Нелепость ее вопроса застает меня врасплох. — Что? — Ты веришь в исполнение желаний? Да или нет? — она поворачивает голову ко мне. Наше дыхание смешивается от близости. Мой взгляд падает на ее губы. — Эм… нет? Она проводит ладонью по лицу. — Понятно. — Почему ты спрашиваешь? — Потому что я верю в свои желания. Я ничего не могу с собой поделать. Ее ответ заставляет меня рассмеяться, высвобождая напряжение из моего тела. — Эй, нехорошо смеяться над тем, кто делится историей. Я рассказывала ее только одному человеку во всем мире, и из-за твоей реакции я больше не хочу ею делиться, — она ущипнула меня за бок, зная точное место, чтобы заставить мое тело вздрогнуть. — Ты права. Пожалуйста, ты простишь меня? Ее улыбка не соответствует ее напускной обиде. — Да. Так вот, у меня есть такая штука, которая называется дневник желаний. И я понимаю, что это смешно, но я загадываю желания с тех пор, как смотрела «Пиноккио» в детстве. — Но ты загадываешь желания в дневнике, а не на звезде? Как это работает? — В Нью-Йорке единственную звезду можно найти на Бродвее, потому что там слишком много фонарей, чтобы хорошо видеть небо. Я была практичной и вместо этого нашла дневник. К тому же, так легче отслеживать все мои желания. А я их отслеживаю. — Я не знаю, что больше шокирует в этой истории. То, что ты пишешь желания в дневнике, или то, что ты называешь себя практичной. Хлоя издала мелодичный смех. — Ладно, умник, а если я скажу, что некоторые из моих желаний сбылись? — Тогда я бы сказал, что у тебя безупречный случай предвзятого подтверждения. Хлоя приходит в бешенство от моего комментария. Боже. Мне нравится, как она смеется, как будто она может умереть от кислородного голодания. У меня возникает искушение заставлять ее смеяться снова и снова. Изоляция превратила меня в жалкое подобие человека, выпрашивающего внимание у той, которая кажется такой же одинокой. Она закатывает глаза. — Ладно, пожалуйста, бросай это комедийное представление, раз уж ты выступаешь. В этой фикции отношений есть место только для одного из нас, и это не ты, приятель. Я хихикаю. — Хорошо. — В любом случае, кому-то это может показаться глупым, — ее глаза сузились, когда она повернула голову в мою сторону, — но мой дневник желаний действительно важен для меня. Это была единственная вещь, которая принадлежала исключительно мне, особенно после того, как я была вынуждена переехать от мамы в приемную семью. В ее голосе нет той печальной нотки, которую я ожидал бы от такой депрессивной истории. Я представляю себе юную Хлою, цепляющуюся за дневник, желающую лучшей жизни, но снова и снова разочаровывающуюся. Это представление тяжелым грузом сидит у меня в груди. Как ей удается оставаться чертовски позитивной после такого детства? А кто бы смог? Она продолжает: — Можешь смеяться сколько угодно, но одно из моих желаний привело меня сюда, так что я бы сказала, что в моем дневнике есть немного магии. Ты так не думаешь? Меня зацепила эта история, я жажду большего от нее. — Что ты загадала? — Вообще-то, две вещи. — Правда? — Первое желание было о том, чтобы я нашла своего отца и воссоединилась с ним. — И, очевидно, это произошло. Она улыбается: — Да. — А каким было твое второе желание? — Я не знаю, стоит ли мне им делиться. Возможно, я страдаю от злобного чувства предвзятого подтверждения, — она высовывает язык. Мой взгляд фокусируется на том, как ее язык проводит по нижней губе. У меня возникает искушение навалиться на нее сверху и поцеловать. Она качает головой. — Неа. Я не хочу делать это прямо сейчас с тобой. — Зануда, — я вздыхаю. — Тогда скажи мне, чего еще ты пожелала. — Я хотела, чтобы кто-то ценил мое существование, а не уничтожал его. Я хмурюсь, ненавидя, как ей вообще понадобилось желать чего-то подобного. — Почему ты это пожелала? — Это история для другого дня. К черту другой день. Мне нужна эта история сейчас. — Давай. — Неа. — Хорошо. Но откуда ты знаешь, что желание сбылось? — Потому что я встретила тебя. Черт. Как это простое заявление заставило мое сердце сильнее биться в груди? Черт, мне нравится эта девушка. Я ожидаю, что страх заразит мой здравый смысл, но ничего не происходит. Ни малейшего проблеска чего-то, кроме счастья, не отражается в моем теле. — Почему ты делишься этим со мной? — И это все, что ты можешь придумать? Девушка, по сути, говорит тебе, что ты ей нравишься, а ты все портишь. Я идиот. Это чертова правда. Она снова смеется, ее улыбка прогоняет мои страхи. — Я хотела поделиться тем, что делает меня уязвимой. — Почему? — Потому что у всех нас есть слабости, Сантьяго. Ты считаешь, что твоя — это отсутствие ноги, а я думаю, что моя — это ужасающее одиночество и предпочтение желать, а не делать. Я загадываю желания, чтобы бороться с пустотой, которую я чувствую из-за всех разочарований. Желания — это самое близкое, что есть к чудесам. Я хочу сказать ей, что все волшебное заключено в ней самой, а не в каких-то пожеланиях, нацарапанных в дневнике. И я жажду испортить жизнь каждому человеку, который разочаровал ее и угрожал разрушить ее счастье. Я ничего не говорю, предпочитая впитывать ее слова. Гул восстанавливающей энергии Хлои наполняет меня до краев так, что я больше не могу игнорировать. Я хочу, чтобы у нас с ней все было по-настоящему. Свидания, смех и чувства, которые она вызывает во мне снова и снова. Она называет свое одиночество слабостью, но я вижу в нем только силу. В то время как такие, как я, прозябают в тени, такие, как она, создают свой собственный свет. Она подобна луне, которая светит ярко, несмотря на бесконечную тьму. И она заставляет меня желать, чтобы дневной свет никогда больше не возвращался. Глава 24