Завтра был мой восемнадцатый день рождения. Я помазала Совет за половину того срока, который дали мне абику, и до похода в Подземный мир оставался еще год. Но, к неудовольствию обоих моих Советов, я решила отправиться туда пораньше. Чем дольше я ждала, тем больше мне казалось, что я будто готовлюсь к смерти. Предупреждение Монгве тяжестью осело в животе. «Ни при каких обстоятельствах ты не должна входить в Подземный мир, пока не будешь совершенно уверена, что вернешься живой». – Ты уже отрепетировала свой ответ перед Мостом Смертей? – спросила Кира. Я кивнула: Е Юн заставила меня вызубрить ответ на каждую загадку и каждое препятствие, которое я встречу в Подземном мире, а также выучить наизусть карту на моей коже. – Скажи его, – настаивала Кира. – Ты должна верить в свой ответ. Почему ты должна жить? Я вздохнула, облизнув губы. – Я должна жить, потому что я спасаю жизни. Делаю правое дело. Я хорошая императрица. Хороший человек. «Недостаточно, – шипели дети. – Недостаточно». Я сказала себе: неважно, что думают мертвые Искупители. Е Юн сказала, что Смерти должны позволить мне пройти, если я буду верить в свой ответ. И я верила. Конечно, верила. Так ведь? – Хотела бы я, чтобы оджиджи оставили тебя в покое, – сказала Кира мягко. – Не могу поверить, что ты не говорила нам, насколько все плохо. Я закусила губу. – Это сложно объяснить, – произнесла я наконец. – Оджиджи жестоки, но они часто говорили мне правду. – Тар, как ты можешь так думать? – Кира потрясенно покачала головой, затеребив концы своего молитвенного платка. – Эти голоса называли тебя недостойной. Намеренно изолировали тебя от всех. Мешали тебе просить помощи, заставили делать все в одиночку. – Они хотят сломить меня, – признала я. – Чтобы я потеряла надежду и осталась в Подземном мире навсегда. И все же… они побуждали меня делать вещи. Хорошие вещи. Собрание, битва в Джибанти – ничего из этого не было бы, если бы я не чувствовала себя такой виноватой. Я хочу, чтобы голоса ушли, Кира, но… в то же время я боюсь этого. А вдруг, став свободной и счастливой, я снова ослепну? Стану глуха ко всем несправедливостям, которые происходят вокруг, как раньше? Глубоко задумавшись, Кира хмуро взглянула на свою подвеску в виде золотого пеликана, украшенного жемчужинами, и вцепилась в нее до побелевших костяшек, словно пыталась выдавить из нее ответ. – Что сказала тебе старая Монгве? – спросила она внезапно. – Про вину? – Что она бесполезна. Я вздохнула, вспоминая слова отшельницы: «Вина заставляет сконцентрироваться на себе самом и ведет лишь к разрушительной одержимости. А ответственность приносит баланс. Позволяет думать об общем благе». – А что ты сказала, – продолжила Кира, – когда убеждала Таддаса покинуть тюрьму? Я недоуменно моргнула. Она схватила меня за плечи: ее ореховые глаза сверкали. – Это важно, Тарисай! Ты сказала, что слышала это от кого-то прежде, от кого-то могущественного. Тогда я вспомнила – голос из святилища в Сагимсане, превращающий мое тело в воду, когда дыхание Сказителя разнеслось в горном воздухе. – «Не спрашивай, как много людей ты можешь спасти, – пробормотала я. – Спроси: в каком мире будут жить спасенные?» – Верно. – Кира яростно кивнула. – То, что заставило Таддаса попытаться, не было виной. Это была любовь. – Она сжала мою руку. – Любовь, Тарисай. * * * «Мне страшно, императрица Тар», – сказал Цзи Хуань через Луч, заглушая на мгновение гул торжества по поводу моего дня рождения. Вместо официального торжества в Имперском Зале я решила устроить небольшой праздник для своих в дворцовом саду. Оба моих Совета – двадцать один человек – сидели в траве с цветочными венками на головах за длинным низким столом, окруженные золотистыми деревьями. Ветер нес аромат апельсиновых цветов. Я сидела между Санджитом и Цзи Хуанем. Маленький король смотрел на свою ладонь, где уже почти зажил шрам от помазания. Он как будто удивился, когда я приобняла его за плечи. «Что тебя напугало, Цзи Хуань? Это же просто праздник». Он моргнул. «Прости. Я не собирался этого говорить. – Он порозовел. – Просто даже до помазания я говорил с тобой в своей голове все время. Наверное, сейчас я случайно сказал через Луч». «Что ж, теперь я знаю твой секрет. – Я шутливо толкнула его локтем. – Так чего ты боишься?» Мальчик мрачно глянул на яркую скатерть, уставленную блюдами со сладкими бананами и мясными рагу из суйи. «Сейчас мы вместе, – ответил он наконец. – Но скоро все вернемся в свои родные королевства. Наш Совет не похож на твой прежний». В его голосе слышалась зависть. Он смотрел на моих изначальных названых братьев и сестер, которые сидели вместе на другом конце стола и смеялись, обмениваясь шутками. «У нас не получится жить всем вместе в одном большом дворце. Скоро я вернусь в Морейо и снова буду один. И заболею». Он поежился, и внезапно мне тоже стало холодно, стоило вспомнить годы ледяного одиночества в усадьбе Бекина. Я дотронулась до щеки Цзи Хуаня, посылая ему волны мужества через Луч. «Это лучевая тоска. Но мы сможем общаться на расстоянии при помощи кусо-кусо, помнишь? И Морейо граничит с Благословенной Долиной. Ты будешь часто видеть вождя Урию». «И ты тоже будешь меня навещать, – добавил он твердо. – Когда вернешься из Подземного мира». В горле у меня встал ком. От уверенности в его тоне у меня мурашки пробежали по коже. Весь стол тут же затих, и на меня уставилась двадцать одна пара глаз. Я поморщилась: похоже, моя тревога была так сильна, что они почувствовали ее через Луч, даже с учетом того, что мои ментальные щиты были подняты. Наверное, и на моем лице отразилось что-то подобное, потому что Адуке, Да Сео, Е Юн и Ву Ин тоже выглядели обеспокоенными, хотя Луч нас не связывал. Санджит взял меня за руку: – Опять оджиджи? Я покачала головой, натянув улыбку, чтобы успокоить своих гостей. – Нет. Просто… вспомнила свою тренировку с Е Юн. Так странно, что уже через несколько недель я встречу настоящих Смертей. Если подумать, это как-то волнительно. За столом раздался нервный смех. – Если ты испугаешься в Подземном мире, – предложила Ай Лин после паузы, – просто посмотри на свою маску. Ты уже победила так много смертей. Я подняла обсидиановую маску львицы и грустно улыбнулась, глядя на сверкающие радужные полосы. – Забавно: я так спешила издавать указы и готовиться к Подземному миру, что почти не испытывала свои новые неуязвимости. Может, мне стоит спрыгнуть с башни? Или заставить голубокровного ударить меня ножом. Или провести ночь в Буше и посмотреть, проклянут ли меня духи. – Не говори так, – проворчал Санджит. – Даже в шутку. – Извини. – Я вернула маску под одеяние. – Просто странно думать, что я неуязвима не только к горению. Например, что будет, если я пойду плавать в океане? Смогу ли я дышать под водой? – Не-а, – отозвался Дайо, отвлекаясь от скармливания разрезанных напополам виноградин Ай Ри, сидевшей у него на коленях. – Я как-то пробовал это в детстве. Ты не умрешь, но тебя будет тошнить соленой водой еще целый час. На этот раз гости засмеялись уже искренне. – Я всегда гадала, каково тебе было, – сказала Ай Лин, задумчиво выводя круги на плече Дайо. – Расти, зная, что однажды ты станешь – ну, почти богом. Он рассеянно прислонился щекой к ее руке. – На самом деле я до сих пор не до конца осознал это. И, наверное, никогда не осознаю. Но все-таки… неудивительно, что люди поклонялись нашим предкам. Ай Ри издала настойчивый звук, протянув ручки к садовому загону, где мой прошлый подарок – жемчужно-розовый слоненок – безмятежно катал бревно по траве. Ай Лин взяла девочку из рук Дайо, и они вместе отнесли ее к слоненку, чтобы Ай Ри погладила его хобот. Я улыбнулась, наблюдая за ними: они выглядели как настоящая семья. – Знаешь, – Дайо обернулся ко мне через плечо, – ты так и не дала своему подарку имя. Но прежде чем я успела ответить, Ай Ри обвила слоненка руками и с любовью произнесла свое первое слово: – Собака, – сказала она убежденно. – Собака. Я торжественно кивнула: – Ну, значит, будет Собакой. Мой взгляд упал на огромные черные гобелены, свисающие со стен Ан-Илайобы. На них сверкала наша с Дайо печать: два солнца Кунлео. Я снова задумалась, уже в который раз, о том, как Зури представлял себе империю. Он так мечтательно говорил о прежних временах, когда правили не короли, а избираемые народом вожди нкоси и когда право голоса имелось и у бедных, и у богатых. Часто, засыпая среди своих названых братьев и сестер, убаюканная их тихим ровным дыханием, я размышляла о его словах про Лучезарных. «Принятие Луча никогда на самом деле не основывалось на любви к конкретному человеку. Оно основано на любви к идее». Но эта идея, какой бы она ни была, всегда была привязана к кровной династии Кунлео. Что произойдет, когда эта династия оборвется? В конце концов, у нас с Дайо так и не появилось плана, как создать новых Лучезарных. И даже если мы как-нибудь с этим разберемся… что помешает нашим наследникам быть эгоистичными, как Олугбаде, или манипуляторами, как Леди? Почему здоровье всей империи, жизни миллионов зависели от доброты узкого круга богачей?