Чувствую ухом, как он снова становится напряженным, но его кожаная куртка гладкая и намного мягче, чем я считала. – Потому что я слишком часто ею пользовалась, – вдруг тихонько отвечаю я. – И до этого тебя довел Мидас? – Ему нужно поддерживать репутацию Золотого царя, – с неожиданной горечью в голосе говорю я. Похоже, Рип улавливает мой настрой, распробовав его и с силой заскрежетав зубами. – Ты больше не должна позволять ему использовать твою силу. От прозвучавшего в его голосе осуждения я напрягаюсь. – Ты не понимаешь, – говорю я, внезапно вспомнив о Дигби. – Я должна. – Ничего ты не должна, – возражает он. Снова вибрирует его аура, но на сей раз хаотично и раздраженно. Что же, тут я с ним солидарна, потому как знаю, что делаю, и это притворное послушание необходимо. Когда он поднимается по последней лестнице, я вспоминаю, как это будет выглядеть и чем нам это грозит. – Мы почти на месте. Ты должен опустить меня, пока нас не увидели стражники. Меня смеряют горящим, свирепым взглядом. – Мне плевать на стражу Мидаса. Его колкий сарказм вынуждает меня нахмуриться. – Рип. – Мы уже это обсуждали. Аурен, ты даже выпрямиться не в силах. Я не опущу тебя, – говорит он твердым и непреклонным голосом, похожим на грубый скрежет камней. – Меня не волнует, дойдут ли до Мидаса слухи, что я прикасался к его фаворитке. На самом деле даже надеюсь, что его об этом известят. Я вздыхаю от упрямства этого ублюдка. – Дело не только в Мидасе. Я совершила ошибку, заставив тебя думать, что можно прикасаться ко мне, – тихо говорю я, не в силах посмотреть на Рипа. А если бы это не сумерки? Одно прикосновение. Большего и не нужно, и меня ужасают последствия того, что могло бы случиться. – С моей стороны это было эгоистично. Но тебе нужно перестать ко мне прикасаться ради твоего же блага. Рип резко останавливается наверху лестницы, а затем круто разворачивается и внезапно сажает меня на плоские перила. Я хватаюсь за них, чтобы найти точку равновесия и не свалиться, но этого и не нужно, поскольку Рип уже меня удерживает. Он дерзко обхватывает рукой мой затылок, так его стискивая, что у меня по спине пробегают мурашки. Дыхание перехватывает, когда Рип наклоняет мою голову и приближает свое лицо прямо к моему. Он заслоняет собой все, поэтому перед моими глазами – лишь он один. – Ради моего блага? – вопрос звучит как рык, попавший в паутину чешуек на его щеке. Его голос, словно язык, коснувшийся моих губ, проскальзывает мимо ушей и оседает в груди, отчего все мое тело вытягивается в струнку. Ленты замирают, как и вся я, будто змеи, попавшие в сети заклинателя. – Д-да. Его пылкий взгляд разжигает огонь у меня в животе. – Мое благо застряло на пиратском корабле, а его аура пылала над Пустошью, как маяк, – сквозь зубы цедит Рип, его хриплый сердитый голос опутывает меня. – Мое благо сжималось от страха перед мужчинами, которые не стоили – ни черта не стоили – в сравнении с ней. Я в изумлении смотрю на него, чувствуя, что не могу дышать. – Мое благо ненавидело меня, сражалось со мной, спорило, но мне было все равно, потому что я видел, как аура медленно раскрывалась, раз за разом, и это было потрясающе. – Он поднимает палец перед моим лицом. – Я улучил одно прикосновение. Вкусил раз, и если это и было проявлением эгоизма, то ты должна знать: оно точно было взаимным, Аурен. Я не могу моргнуть. Не могу даже думать. – Что… о чем ты? – От этого вопроса моя грудь поднимается, как колышущиеся волны в неспокойном море. Я могу утонуть в глубине его бездонных глаз. Он клацает зубами, словно моя неуверенность действует ему на нервы. – О том, что ты и есть мое благо. И ради тебя я предоставил тебе выбор, но ты предпочла его. В голове у меня бушует буря. Извитое скопление кучевых облаков клубится в голове, отдавая эхом в биении сердца и изливаясь дождем слез. Но ты предпочла его. – Рип. – Ты всегда выберешь его. Так ты тогда сказала. Я вздрагиваю от собственных же слов, брошенных мне в лицо и бурным потоком пробившихся сквозь плотину моих раскалывающихся стен. – Это по-прежнему так? – спрашивает он, словно отчаянно требуя ответ. Со слезами в золотых глазах смотрю в черные как смоль очи. Первая капля стекает по щеке, пробившись сквозь лопнувшую решимость. Но когда я открываю рот, чтобы ответить Рипу, слова застревают в горле. Вместо этого Рип подается вперед, и я повторяю его движение. Мы – ветер и дождь в ладном тандеме. Сидя на перилах, упираясь одной рукой в перекладину, а вторую прижав к боку, чтобы не упасть, я поворачиваюсь, и Рип встает между моих ног. Крепко обхватывая большим пальцем мой затылок, он запускает руку в мои распущенные волосы. Когда он опускается, касаясь губами моей щеки, чтобы вобрать слезу, у меня перехватывает дыхание. Рип решительно втягивает губами мою необузданность, словно хочет испить из моей души. А я хочу ему это позволить. Прижимаясь друг к другу все теснее и теснее, мы ведем себя так, словно находимся не в замке Рэнхолд, где за нами может наблюдать бесчисленное количество людей, а в тайной, созданной нами пустоте, где не существует никого, кроме нас. Его рот скользит по моей скуле, чуть ниже уха, овевая горячим дыханием чувствительную кожу. Я сжимаю руками перила и не смею шевельнуться – нет, поскольку уже сжимаю ногами его бедра, поскольку хочу только лишь повернуть голову и слиться с ним губами. – Говори правду за правду, – говорит он шепотом, от которого по коже бегут мурашки. – Или храни секрет за секрет, – довершаю я. Он высовывает горячий язык, пропитанный солью моей слезы, и я с трудом заглушаю стон. Чувствуя угрожающий прикус на шее, я запрокидываю голову в рискованном поощрении. Рип обхватывает мой подбородок так, будто готов испить прямо из моих губ. – Скажи, Аурен. Я округляю глаза, страх немного рассеивает чувственный туман. От него у меня колотится сердце, а во рту пересохло. Его слова кажутся простыми, но он просит всего. Если я сдамся, если признаюсь, то обратного пути не будет. Рип – мужчина. Король. Человек с тайнами и планами. Не хочу повторять прежних ошибок и до смерти боюсь снова испытать боль. Я качаю головой, и с губ срывается мучительный шепот. – Я не могу. Мы оба тонем в разочаровании. Долгое время мы просто смотрим друг на друга, погруженные в печальное сожаление. А потом Рип отстраняется, и я, лишившись корней, пошатываюсь, покачиваюсь. – Давай я отведу тебя в комнату, – говорит он. Я могу лишь кивнуть, не в силах смотреть ему в глаза из-за страха перед тем, что могу там увидеть. В мгновение ока его тепло, его сокровенные прикосновения исчезают. Искренность, мягкость сменяются холодной отстраненностью, такой отчужденной, что кажется, будто мы внезапно оказались в другом мире. И эта холодность мучительна. Глава 16 Аурен Рип стаскивает меня с перил. Теперь его хватка иная, словно мысленно он уже меня отпустил. Его прикосновения холодны.