бристоль» ведущий неожиданно добавил: «Так, есть срочное сообщение. Мне только что положили на стол записку, которая, как считает мой продюсер, может быть связана с тем загадочным стишком, что мы читали вам в прошлый понедельник. Помните? Полиция потом сказала, что речь почти наверняка шла о марке за миллион фунтов, которую украли в почтовом музее в Бате. «Черный пенни», верно? Похоже, у нас еще одно послание от таинственного взломщика. Оно напечатано на листе формата А4, без всяких пояснений. Наверно, пришло с дневной почтой. Ладно, посмотрим, что это такое. Еще один трюк или настоящий ключ к разгадке? Само собой, мы сразу же передадим его в полицию, но именно слушатели «Радио Бристоль» узнают о нем первыми! Приготовили ручку и бумагу? Виктория, важная старая дама, где ты? Доколе тебе скитаться? В запертой комнате можно найти леди (подсказка — семнадцать). Это все. Пожалуй, теперь мы знаем, кто такая или что такое «Виктория», но как насчет запертой комнаты? И при чем тут число семнадцать? Ждем ваших звонков. Если до конца программы вас осенит какая-нибудь блестящая мысль, мы с радостью ее озвучим. Я повторю сообщение еще раз». Перед тем, как давать новость в эфир, продюсер предусмотрительно позвонил в полицию, поэтому к началу передачи перед радиоприемником собрался весь участок, включая Даймонда, который сразу почувствовал, что происходит что-то важное, и вылез из-за стола. Для полного счета не хватало только Джона Уигфула, который прильнул к собственному приемнику наверху. — Это больше напоминает игру в кошки-мышки, — мрачно заявил детектив-сержант. — Думаете, в записке вранье? — спросил кто-то. — Откуда мне знать? Но после того, что случилось с первой, к ней придется отнестись серьезно. — Зачем они вообще это делают? Мистер Уигфул ждал, что они потребуют выкупа, а не зададут еще одну загадку. — Может, им не нужен выкуп. Может, это просто какой-то скандальный трюк, чтобы привлечь к себе внимание. Когда у нас университетская Неделя благотворительности? — Еще не скоро. Студенты только вернулись после каникул. Если это трюк, то бьюсь об заклад, что в нем замешан какой-нибудь умник из «глиттерати». — Это еще кто? — Богатые тусовщики. Элита. Бомонд. Прожигатели жизни. Они обожают выставлять полицейских посмешищем. Примерно в том же духе обсуждение продолжалось на совещании высшего руководства, которое возглавил помощник начальника полиции. — Поскольку мы имеем дело с серьезным преступлением, — начал он, — я предлагаю объединить наши усилия. Если новая записка — продолжение предыдущей, возможно, она касается Бата, и тут нам пригодятся любые знания, любой опыт, так или иначе проясняющие ситуацию. Судя по наступившему молчанию, никто из присутствующих не обладал подобным опытом. — Джон, это ваше расследование. — ПНП жестом пригласил его выступить. — Расскажите, что вы думаете по этому поводу. Уигфул откашлялся. — Что ж, сэр, мне кажется, мы с полным правом можем предположить, что под Викторией подразумевается кавер. — Подразумевается что? — Украденная марка, сэр. — Почему бы не называть марку просто маркой? — Потому что она приклеена к конверту. На ней проставлена дата. Все вместе называется кавер. Это вроде тех «конвертов первого дня», которые продают на почте, когда выходит новая серия почтовых марок. — Хорошо, теперь ясно, что это за каверы, — кивнул ПНП с таким видом, словно знал обо всем с самого начала. — Продолжайте. Уигфул вернулся к записке: — Первые две строчки: Виктория, важная старая дама, где ты? Доколе тебе скитаться? — скорей всего, просто означают, что кавер у него. Поэтому нам надо сфокусировать внимание на третьей и четвертой строчках: В запертой комнате можно найти леди (подсказка — семнадцать). Тут возникает сразу три вопроса: какая леди? Что за запертая комната? И почему «семнадцать»? Под леди, возможно, подразумевается все та же Виктория — то есть кавер, — но мы не можем исключать и другие варианты. Имеет ли эта дама какое-то отношение к последней строчке, то есть числу семнадцать? Знаем ли мы какую-нибудь семнадцатилетнюю леди, которая — сейчас или в прошлом — как-то связана с этим делом? Снова молчание. — Нам может помочь запертая комната, — продолжал Уигфул. — Возможно, существует какая-то старая история или легенда о некой молодой женщине, жившей взаперти. Тюрьма. Психиатрическая лечебница. Монастырь. Масса вариантов. — Есть идеи? — спросил ПНП, оглядев всех сидевших за столом. Том Рэй буркнул: — Я бы посмотрел в другую сторону, сэр. Может быть, семнадцать — это часть адреса? — Неплохо, — одобрил ПНП снисходительным тоном, словно не рассчитывал услышать что-то дельное от кого-нибудь, кроме Уигфула. — Айзек Питман, изобретатель стенографии, жил в доме номер семнадцать по Роял-Кресент. Там на стене висит табличка. — А он-то тут при чем? — спросил Питер Даймонд. — Или у него была юная сексуальная рабыня? — Очень в этом сомневаюсь, — холодно возразил ПНП. — Я читал о Питмане. Это был человек высоких принципов. Как и я, трезвенник, вегетарианец и противник табака. Повисла неловкая пауза. Даже Даймонд не решился продолжать тему сексуальной жизни Питмана — или ПНП. — Это всего лишь предположение, — пробормотал Рэй. Еще одна версия поступила от Кайта Халлиуэлла: — Возможно, число семнадцать относится ко времени. Например, семнадцать часов, то есть пять вечера.