Вагонные двери разъехались в стороны и я выскочил на поднятую над землей платформу. Быстрее вниз, по лестнице, а затем, не ожидая автобуса, по заставленной старыми доходными домами улице. Мимо парка с чахлым кустарником и потрескавшимся, с провисшей сеткой теннисным кортом. Тяжелая, черная незапертая дверь с потемневшей латунной ручкой. Добежал… Последние шаги… Как бьется сердце. Спускаюсь вниз по выщербленным, когда-то мраморным, ступенькам, с надеждой жму кнопку звонка, затем отчаянно дергаю на всякий случай ручку двери. Пусто. Опоздал… 35. Последняя глава Ах, зеркало, зеркало, нет от тебя покоя, опять задерживаешь меня, вновь замутилась поверхность и поплыли неясные образы. Выпятилась из мутного пятна фигура квартирного замполита, хитрый глаз под козырьком полевой фуражки шустро проскочил по стенам полуподвала беглым взглядом, враз оценил, расплылся, перелился, заново сформировался в самогонно-книжного партайгенносе, тот в следующего… Напыжился, насупил брови, покрутил носом, словно принюхиваясь к несвежим ароматам… — Непорядок. Слюни интеллегентские. Сопли. Ану, возьми себя в руки, товарищ майор. Подойди к делу с классовых позиций, по-партийному… Ну угрохал сотню империалистических гадов — так туда им и дорога. Отомстил за себя, за нас. Женщины? Дети? Не сумлкевайся, не наши это женщины, не наши и дети… — Враги… Верной дорогой пошел, товариш! Сощурился ехидно, прижмурил глаз и спросил внятно, по-деловому. — Хоть куш-то приличный урвал? Дело того стоило… — И исчез, пропал, словно и не существовало их всех никогда. А в зеркале уже отец с отчимом. Плечом к плечу, оба в парадке, с кортиками, в орденах и медалях. — Не для того я тебя родил…. — Сказал грустно отец. — Зря ростил тебя. — Отрубил отчим. Повернулись кругом, ушли, а следом за ними мать, вся в черном, сгорбившаяся, так и не оглянулась, ни слова не произнесла. Только не долго пустовало зеркало. Зашлепали, задвигались над золотым зубом губы покойничка Пола. — Брось, майор, все путем, все ништяк, братан. Ну гробанул лохов, киданул чучмеков. Ни хрена! Бизнес есть бизнес! Затот теперь при бабках, а это все упрощает… — Ощерился осколками размозженных десен. — Шустрый ты малый, майор, не оценил я тебя… — Исчез. — Ты потерял меня навсегда, лейтенант, — Вероника растаяла словно облачко. — Милый, да ты крутой! Теперь настало наше время… Я пожалуй возьму тебя в долю — Объявилась вдова Пола. — Проще, проще. Все тихо, братан, все спокойно… Линяй к нам… Вали… Канай… Сваливай! Капуста! Зелень! Баксы! Вот главное в жизни!… - Орут, заполонили все пространство, рвут в клочья мысли местные деловые, московские, харьковские…. Хватит! Удар по зеркалу рукояткой пистолета враз, вдребезги, оборвал видение, в дребедень, в стекляную пыль обратил проклятый прямоугольник, оставив на стене лишь пустую фанерную рамку. Нет в ней никого никогда не бывало. Всё. Точка. * * * Наверху, со стороны улицы, раздались торопливые незнакомые шаги по лестнице ведущей вниз, в старый загаженный людьми и крысами бейсмант. Тревожно зазвучали в самый неподходящий момент когда пистолет уже вычищен, собран и ритуал прощания с прожитым завершен. Созревшая личинка зла до тла выжрала нежную плоть человеческой души и разрывала в последнем усилии хрупкую внешнюю оболочку. Хорошо смазанный затвор передернут, патрон дослан в патронник. Предохранитель снят и пружина готова кинуть ударник в короткий бешенный рывок, вбить в желтеющую шляпку капсуля, воспламенить содержимое добродушного желтенького грибочка-маслючка, выталкнуть струей раскаленных газов тупую безмозглую головку из канала тесного ствола в мгновенный, бесшабашный, неуправляемый и неудержимый полет. Звонок разорвал напряженную тишину, громыхнул под черепом, ударил по напряженным нервам. Раз, другой, третий…. Открыть? Застрелить? Затаиться? Ухватился потными пальцами за край стола, сцепил зубы, затаил дыхание, замер словно мышь… Нет, не до визитеров мне сегодня. Никого не жду и не желаю видеть в последние минуты прошлой жизни. Еще больше затихаю, сдерживаю дыхание, вжимаюсь в стул… Человек за дверью нервно, долго давит на кнопку звонка, дергает дверь. Ну кому это я вдруг так понадобился? Нет у меня никого… вот разве пистолет… Но и он уже отыграл свое, стал лишним, нежелательным свидетелем. Шаги медленно удаляются, словно человеку совершенно нехочется уходить. Хлопает входная дверь… Надо поторопиться. Не нравятся мне незапланированные визиты. Настораживают… Протираю тряпкой, стираю отпечатки пальцев и заматываю в неё же кобуру с пистолетом и патронами. Собираю всё старьё в большой черный мусорный пластиковый мешок и выволакиваю через черный ход к помойному баку. Крошу молотком дискеты, клавиатуру, потроха, хард драйв, так дорого доставшегося компьютера. Прости, но ты мне больше не потребен, а другим совсем необязательно знать тайное содержимое файлов. Немного жалко старичка, привык уже. Но не беда, на месте куплю новый, самый лучший, дорогой, навороченный. Скидываю остатки электроники в короб и отправляю всед за мешком. Сегодня, впервые за много лет на мне всё новое, чистое, свежее. Из дорогого магазина. Даже непривычно, но это быстро пройдет. Ещё раз ощупываю карман пиджака с новым портмане, золотой кредитной карточкой, чековой книжкой, билетами первого класса до далеких островов. Натягиваю плащ, беру кожаный фирменный брифкейс и пакет с пистолетом. Дверь не закрываю, ключи на столе. Прощай прибежище нищеты. Старый, переживший свой срок рыдван довозит меня до Брайтона. По бродвоку прохаживается публика и нет никакой возможности завершить задуманное. Оглядываюсь и вижу выставленные вдоль дороги в ожидании уборщиков мусорные баки от которых разит перекисшей за неделю помойкой, перебродившей пищей и прочими ароматами. Выбираю самый зловонный и не таясь, открыто отправляю в черное нутро сверток: Прости друг, но на особые почести и соблюдение задуманного ритуала похорон нет времени. Вновь возвращаюсь к автомобилю и еду уже прямиком в аэропорт. Еду не торопясь, не нарушая правил, не обгоняя других, вежливо уступаю дорогу торопящемуся деловому люду, приветливо улыбаюсь, машу изредка ручкой. Втягиваюсь, вбираюсь в новый облик, словно леплю себя заново, готовлю к будущей безоблачной и такой счастливой жизни… Машину оставляю на долговременном паркинге, не пожадничав, оплачиваю стоянку за месяц вперед. Пусть стоит… Там разберутся. Народ здесь ушлый и смекнув, что хозяин не торопится получать своё добро просто утащат старуху, что-бы не занимала дорогое место, на свалку или джанкярд. Бог с ней. Регистрирую билет, прохожу досмотр, отвечаю на вопросы щерясь в благожелательной приветливой улыбке и по гофрированной трубе прохожу раньше других в лайнер. Ещё бы, первый класс… Снимаю плащ, закладываю в стойку кейс и располагаюсь в кресле. Скоро ланч, напитки, кино… потом сон под теплым пледом, а там солнечные острова, море, яркие женщины… Всё — мое, всё — доступно… В кармане мобильный телефон, на руке Ролекс. Пусть не самый-самый крутой, но вполне… вполне приличный. Почти такой как стучал на мертвой кисте моего хозяина. Упокой Господь его грешную душу. Нет, положительно в жизни новых русских, что-то такое есть, приятное, кайфовое… Может вернуться к вдовушке? После отдыха, естественно… И не пустым, а с бабками, с капустой, с зелеными… Войти в долю… Телка она хорошая, толковая… может и принять. Имеет смысл обмозговать это дельце… Эх, до чего же приятные и спокойные мысли набились в голову… Запущены двигатели. Межконтинентальный лайнер медленно трогается с места. Проплывают мимо самолеты с яркими эмблемами, огоньки взлетных полос и рулежных дорожек, здания терминалов различных компаний. Сколько раз, толкая загруженную тележку с багажом, я жадно всматривался с земли в стартующие самолеты. Вот, сбылось, лечу… Самолет разогнался и пошел вверх, плавно и мощно набирая высоту. С легким, мягким толчком спрятались в гандолы тележки колес. В иллюминаторе разворачивалась панорама огромного мегаполиса, пригородов, потом всё заслонила бескрайняя, подернутая рябью волн гладь океана. Хотелось вскочить и заорать Привет, новая жизнь! На душе радостно и спокойно. Компания крупная, не чиповая. Сервис — превосходный. Стюардесски словно куколки. Полет обещает оказаться интересным. Всё прошлое — в прошлом и забыто, всё правильно, словно так и должно быть. * * * Воздушный лайнер исчез с экрана радара так неожиданно, что несколько секунд уставшие за долгую смену глаза дежурного авиадиспетчера еще представляли его изображение на дисплее, а мозг не спешил поднимать тревогу, возможно подспудно надеясь, что яркая точка вновь возникнет из небытия и ритмично пульсируя продолжит неторопливое, неумолимое движение к другому континенту. Но сигнал пропал и больше не появлялся… Высланные к предполагаемому месту аварии спасательные корабли, самолеты и вертолеты нашли на покрытой маслом и топливом поверхности океана обычный в таких случаях набор хлама из изломанных сидений, спасательных жилетов, тряпок и остатков багажа. Среди волн кувыркался, то появляясь, то исчезая дорогой новенький кожаный брифкейс. Спасенных не обнаружили. Никто из террористических организаций как водится не взял на себя ответственность за происшедшее, и правительственная комиссия, взвесив все известные факты, пришла к выводу об очередной технической, увы, фатальной неисправности. Газеты постепенно устали писать о случившемся, с грустной иронией сообщив напоследок, что на дорогах страны гибнет гараздо больше народа чем в воздухе, а жизнь — вообще опасная штука. Над неспокойным в это время года океаном вился, рыдал, изнывал от вечного одиночества и страха одинокий демон и не было ему ни прощения, не отпущения грехов вольных и невольных…