Я протягиваю к ней руку, касаясь большим пальцем нижней губы. Ее улыбка исчезает, а глаза расширяются. Нет причин подходить к ней так близко, но я ничего не могу с собой поделать. И что более важно, я не хочу этого. — Не планируй пока свой парад победы. Она закатывает глаза, но ее дыхание становится более поверхностным, когда мой большой палец проводит взад-вперед по ее нижней губе. — Я не представляю, как ты преодолеешь одиннадцать вопросов. Ты же пользуешься ворчанием как вторым языком. Я смеюсь, низко и грубо. — Если бы ты знала меня прежнего, то взяла бы свои слова обратно. Я не люблю проигрывать. Ее глаза смягчаются. — Мне не нужно знать прежнего тебя. — И почему же? — мой большой палец движется к ее щеке, поглаживая мягкую кожу. Теперь все это не фальшиво. Ее реакция, мой интерес, то, как наши тела реагируют на прикосновения друг друга. Все это так чертовски реально, что я практически чувствую притяжение между нами. — Потому что я нахожу эту версию тебя достаточно захватывающей, — ее глаза закрываются, когда она отдается моим прикосновениям. — А что, если я скажу, что очень хочу поцеловать тебя прямо сейчас? — Тогда я бы велела тебе сделать то, что хочешь, пока ты не упустил свой шанс. Кровь приливает к моему телу, и мой член подергивается под джинсами. Я прижимаюсь губами к ее губам, и Хлоя испускает вздох. Некоторые поцелуи разжигают страсть. Некоторые поцелуи исцеляют душу. Поцелуй Хлои — это сочетание двух качеств, сладчайшее лекарство, которое приводит к зависимости на всю жизнь. Я провожу языком по ее нижней губе и чувствую вкус ее любимого вина. Ее тело дрожит, а губы трепещут под моим натиском. Во мне нарастает желание притянуть ее ближе. Собрать себя воедино с ее помощью. Хлопанье туфель по мраморному полу заставляет нас отстраниться друг от друга. У меня возникает сильное желание притянуть ее обратно, но наша компания останавливает меня. Взгляд Хлои метался между моими губами и глазами. — Это было… Реально. Невероятно. Чертовски неоспоримо, и, если ты еще раз назовешь меня другом, клянусь Богом, я вычеркну это слово из твоего лексикона. — Это только начало, — я провожу большим пальцем по ее нижней губе в последний раз, ее пухлость легко становится моим любимым отвлекающим маневром. Маттео и Джованни входят в столовую, снова отвлекая наше внимание. Я отворачиваюсь от Хлои, несмотря на желание украсть ее и закончить вечер. — Хлоя напомнила мне одну забавную историю, пока вы оба были в туалете. — О, да, черт возьми! — Джованни хлопает в ладоши. — Я не уверен, читали ли вы что-нибудь в газетах о том, как отчаянную фанатку выпроводили с территории Формулы-1 после того, как она пробралась в мой номер, чтобы признаться в любви? Смех Хлои эхом отражается от стен, укрепляя мой выбор. Мне слишком нравится, как это звучит. — Нет! Ничего себе. Как давно это было? — Маттео улыбается. Один вопрос задан, осталось еще одиннадцать. Возможно, я отошел от подиумов Формулы-1, но это не значит, что я перестал жаждать победы. И я готов подчинить себе соперников. * * * — Мы умрем. Это официально. Боже, спаси нас, — бормочет Хлоя, глядя на крышу машины. Она неправильно крестится, и я смеюсь, показывая ей, как нужно. — Расслабься, — я сканирую наше окружение. Улица пустая и ровная — идеальное место, чтобы научить кого-то водить. — Когда ты выиграл прошлой ночью, я не ожидала, что ты потратишь свой выигрыш на это. — Ну, я сказал, что нам нужно решить проблему с тем, что ты не умеешь водить машину. В моем доме это запрещено, — я потираю кожаную приборную панель джипа. Я предложил Хлое самую прочную из моих машин, чтобы она научилась водить. — Здесь три педали. Почему здесь три педали? — она стонет. Этот звук посылает прилив энергии прямо к моему члену. Я делаю глубокий вдох, ослабляя боль, которая стала привычной рядом с Хлоей. — Потому что автомат — это для бабушек. — Ладно, все в порядке. Я признаю, что я бабушка, потому что я все равно почти никуда не выхожу. Я имею в виду, что вышивание — это мое хобби. Я практически через год стану людским эквивалентом приюта для кошек и проживу остаток жизни с кислородным баллоном. Я делаю серьезное выражение лица, подавляя желание рассмеяться. Она протягивает мне молящиеся руки. — Пожалуйста, не заставляй меня делать это. Ты не Джон Кьюсак, и это не «Скажи что-нибудь». — О чем ты вообще говоришь? — Ты никогда не смотрел этот фильм? — Нет. Она смотрит в потолок. — Похоже, теперь есть две вещи, о которых нужно молиться. Неудивительно, что ты так долго был холост. Ты хоть знаешь, как ухаживать за женщиной? Я моргнул. — Мне не нужно ухаживать. — Все ухаживают. Ты разбиваешь мое сердце любителя восьмидесятых. — Правда? Скольких мужчин ты добивалась? Ее щеки вспыхнули. — Эм… я не добиваюсь. Но это другое, — слова вылетают у нее изо рта. — Конечно, другое. Двойные стандарты, как правило, странно удобны. Ее рот раздвигается. — Прости? Нет никаких двойных стандартов. Я просто никогда не была заинтересована в том, чтобы ухаживать за кем-то! Это совершенно другое. — Потому что твое сердце, обожающее восьмидесятые, установило слишком высокие стандарты любви? — Именно. Ты бы понял, если бы вырос рядом с моей мамой и ее паршивым парнем. Уж лучше высокие стандарты, чем эта помойка, которую ошибочно называют романтикой. — Подожди. Разве ты не была влюблена? — я не знаю, почему я шокирован. Я тоже никогда не был влюблен, но Хлоя… она другая. Кто-то уже должен был ее подцепить. Хотя бы ненадолго. Она сосредоточилась на руле. — Нет. А ты? — Нет, — честно отвечаю я. — Вот видишь, может, если бы ты ухаживал за девушкой, ты бы уже был влюблен, — она ухмыляется. Я качаю головой и возвращаю свое внимание к задаче. — Хватит меня отвлекать, я должен объяснить, как это делается. Я прохожу с ней через каждый шаг, объясняю переключение передач, педали и все остальные основы, которые она должна знать. Она берется за рычаг переключения передач и пытается сдвинуть его с места. Ее брови сходятся вместе, и она издает драматичный вздох.