– Ваше Величество, не чувствуйте себя обязанным добавлять для нас зрелищности, – вмешивается Ману. – Кроме того, эта арфа кажется жутко замысловатой. Правда, Кеон? Мужчина, держа перед ртом окорок на ножке, переводит взгляд на супруга. Однако отвечать не спешит, и Ману толкает его локтем. – О, верно. Да, на редкость замысловатая вещица. – Моя Аурен – самоучка, – с еще одной притворной улыбкой хвалится Мидас. – Ну так как? – напоминает он. – Сейчас? – еле ворочая языком и медля, спрашиваю я. На его лице появляется досадное выражение. – Да, сейчас. Я понимаю, что играю с огнем. Признаюсь честно: не знаю, что на меня сегодня нашло. А может, и знаю. Ничего особенного. Я ее приручил. Мидас уже успел меня оскорбить, смутить, усадил здесь в качестве символа его успеха и укрепил свою репутацию, сделав вид, что позолотил стол. Меньше всего я хочу идти к арфе и играть на ней, как его марионетка. И все же я с удивлением слышу свой ответ: – Нет, спасибо. Слышен скрежет чьей-то вилки о тарелку, словно испуганный музыкант взял не ту ноту на скрипичной струне. Разговор за столом смолкает. Краем глаза вижу, что Слейд ухмыляется. Я уже давно раскусила коварство Мидаса, а в это мгновение он настолько пронизан гневом, что и мне грозит такая же участь. Он говорит низким тоном, напоминая приближающийся дождь в вышедшем из берегов море. – Нет? Чтобы исправить ситуацию, пытаюсь задобрить Мидаса улыбкой. – Я так давно не играла на публике. Немного разучилась… Его губы улыбаются, но не глаза. Нет, в его взгляде виднеется какое-то ожесточенное, но непривычное ликование, от которого меня бросает в дрожь. – О, Драгоценная, ты так чудесно играешь. Снова набьешь руку и станешь такой, как прежде. Его неоднозначное заявление совершенно мне ясно. – И я не подозревала, что ваша позолоченная столь талантлива, – говорит королева Кайла, обратив внимание Мидаса на себя. – Да, за годы она приобрела отменный талант меня развлекать, – говорит он, снова смотря на меня. – Разве не так, Драгоценная? От его косвенного намека у меня горят уши. Мидас нарочно так поступает. Унижает меня. Ставит на место. Напоминает мне и остальным, что я его собственность. – Она всегда рада развлечь и других, – продолжает Мидас, и на ту долю секунды, когда он отводит от меня взгляд, я позволяю себе спешно взглянуть на Слейда. Он сидит, откинувшись на спинку стула и положив один локоть на подлокотник, а другой рукой держа кубок. Слейд выглядит спокойным. Даже незаинтересованным. Вот только побелевшими костяшками пальцев он так неистово сжимает кубок, что я опасаюсь, как бы он его не сломал. Возможно, между делом он сломит и меня. В дальнем конце комнаты раздается покашливание, и я резко перевожу взгляд на фальшивого Рипа, который снова опускает перед собой руки. На этот раз Мидас нарочно щиплет нежную внутреннюю поверхность моей руки. Больно даже через рукав. Я замираю и втягиваю воздух, когда он сжимает пальцы, и от острой боли на глаза наворачиваются слезы. Мидас так обхватывает мое плечо, что остальным наверняка кажется, будто он просто удостаивает меня лаской, а не этим карающим прикосновением господина. Некоторые гости ведут вежливый разговор, но в действительности их внимание направлено на нас. Ведь не каждый день можно поглазеть на Золотого царя с его неуловимой позолоченной фавориткой. Словно мало мне этих испытующих взглядов – я чувствую, как горит лицо под взором Слейда. Не знаю, откуда мне известно, что он смотрит и что его внимание направлено на руку Мидаса, но я чувствую. – Не тушуйся, Драгоценная. Одна из моих лент приподнимается, скошенный конец ее приободряется, как почуявшая добычу змея. С каждой секундой рука болит еще сильнее, и мне кажется, будто в кожу вонзились булавки. Мидас улыбается, смотря мне в глаза, а потом, к счастью, отпускает. Однако боль не стихает, да и разве таковое возможно? Каждая частичка моего тела, которой он касался, расцвела ярким болезненным цветком. От каждого прикосновения остается рубец там, где он меня терзал. – У меня немного болят рука и нога, – тихо отвечаю я и многозначительно смотрю на бедро, где, несомненно, уже образовался синяк. – Я и забыл, какая ты хрупкая, – говорит Мидас с поддельным удовольствием в голосе, так как именно в его глазах скрыта истинная эмоция – злость. – Раз уж у тебя болит нога, возможно, к арфе тебе отнесет командир. Похоже, подобные навыки у него уже есть. Черт. Сердце сбивается с ритма, нескладно ударяясь о ребра. Что именно известно Мидасу? Будь прокляты стражники за то, что докладывают о каждом моем шаге. Задумавшись, теперь я понимаю, что, вероятно, Мидас не ворвался в мою спальню только потому, что прошлой ночью прибыла королева Кайла. Он был занят. А теперь уже нет. Вот теперь и последует расплата за то, что я позволила прикоснуться к себе другому. Не имеет значения, что я не смогла подняться по лестнице как раз по его вине. Мидас громко заявляет царственным тоном: – Командир, отнесите Аурен к арфе. Нужно отдать ему должное. Мерзавцу хватает наглости приказывать Рипу, тогда как всем известно о репутации командира, а ведь Мидас даже не его правитель. Все внимание Мидаса приковано к фальшивому Рипу, но мужчина по-прежнему стойко стоит у стены, расставив мощные бедра на ширине плеч. Он склоняет голову, но не в сторону Мидаса, а в сторону Слейда, и мое смущение достигает высшей точки. – В этом нет необходимости, – спешно вставляю я. – О, как раз наоборот. Я настаиваю. – Голос у Мидаса резкий, как острие ножа. Я стискиваю зубы. Потеряв надежду, оглядываю стол, но все делают вид, будто не обращают внимания на этот разговор. Даже Ману и Кеон активно ведут беседу со своей королевой. – Нет нужды из-за меня доставлять хлопоты командиру. – Я чересчур быстро отодвигаю стул, и ножки громко скрипят по каменному полу. Не успеваю я выпрямиться, как Мидас кладет руку на мое запястье, останавливая. – Если вчера вечером это не доставило ему хлопот, то, разумеется, не доставит и сейчас. – В его холодном голосе слышится вызов, как неприкрытая демонстрация господства. Мидас бросает взгляд на Слейда. – Вы не возражаете, Ревингер? Вчера вечером ваш командир так бережно отнесся к моей Аурен, что ему не составит труда сделать это вновь. Моя Аурен. Отчасти я удивлена, насколько откровенно сегодня он заявляет о своей власти и господстве. И все же для меня это тоже имеет смысл, ведь я понимаю, что он узнал о прошлой ночи. Больше всего он ненавидит, когда ко мне кто-то прикасается. Слейд безразлично взирает на него, наклонив голову. И даже когда опускает взгляд на руку Мидаса, которой он меня держит, его лицо остается холодным. Думаю, это волнует меня сильнее всего. Во всяком случае, до тех пор, пока Слейд не говорит: – Всенепременно, Мидас. Все, что захотите. Его слова выбивают почву из-под ног, и лента опускается, чтобы зализать невидимые раны. Показалось ли мне, что в том, как он берет в руку бокал, прослеживается настоящий гнев? Слейд всегда ведет себя непредсказуемо. Но только ощутив укол разочарования, я понимаю, что ждала, когда он вступится за меня. Но он этого не делает. Фальшивый Рип уже направляется ко мне, черный блеск шипов кажется еще более пугающим, чем на Слейде. Слишком быстро он оказывается напротив меня и кладет мою руку на сгиб своего жесткого локтя. Я поворачиваюсь и унизительно иду к арфе, ругая себя за свой длинный язык. Нужно было понимать, что Мидас посчитает необходимым незамедлительно поставить меня на место. Мы успеваем сделать буквально пару шагов, когда нас окликает Мидас: – Командир, моя фаворитка, наверное, не сможет дойти самостоятельно. Каблуки прилипают к камню, и мы с этим незнакомцем на мгновение застываем. Затем в пустотах его шлема раздается почти неслышимый вздох. Я напрягаюсь. – Не сме… Я не успеваю закончить, поскольку фальшивый Рип берет меня на руки.