– Ву Ин, – прошептала я, попятившись. – Вот откуда ты его знаешь. Вы были назваными братьями. Он сохранил твой секрет, потому что чувствовал себя виноватым из-за убийства Леди. Зури кивнул. Похоже, он не заметил моего отвращения: он улыбался так, словно мы разделили на двоих какую-то шутку. – Я намекал тебе, знаешь. Когда сказал, что я Одаренный. И когда рассказал о моих родителях – ты ведь знаешь, как Леди относилась к изокенам. – Ты не любишь меня, – выдавила я. Потрясение уступило место злости. – Все это время ты видел во мне только продолжение моей матери. Ты любишь лишь идею меня. К моему удивлению, он даже не стал этого отрицать. Перевязанной рукой он убрал прядь волос у меня со лба. – Но в этом и заключается суть Лучезарных, Идаджо, – прошептал он убежденно. – Принятие Луча никогда на самом деле не основывалось на любви к конкретному человеку. Оно основано на любви к идее. Минь Цзя и остальные, возможно, любят тебя настоящую. Но, что важнее, они любят то, что ты символизируешь: возрождение. Искупление. В конечном итоге… именно в твоей истории они нуждались. В сказке о монстре, которая стала героиней. – Он поцеловал меня в лоб, прощаясь. Кивнул на хаос внизу: – Надеюсь, Идаджо, ты станешь той историей, в которой нуждаются и они. Затем, вытащив из-за пояса дубинку и боевой шест одним быстрым движением, мой последний названый брат засветился болезненным сиянием ибадже… и исчез, оставив меня одну на вершине башни. В ушах ревел звон оружия и нестерпимая какофония ударов. Внизу разгоралась битва. Я быстро заметила Зури, найдя его с помощью Луча. Он надел свою маску Крокодила и сражался бок о бок с простолюдинами – кожа его горела кобальтовым огнем. Он нес смерть почти играючи, танцуя. Оканоба позволяла ему сражаться с удвоенной силой… …но этого было недостаточно. Даже сейчас я видела, что битва разворачивается в пользу благородных. Меньше чем через час здесь будет массовое кладбище. И хотя не я это начала – я знала, что это не моя вина, – в животе у меня осела свинцовая тяжесть, и хор оджиджи снова зазвучал у меня в голове: «Видишь? Смерть следует за тобой повсюду. Позор тебе, императрица. Ты никогда не искупишь свою вину. Ты должна заплатить. Должна заплатить». Я поежилась. Они были правы. Из-за своей трусости я не могла заставить себя убивать, даже ради защиты невинных. Ответственность за смерти всех погибших джибантийских простолюдинов лежала на мне, и за это я заслуживала расплаты. Если только… Мой взгляд упал на Гакуру и его шестерых приятелей. Даже убивая невинных, они выглядели тошнотворно величественными – едва заметное свечение оканоба придавало их жестокости почти героический ореол. Я скрипнула зубами от злости. Как они смеют использовать этот редкий и могущественный дар во зло? Они не заслуживают называться благородными. Не заслуживают свою оканоба. С этой мыслью я выпустила свою силу на волю. Моя маска вспыхнула. Никто из сражающихся не заметил этого света, слишком занятые битвой. Но в то же мгновение семеро полководцев Джибанти выронили оружие, схватившись за грудь и тяжело дыша. Их гордая осанка исчезла: они уставились друг на друга в недоумении. Я не убила их. Однако свечение оканоба пропало: остались лишь семеро старых, усталых мужчин на поле битвы, полном жаждущих крови крестьян. – А теперь, – прорычала я, хотя знала, что они меня не услышат, – посмотрим, как вам понравится честный бой! Уже через несколько секунд простолюдины набросились на них всей толпой, погребая под живой волной из плоти и железа. Я не видела точный момент, когда полководцы умерли, но, судя по тому, как скоро крестьяне разошлись, победно крича, все произошло довольно быстро. Я прищурилась. Нет: один полководец выжил. Гакуру вылез из-под груды тел своих павших товарищей, держась за бок. Кто-то из крестьян поблизости закричал, готовясь закончить начатое, но Зури успел первым, вонзив свой шест Гакуру под ребра. Я было выдохнула с облегчением… пока не увидела, как Гакуру, умирая, сорвал с лица Зури маску крокодила. Сперва крестьяне потрясенно на него уставились. А затем, узнав в нем короля Джибанти, яростно двинулись к нему. – Нет! – выдохнула я. Закричала изо всех сил, даже зная, что исполненные ярости простолюдины меня не услышат: – Нет, не трогайте его! Вы не понимаете: он на вашей стороне! Но они остались глухи к моим крикам. Немудрено: насколько эти голодные, настрадавшиеся от власти простолюдины знали, Зури был таким же, как и полководцы. Просто еще один благородный, питающийся за счет их трудов. Разумеется, именно так они и думали. Именно этому Зури их учил. – Стойте! – прохрипела я. Но мой Луч не имел над ними власти. Так что мне ничего не оставалось, кроме как стоять и смотреть. В грудь Зури вонзался один боевой шест за другим. Прежде чем упасть, он посмотрел вверх. В горле у меня комом встали слезы изумления и ужаса. Зури улыбался. Улыбался, потому что наконец-то исполнил свою роль: послужил полезным инструментом. Именно этого он и хотел все это время, поняла я вдруг. Он не планировал пережить сегодняшний день. Не собирался. Я вспомнила, как он уклонялся от моих вопросов на борту «Мухи Цеце», когда я спрашивала его о будущем. Вся его жизнь вертелась вокруг этой революции. Вокруг рождения нового Джибанти. Дело Зури было прекрасным, в этом я не сомневалась. Это было бескорыстно и однозначно правильно. Но он не оставил себе других причин жить. Ничто больше не имело для него значения в этом мире. Как следствие, ему незачем было за этот мир цепляться. В это мгновение я вдруг ясно увидела свое собственное будущее. Зури назвал нас одинаковыми – и был прав. Пока все остальные заботы и радости в моей жизни растворялись, уступая место единственной цели – я делаю недостаточно, всегда недостаточно, – я стремительно приближалась к концу Зури. И понадобилось это – ужасающая смерть Зури, предсмертная улыбка на его лице, – чтобы я поняла: я этого не хочу. Я не закончу так же, как он. Я не хотела героической смерти. Не хотела умирать в Подземном мире. Не хотела, чтобы моя история сократилась до единственной функции – утоления аппетита ненасытных призраков. «Ты струсила, – зашипели оджиджи. – Предательница. Справедливости – мы требуем справедливости! Заплати за наши жизни. Разве тебе все равно?» – Нет, мне не все равно, – сказала я вслух. – Я хочу справедливости для вас. Для всех. Но я должна найти баланс. Недостаточно просто заплатить за прошлые грехи. Я должна найти будущее, ради которого захочу жить. Голоса помедлили, словно задумавшись. «И ради чего же, – спросили они презрительно, – ты будешь жить, императрица-Искупительница? Что может быть важнее, чем мы?» У меня не было ответа. В голове было пусто; ветер выл над башней, вызывая толпы мурашек у меня по коже. Я отдаленно понимала, что битва не закончилась со смертью Зури: он ошибся в своих предсказаниях. Когда умерли полководцы, не все воины начали отступать, некоторые продолжали убивать невинных простолюдинов. Я вцепилась в балюстраду, выругавшись от бессильной ярости. – Нет! Неужели это все было зря? Собрание, жертва Зури? Неужели сегодняшний день все равно закончится бессмысленной резней? И вдруг вдалеке зазвучали барабаны. Звук становился все ближе: я узнала сигнал. У меня на глазах одетые в гражданское воины высыпали во двор словно из ниоткуда, перекрыв линии наступления и застав врасплох как воинов Джибанти, так и простолюдинов. – Сложите оружие! – гаркнул знакомый голос. – Сейчас же! Отпустите крестьян! Сегодня никто больше не умрет. Я не верила своим глазам, которые тут же заволокло слезами. На поле битвы, возглавляя войско против сил полководцев, стоял Верховный Генерал, Санджит из Дирмы. Глава 28 Когда я спустилась с башни, в крепости уже полным ходом шла другая битва: битва паники и жадности. Джибантийские придворные дрались друг с другом в коридорах, беспорядочно отдавая приказы слугам и набивая сумки гобеленами, керамической утварью, факелами, статуэтками из золота и слоновой кости – любыми богатствами, которые они могли унести из павшего королевского дома Вангуру. Я оцепенело и бесцельно скользила в толпе мародеров. Затем в голове раздался низкий встревоженный голос: «Где ты, солнечная девочка? Ответь. Пожалуйста, ответь. Тар, ты в порядке?» Я была слишком потрясена пережитым, чтобы ответить, но чувствовала, что говоривший движется ко мне, обыскивая крепость, кружа по коридорам. Наконец он появился прямо передо мной, тяжело дыша. Я ничего не сказала: в глубине души я не верила, что он действительно здесь. У меня случались и более неправдоподобные видения. Правда, в этих видениях ко мне приходили парившие над полом мертвые дети, а не человек с глазами чайного цвета, в забрызганной кровью одежде, с певучим глубоким голосом, который я не слышала уже много месяцев. – Тар! – выдохнул он, роняя скимитар. Я рассеянно задумалась о том, почему он не в своей гвардейской униформе. – Я так беспокоился! Крестьяне убили короля Зури, а тебя никто не видел, и я подумал… Но ты жива. Великий Ам! – Он взглянул на мою маску, сверкавшую двенадцатью разноцветными полосами. – Ты не просто жива. Ты… стала целой. Значит, ты успела помазать Зури, до того как он… Я кивнула. – Ох, Тар… Одним шагом сократив расстояние между нами, Санджит прижал меня к груди. Я задрожала в его объятиях. Из глаз ручьями полились слезы. Я вдохнула его знакомый запах: запах земли и кожаной брони. В этом запахе чувствовалась надежность. Он заземлял, возвращал в реальность – полная противоположность головокружительному аромату Зури. – Адуке, – сказала я. – В безопасности. Ее эвакуировали с остальными твоими слугами – только тебя не хватало. Ты не можешь остаться, Тар. Битва, возможно, закончена, но здесь еще долго будет небезопасно. Переход от старой власти к новой никогда не проходит гладко. – Этого они хотели, – прошептала я. – Простолюдины. Они заслужили перемен, Джит. Справедливости. Возможности править самим. – Знаю. – Правда? Откуда? Он не ответил, нахмурившись: его Дар потрескивал вокруг меня. – Послушай, я знаю, что ты не можешь больше умереть, но… Тар, ты нездорова. Когда ты в последний раз спала? Я улыбнулась ему, сгорая от лихорадки. Фантомные духи-тутсу пятнами кружились у меня перед глазами. – Боги не спят, Джит, – пробормотала я. – Только падают с небес на землю. Он встревоженно наморщил лоб.