– В данном случае этот момент имеет значение, – пояснил помощник инспектора. – Мужчина был осужден за гомофилию. Есть подозрения, что это толкнуло его на самоубийство. – Ах вот оно как… Ну и… чем он занимался, помимо того что был гомофилом? – Ну… – Корелл задумался. – Он ведь не все время занимался сексом? Нынешняя жизнь оставляет не так много времени на развлечения. Неожиданно тетя заговорила в таком резком тоне, что Леонард вздрогнул. С чего бы это она? – Он был математиком. – Вот как… – повторила тетя, на этот раз удивленно. – Интеллектуал, стало быть… Где он учился? – В Королевском колледже в Кембридже. – Ты ведь и сам когда-то блистал в математике, – напомнила она, как будто стараясь вернуть разговор в мирное русло. – Да, – согласился Корелл голосом обиженного ребенка. – Можешь рассказать мне о процессе над этим человеком? Мне все это чрезвычайно интересно. И не обижайся, пожалуйста… Я сегодня не в лучшей форме, ты видишь, – она кивнула на трость. – Всё в порядке, – успокоил тетю Корелл. На самом деле он все еще чувствовал себя оскорбленным. На работе Леонард был готов сносить любые перепалки, но в гостях у тети Вики становился таким чувствительным, что сам себе удивлялся. Не сразу Леонард смог оправиться, и только когда заговорил об эстрогене, снова почувствовал обычную уверенность. – Какой ужас… – прошептала тетя, когда он закончил. – Да, – согласился Корелл. – Могу я кое о чем спросить тебя, Лео? Только не пойми меня превратно… Как ты считаешь, этого человека осудили за дело? – Думаю, да… Он осекся. Тетины губы сформировали презрение. Неужели начнет по новой? – Это было ужасно – давать ему женский гормон. – Похоже, он стал для них чем-то вроде подопытного кролика, – поддакнул Леонард. – Но в целом… в целом… да, я считаю его виновным. Тьюринг совершил преступление против общества, покусился на его моральные устои. И общество, конечно, имело полное право защищаться… В конце концов, эта зараза опасна. Она распространяется. – Чем же так опасная гомофилия? – Ну, хотя бы тем, что делает людей глубоко несчастными и отторгает их от общества. – Не думаю, что в этом виноваты гомосексуалисты. – А кто? – Общество, конечно. Это ведь мы их отторгаем. – Боже мой, Вики… – Неожиданно Корелл разволновался. – Гомофилия – их выбор. И потом… это противоестественно… – То есть? – Это противоречит человеческой природе… По-моему, здесь нечего объяснять. – Неужели? – Тетины глаза саркастически сузились. – С каких это пор природа диктует нам нормы жизни? Там ведь происходит много странного, ты не замечал? И что нам теперь, поедать партнеров после спаривания, как это делают паучихи? – Ой, прошу тебя, не надо… – Корелл устало махнул рукой. – Есть мужчины и женщины, и в этом разделении – основа существования человечества. Я говорю о продолжении рода, как ты понимаешь. Мы просто-напросто вымрем, если все будут геями. – Такой угрозы нет, насколько я знаю. – Но их все больше… – Неужели? – Об этом свидетельствуют результаты научных исследований. – Какие замечательные результаты! – Да что тебе вообще известно об этом! – разгорячился Корелл. – Я разговаривал с суперинтендантом, которого очень хорошо знаю… Леонард осекся, как будто сказал что-то неприличное. До сих пор в спорах с тетей он не ссылался на начальственные авторитеты. – Извини, но я и в самом деле удивлена. – Чем? – Тем, что только что услышала от сына Джеймса Корелла, всю жизнь проповедовавшего терпимость и любовь к ближнему. – Не тревожь память этого несчастного! – не выдержал Леонард. – Знать его не хочу. – Да ты просто глуп, – прошептала тетя Вики. – Не считаю себя таковым. – Но ты несправедлив и жесток. – Или этот идиот причинил мне недостаточно зла? Можем мы хотя бы сегодня без него обойтись? – Джеймс был оратор, это да… – задумчиво оборвала Леонарда тетя. – И это он вверг семью в нищету. Но и у него есть чему поучиться, Лео… Во всяком случае, ему было не занимать политического мужества, а это вещь весьма полезная. – Зачем ты все это говоришь? Почему бы не сказать прямо, что я трус, несчастный лизоблюд… – Господи, Лео, что ты такое говоришь? Я вовсе не считаю тебя трусом. Я только… – Что «только»? Леонард сам не мог понять, с чего он так раскипятился. – Мне не нравится, что ты так настроен против того человека… Над ним, поди, потешается весь ваш участок. – Я и не думал над ним потешаться, – ответил Корелл. – Он мертв, и уже только поэтому я его уважаю. – Хорошо, хорошо… Ты только скажи мне, Лео, откуда у тебя такие проблемы с гомосексуалистами? – Нет у меня с ними никаких проблем. – С тобой что-то было? В «Мальборо», да? – Ничего со мной не было. Тем не менее я считаю, что гомофилы вредят обществу, подрывают его моральные устои… Это противоестественно, в конце концов. – Ты проповедуешь, как пастор. Хочешь, я тоже скажу тебе одну вещь? – Конечно. – Вот ты говорил о противоестественности. Это любимый конек христианских проповедников. «Мы должны жить согласно природе, – талдычат они. – Но не так, как собаки, свиньи или мухи». Однако представь себе, Лео: что, если природа создала гомофилию именно для продолжения рода человеческого? Что, если тем самым она открыла нам новые перспективы? Неужели ты не задумывался над тем, сколько новых идей исходит от людей с этой сексуальной ориентацией? – Этого я не знаю. – Возьми только литературу, свой мир. Пруст, Оден, Форстер… это лишь некоторые из них… Ишервуд, Уайльд, Гайд, Спендер, Ивлин Во… да, да, за него я точно ручаюсь… Вирджиния Вульф, наконец. – Она была замужем. – Но любила Виту Сэквилл-Уэст… Видишь, как их много? Это не может быть случайностью. – О чем ты, тетя? – О том, что те, кто не похож на остальных, мыслят так же непохоже. – Они не становятся лучше от того, что непохожи. – Все верно. Общепринятое тоже может быть истиной. И такое случается, хотя нечасто… Тот мужчина, который умер, чем он, собственно, занимался? Тебе об этом что-нибудь известно? – Это именно то, что я сейчас пытаюсь выяснить. Похоже, он имел дело с какими-то машинами, – ответил Леонард, надеясь тем самым сменить тему. – Машинами? – удивленно повторила тетя. – Обычно это не то, с чем имеют дело математики. – Это почему же?