Улыбкой одарив фривольной, Девицы манят в ночь любви. Как жаль, что зря они старались, Ведь в брюках Джона… всего лишь трубка оказалась. Я усмехаюсь и лезу в карман, нащупывая трубку, которую умыкнула. На обратном пути в свои покои я заметила торчащую из кобуры мимо проходящего стражника тонкую деревянную рукоятку. Украсть ее было слишком легко. Похоже, некоторые из тех навыков карманных краж, которым я научилась у Закира, полезны. Улыбаясь, я отпускаю трубку, и все же улыбка снова слетает с лица, стоит мне вспомнить о диалоге с капитаном на той стене. Я никогда не чувствовала, чтобы во мне поднималась такая неукротимая тьма. Вот что бывает с запертыми в клетке питомцами, когда они наконец вырываются на свободу. Жажда расправы напевала у меня в груди, как хищная птица, кружащаяся и готовая пикировать на жертву. То была вселяющая страх поэма о темной потребности. И как же соблазнительно напевала эта коварная песнь. Если бы не появился Ревингер, я бы позволила проявиться этой ярости? Мои облекающие в золото руки осквернила бы кровь другого человека? И все же несмотря на то, что это чудище снова смолкло, я чувствую, как оно наблюдает. Как некое неиспользуемое создание, готовое взвиться ввысь. Я замираю от этой мысли, и всплывает еще одно старое воспоминание. Подави слабость, и возрастет сила. В последнее время этот совет из далекого прошлого часто всплывал в моих воспоминаниях, но теперь вернулся в полную силу, словно поджидал подходящий момент. От моих волос разит рыбой и духами. Этот запах никогда не выветрится, и нечего пытаться. Завтра я вернусь сюда, погребенная ловушкой соломенного тюфяка и мужского тела. Повернув голову направо, вижу гавань через заляпанное окно «Уединения». Кровать проседает, и сухая солома потрескивает, угрожая порвать шерстяные простыни. На мгновение вид мне загораживает волосатая рука, но я не отвожу взгляда, пытаясь рассмотреть те плывущие корабли, даже когда мужчина бросает монету на тумбу и раздается звон металла. – Это тебе, прелестница. Передам Закиру Уэсту, что ты была хорошей девочкой. Спину щиплет, кожу между лопатками покалывает. Но я не протягиваю руку, чтобы ее почесать. И мужчине не отвечаю. Однако губы сжимаются в тонкую линию, пока мужчина не проявляет порядочность и не перестает загораживать мне вид. Я слышу, как он возится, надевая брюки и рубаху. Волосы, зажатые между подушкой и моей щекой, щекочут мне нос. С каждым вдохом я чувствую рыбу и духи, вонь такая сильная, что почти ощущается во рту. На прощание он что-то говорит, но я не слышу. Мне плевать. Когда я наконец остаюсь одна, пощипывание в спине прекращается, и я поднимаюсь с кровати, чтобы надеть платье. Оно темно-зеленого цвета, который напоминает мох, устилающий камни у лагуны в Эннвине, куда я однажды тайком сбежала. Цвет напоминает о летней траве на холмах, где паслись лошади моей матери. Напоминает деревья, простирающиеся к небу на улицах Бриоля. Цвет напоминает мне о доме. По щеке стекает слеза, когда я натягиваю чулки и заляпанные грязью сапоги. Я подхожу к окну и опираюсь руками о шероховатый деревянный подоконник, и в ту же минуту дверь за мной распахивается. – Пора уходить. Нашла на ночь еще одного клиента. Я поворачиваюсь и смотрю на полногрудую хозяйку таверны, которая подходит к кровати и начинает снимать простыни. – Вам нужна помощь? Натия смотрит на меня из-под пучка густых черных волос, усыпанных серебристыми прядями. Эта женщина прямолинейна, всегда резко и без угрызений совести говорит то, что думает, но на ее желтоватом лице появляются морщинки, когда она улыбается. – Нет, девочка, это мой трактир, и мне им заниматься. К тому же непохоже, что ты умеешь заправлять постель. Я неуверенно ей улыбаюсь. – Вы правы, – отвечаю я. Я не называю ей причину – у меня никогда не было постели. Сдернув простыни с другой стороны, Натия кивает на стол. – Здесь для тебя монета. Не забудь. По спине ползут мурашки от напряжения. Не хочу даже смотреть на деньги. – Оставьте себе. Простите, что кровати всегда в таком беспорядке. – Я заливаюсь краской, произнося эти слова, и вынуждена отвести взгляд. Шесть недель. Вот уже шесть недель я прихожу сюда, в «Уединение», чтобы встретиться с человеком, присланным Закиром. Никогда не думала, что стану скучать по попрошайничеству на улицах. Никогда не думала, что буду скучать по тому, как заставляли меня воровать у пьяниц и воров на протяжении целой ночи, даже если порой меня ловили и били. Может ли человек сломаться за шесть недель? Кажется, будто со мной это и случилось. Словно я могу разорваться по швам, как тряпичная кукла, которой слишком часто играли. Может, поэтому по спине постоянно ползут мурашки, а кожа натягивается от щипков и толчков. Может, потому что там начинают проявляться мои трещинки. Как бы было своевременно, если бы я сломалась, правда? Забавно, учитывая, как я покорно склонилась перед Закиром. Я вздрагиваю, когда внезапно рядом со мной оказывается Натия и берет меня за руку, вложив монету в ладонь, а потом ее сжав. – А теперь слушай внимательно, девочка, – строго говорит она. – Я тысячу раз видела этот взгляд. – Какой взгляд? – Взгляд, показывающий, что ты сдалась. – Она впивается пальцами в мою руку, монета, зажатая между нами, напоминает секрет. – Я живу здесь довольно долго и видела такое не раз. Ты не первая из девочек Закира, которые пользовались этой комнатой. Если прежде я считала, что мои щеки пылают, то это несравнимо с теперешним жаром на лице. Натия кивает на окно. – Ты всегда смотришь на те корабли, но наверняка ни разу не задумывалась, что можешь оказаться на одном из них. Я смотрю на нее, изумившись, что она заметила. Я виделась с ней пару минут каждый раз… после. – Но ведь я и не окажусь, – отвечаю я, в моем голосе слышна горечь. – Почему нет? – не соглашается она. От ее вопроса меня снова переполняет раздражение, и я выдергиваю руку из ее хватки и бросаю монету на подоконник. – Что вы хотите этим сказать? Закир никогда меня не отпустит, а вы знаете, что бывает с тайком прокравшимися на корабль. Она наклоняется, задевая фартуком мое платье, и в ее карих глазах появляется неповиновение. – Кто сказал о прокравшихся тайком? С мгновение я просто смотрю на нее и не понимаю. А потом Натия снова опускает взгляд на монету. – Повторю: забирай заработок, девочка. Пальцы у меня немного дрожат, когда я протягиваю руку и беру монету. Мне не впервые дают на «чай», но я всегда оставляю монету в комнате. Мне было слишком стыдно, слишком презренно к ним прикасаться. Но когда Натия тянется к карману своего платья и вытаскивает небольшой кисет, сшитый из лоскутов, я сразу же понимаю, что в нем скрывается. – Это не для Закира, слышишь? Они твои. Тебе решать, как ими воспользоваться. – Она снова кивает в сторону гавани. – Слышала, корабли с голубыми парусами и желтым солнцем – из Второго королевства, где дождь не идет без конца неделями, а горячий песок в пустыне мелкий, будто пудра. От одной только мысли оказаться в сухой и теплой пустыне вместо извечно промозглого портового города по телу пробегает дрожь. – Но, полагаю, девочка, которая сдалась, не станет о таком думать, – пожав плечами, заканчивает Натия. – Ведь это про тебя? Ты переставшая верить девочка? Я с трудом глотаю подступивший к горлу комок и смотрю то на нее, то на плывущее вдалеке трио кораблей с желтыми парусами. То, что она предлагает, – надежду на побег – именно этого я всегда желала. И все же, если меня поймают, если я потерплю неудачу… От слез щиплет глаза, а тело трепещет. Закир не просто меня накажет, он может убить меня, если я попытаюсь сбежать. Или раз и навсегда отдаст меня Бардену Исту, и тогда останется только мечтать о смерти. – Я не могу. – Можешь, – возражает пожилая женщина и смотрит на меня, упершись руками в бока и хмурясь густыми изогнутыми бровями. – Это твой страх говорит и слабость, которую ты должна подавить, пока она тебя не одолела. Она права. Я слабая. Ее кличка «Сдавшаяся» недалека от истины. Я слабая и одинокая и за какие-то шесть недель стала человеком, который предпочел сдаться. Во мне лишь пустота, заполненная сломанными стенами и рваными муками, сваленными в кучу так, что их невозможно вычистить. Презираю себя за то, что нижняя губа дрожит и я чувствую себя такой ничтожной. – Не знаю, смогу ли. Не знаю, настолько ли я сильна, чтобы попробовать.