Черт. Мир вращается вокруг своей оси, когда я смотрю на повреждения. Передний бампер похож на искореженный металлический шар, причем правая сторона получила наибольшие повреждения. Сзади меня клубится дым, затуманивая зрение. Я поднимаюсь со своего сиденья. Резкая боль пронзает все тело, заставляя меня прикусить язык. — Нужен медик. Сейчас же, — мои слова прозвучали как стон. Джеймс ругается в микрофон. — Ты можешь выйти из машины и пройти за барьер безопасности? Барьер безопасности? Что за шутка, учитывая, что он прекрасно справлялся со своей задачей, защищая меня. Я пытаюсь снять ремни, но очередной прилив боли вызывает у меня стон. — Нет. Черт. Я не могу встать, — Я пытаюсь пошевелить пальцами ног, но правые остаются онемевшими. — Я не могу пошевелиться! Ай, Dios — Боже. Черт, черт, черт. Негативные мысли подпитывают нарастающую внутри меня панику. Почему я не могу пошевелиться? Почему я не могу выбраться из этой гребанной машины? Вставай! Сделай что-нибудь! Все, что я пытаюсь сделать, сопровождается резким уколом боли. Зрение затуманивается, а в горло поднимается кислота. — Санти! Патруль безопасности почти на месте, — голос моей сестры гремит, когда она подбегает к сломанному барьеру. Металлический забор возвышается над баррикадой и отделяет нас друг от друга. Ее безумные карие глаза впиваются в мои, когда она судорожно хватается за звенья цепи. — Майя. No te preocupes — не волнуйся! — я пытаюсь успокоить ее, снимая руль с приборной панели и бросая его на переднее крыло. От этого движения мое тело снова трясется, посылая очередную сокрушительную боль по правой стороне тела. — Они вытащат тебя! Не двигайся! — голос Майи повышается, когда она зовет на помощь кого-нибудь из медиков. — Я не смогу встать, даже если захочу, — мое тело становится горячим, пот струйками стекает по лицу. Все вокруг замедляется, пока я пытаюсь осознать боль в ноге. Так вот на что похож шок? Адреналин выходит из меня, как сдувающийся воздушный шарик. Зрение темнеет, пока я пытаюсь сохранить сознание. Майя дергает свои каштановые волосы, пытаясь привлечь мое внимание, но я не реагирую. Обработка ее слов требует усилий, а мое тело хочет сдаться. На место происшествия спешит группа безопасности. Они быстро задают вопросы, которые усиливают мою растущую тревогу. Я с трудом объясняю ситуацию, а они пытаются меня вытащить. Майя подходит и цепляется за мою руку. — Все будет хорошо. Скорая уже едет, — из ее глаз текут слезы. — Это так чертовски больно. Я думаю, что могу потерять сознание. — Quédate conmigo — Оставайся со мной. Я не могу остановить паническое чувство, нарастающее внутри, пока медики вытаскивают меня из машины. — Майя, — кричу я. Кто-то заставляет ее отпустить мою руку, пока меня укладывают на носилки. — Все будет хорошо. Они позаботятся о тебе! — кричит она, перекрикивая голоса бригады и вой сирен. Вокруг меня мелькают огни машины скорой помощи. Я не хочу отдаваться темноте, но у умопомрачительной боли в ноге другие планы. Она забирает мое сознание, а вместе с ним и мечту о победе в очередном чемпионате. * * * Сначала до меня доносится запах антисептика. Мой нос дергается от смеси спирта и хвои, а глаза жжет, когда в фокус попадает яркий потолочный свет. Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять окружающую обстановку. Писк аппаратов соответствуют ускоряющемуся биению моего сердца. В мою руку вонзается игла капельницы, подсоединенная к пакетам с жидкостями. Я моргаю, заставляя глаза адаптироваться. Затуманенный мозг не хочет принимать во внимание, что я нахожусь на больничной койке. — Ay Dios, ya estas despierto — О Боже, ты уже проснулся. — Мама встает со стула напротив меня и берет мою руку в свою. Ее каштановые волосы собраны в беспорядочный пучок, а складки на одежде соответствуют морщинам на ее лице. Майя и отец подходят к другой стороне моей кровати. Ноа стоит позади сестры, обхватив ее руками. — Mami? Papi? — Мама? Папа? Что вы здесь делаете? — прохрипел я. Папа проводит рукой по своим седым волосам, отчего пряди разлетаются во все стороны. В его карих глазах отражается та же озабоченность, что и у всех остальных. Что происходит? Карие глаза моей мамы блестят, когда она смотрит на меня. — Mi carino — любовь моя, — она всхлипывает, бросаясь на меня сверху. От резкого движения все тело сотрясается. Какого черта? Моя мама никогда так не плачет. Ни когда она едва могла оплатить счета, ни когда ей приходилось работать во время моего дня рождения каждый год. Даже когда мой отец потерял работу, что сделало почти невозможным для меня участвовать в гонках на картингах. Она всегда была воином. Я поднимаю свободную руку и обхватываю ее дрожащее тело. — Estoy bien, Mami — Я в порядке, мамочка. Со мной все будет хорошо. Это просто несчастный случай. Майя кладет дрожащую руку мне на плечо. — Санти… — то, как она смотрит на меня, заставляет аппарат измерения давления работать в усиленном режиме. Ее взгляд вызывает все внутренние сигналы тревоги, и я пытаюсь понять почему. Мозг работает со скоростью улитки, пытаясь уловить все. — Что происходит… Пожилой врач входит в комнату, прерывая меня. Он пролистывает несколько бумаг в планшете. — О, хорошо. Я рад видеть, что вы очнулись, Сантьяго. — Кто вы? Он улыбается. — Меня зовут доктор Майклсон. Мы рады, что вы проснулись и говорите. Мы все волновались за вас, особенно ваша семья. Вы прошли через травмирующий опыт. — Почему я здесь? — мои брови сходятся вместе. Его улыбка остается яркой и теплой, но она не может успокоить мой неустойчивый пульс. — Вы восстанавливаетесь после операции. Я доктор, которому поручили ваше дело, и я планирую помочь вам пройти через этот путь. — Операция? Зачем мне это? Независимо от того, что я произнес, мама вцепилась в мое плечо, ее ногти впиваются в больничный халат, надетый на меня. Еще один всхлип вырывается у нее, и этот звук ударяет меня прямо в грудь. Доктор прочищает горло. — Вы многое пережили за последние двадцать четыре часа. Я могу сказать, что вы крепкий орешек. У вас сейчас что-нибудь болит? Болит? Все внутри меня чувствует… онемение. Ничего похожего на то, что я обычно испытываю после аварии: конечности болят, голова раскалывается. Как будто кто-то нажал кнопку перезагрузки в моем теле, а я все еще загружаюсь. — Нет. Я ничего не чувствую, — я вздрагиваю, когда встречаю взгляд доктора. Опять этот взгляд. Что-то в его глазах меня не устраивает. Врач осматривает мое тело, прежде чем предложить еще одну ободряющую улыбку. — Мне жаль, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах. Я большой поклонник вашего вождения. Темп работы кардиомонитора увеличивается, пока доктор переводит взгляд с меня на мою семью. — Если вы не против, Сантьяго, я бы хотел поговорить с вами наедине. Никто ничего не говорит. Ни один человек не делает шаг, чтобы покинуть комнату. Здесь так тихо, что капельница шумит сильнее, чем окружающие меня люди. Что бы ни сказал доктор, это не может быть хорошо. Черт. Это рак? Разрыв какого-то органа? Зачем мне вообще понадобился хирург? Я сжимаю в кулак свои дрожащие руки, не уверенный, что смогу сделать это сам. — Все, что вам нужно сказать, вы можете сказать при них. Брови доктора, как бы его ни звали, сходятся вместе, и он делает глубокий вдох. — Вы сейчас находитесь под действием сильных лекарств, поэтому я прошу прощения за любое замешательство, которое вы можете испытывать в данный момент, — доктор подходит к концу моей кровати. Его теплая улыбка уменьшается на долю секунды, превращаясь в то, что я не хочу видеть. Выросший бедняком и аутсайдером, я мгновенно распознаю жалость. Она написана на лице доктора. Это застает меня врасплох, потому что я давно не испытывал ее. С тех пор как я добился успеха и стал кем-то. С тех пор, как я начал жить своей мечтой и доказывать всем, кто сомневался во мне, что они были неправы. По моему лбу стекают капельки пота.