Так стоило ли верить его сыну? Оскар старался смотреть на вещи непредвзято и мысленно выдвигал аргументы в пользу Корелла. Возможно, Пиппард преувеличивал осведомленность Корелла, и тот не знал самого главного. Фарли даже думать отказывался о том, что полицейский передал кому-нибудь эту информацию, – он просто не представлял себе, как такое могло произойти. Дорогой костюм, так смутивший Пиппарда, а теперь безнадежно испачканный, был подарком тети Вики. А россказням Мюлланда о брутальном славянине Фарли не поверил с самого начала. Он не сомневался, что история Корелла правдива, по крайней мере в общих чертах. Тем не менее… что-то здесь не состыковывалось, и это чувство крепло в Оскаре с каждой минутой. Внезапно его осенило – письмо! Как мог он забыть о нем? Письмо, вот что в первую очередь насторожило Пиппарда. – Пиппард говорил мне о каком-то письме… – Да… Письмо было. – Что это было за письмо? – Оно здесь, – Корелл показал на внутренний карман. – Но в Уилмслоу вы говорили, что передали нам все? – Неужели вы до сих пор не поняли, с каким идиотом имеете дело? Я должен был отдать его вам, и мне не следовало сюда приезжать. Тем более встречаться с Пиппардом. – Тем не менее вы сделали это. – С самого начала этой истории я делал не то, что нужно. – Потому что чувствовали, что не знаете чего-то очень важного? – Не только поэтому. Здесь дело во мне, точнее, в моем прошлом… Глупые детские мечты. Я хотел… – Могу я взглянуть на письмо? Полицейский протянул Фарли смятый листок. Руки Оскара задрожали – в этом письме могло быть что угодно. К примеру, то, что не кто иной, как Оскар Фарли, уволил Алана Тьюринга из Управления государственной связи. В конце концов, Алан мог выдать доверенные ему государственные тайны, что сыграло бы на руку Юлиусу Пиппарду. Но по мере чтения беспокойство Оскара стихало. Возможно, Пиппард отнесся бы к этому письму иначе. Было неосторожностью со стороны Алана упоминать о провале секретного задания, пусть даже в столь туманных выражениях. Но в целом документ показался ему достаточно безобидным. Чего следовало бы стыдиться в сложившейся ситуации, так это поведения агента Мюлланда, нагнавшего на всех столько страху… Именно так. Мюлланд должен быть уволен из управления. Не исключено, что сам Фарли последует за ним, и тем не менее… Оскар устало оглядел комнату. На подоконнике стояли пивные бутылки. На полу, среди разбросанной одежды, – дорожная сумка. На ночном столике он увидел пару бокалов и записную книжку, которой тыкал ему в лицо Мюлланд. – Что скажете? – послышался голос Корелла. – О письме? Мне жаль, что все так обернулось. С Тьюрингом мы обошлись нечестно. – Он был большим мыслителем. – Вне всякого сомнения. Фарли взял записную книжку. Краем глаза он заметил, как оживился Корелл, будто услышал что-то приятное. – Что сделало его таким? – Каким? – не понял Фарли. – Большим мыслителем. – Ну… он… В этот момент Оскар увидел в блокноте имя, которое слышал от Мюлланда. Фредрик Краузе. – С вашей стороны было неосмотрительно хранить это письмо при себе. – Вы сообщите моему начальству? – Нет. В следующий момент Фарли опомнился. Все-таки так нельзя. Он не должен потакать собственным слабостям. Тем более после того, как увидел в блокноте фамилию Краузе. С этим Краузе что-то было не так. Он появился перед зданием суда в Уилмслоу и тут же исчез. Уж не он ли?.. Нет, нет; Фарли отогнал эту мысль прочь. Но Фредрик Краузе не давал ему покоя. Оскар помнил его лицо в тусклом свете лампочки. Потом – как на лужайке перед бараком Краузе и Тьюринг обсуждали моду на мужские носки и бритвенные приборы. Оба смеялись и производили впечатление близких друзей. Вскоре после этого в Блетчли прислали свинцовые болванки… Глава 34 Блетчли-парк II Война как будто совершенно не занимала его мысли. Алан Тьюринг имел завидную способность закрывать глаза на внешние обстоятельства. Каждый раз, когда его завистники и враги брали верх, Фарли внимательно вглядывался в своего подопечного: неужели его совсем ничего не трогает? Обычно в таких случаях Алан говорил и шутил больше обычного. Трудно было угадать его мысли, когда он, как бы невзначай, бросал нечто вроде: – Когда придут немцы, я стану уличным торговцем. Буду продавать бритвенные приборы, на этом можно сколотить состояние. – Не самая удачная идея, – возразил присутствующий при этом Краузе. – Немцы упекут тебя за торговлю оружием. Уж лучше заняться дамскими носками. – Почему не мужскими? – удивился Алан. – Или дамскими для мужчин, – поправился Краузе. – Вот это была бы мода… Думаю, сам Геринг прикупил бы себе несколько пар. Тьюринг оживился, и они с Краузе продолжили строить планы на жизнь в нацистской Великобритании. Фарли оставалось недоумевать, слушая этот разговор, – что здесь было всерьез, а что в шутку? В это время Тьюрингу подвезли две серебряные болванки стоимостью по 250 фунтов каждая. Серебро доставили в Блетчли поездом и торжественно передали Алану. – Зачем тебе это? – поинтересовался Фарли. – А сам как думаешь? – в свою очередь удивился ученый. – Чтобы разбогатеть, конечно. Это было ново. Впервые за годы общения с Фарли Тьюринг озадачился проблемой обогащения. Очевидно, он прослышал, как за время предыдущей мировой войны подскочили цены на золото и серебро. Алан решил закопать слитки в лесу. Подобно посеянным семенам, им суждено было дозревать в земле, а потом дать богатый урожай. Банкам Алан не доверял. Точнее, нацистам, которые в случае чего первым делом наложили бы лапу на банковские вклады. – Хочешь присоединиться? – спросил он Фарли. Тот не хотел. Тем не менее взялся сопровождать Алана в лес, поскольку должен был опекать его, и вообще состоял при нем чем-то вроде охранника. Погрузив болванки на молочную тачку, приятели двинулись в направлении леса в Шенли. Миновали парк с чайными домиками и двумя фруктовыми садами и вышли к раскидистому дереву в форме пагоды. Выбор места с самого начала не показался Фарли удачным. Земля была каменистой и неровной, сквозь пышную листву проникало совсем немного света. Но полумрак придавал действу торжественности. Кроме того, у них не оставалось сил волочить тяжелую тачку. Поэтому Тьюринг решил остановиться здесь. Фарли возразил, что это место потом будет трудно найти: слишком мало опознавательных знаков. Заметно разве дерево в форме пагоды, но ведь и оно здесь не навечно; на стволе уже виднелись следы топора. Алана это не убедило. Он сказал, что это дерево точно их переживет. Время перевалило за полдень. Было прохладно. По земле полз огромный жук. – Смотри, – показал на него Алан, который, похоже, не слишком торопился зарывать свой клад. Они присели на молочную тачку. – Зачем ты так все усложняешь? – спросил Фарли. – Усложняю?.. Ах да… Видишь ли, клад без кладоискательства мне малоинтересен. У меня нет желания зарывать его у себя в саду. Здесь важен азарт, понимаешь? Чего стоили бы сокровища Монте-Кристо без истории Дантеса? – Никак не можешь насытиться приключениями? – В истории о сокровищах самое главное – карта, – пояснил Алан. – Тайна всегда больше, чем ее разгадка. – Надеюсь, мы говорим не о немецких шифровальных кодах? – Нет, нет. – Слава богу. – Ты ведь не повернешь все это против меня, шутник? Я всего лишь хочу сказать, что разгадка лишает загадку чего-то самого главного, какой бы изящной она ни была. Она… словно высасывает из нее жизнь. – Полностью с тобой согласен, Алан. Йейтс тоже писал об этом. «Если есть нечто, способное вместить божество, то это вопрос, а не ответ». Но и ты тоже хорошо выразился: «Тайна всегда больше, чем ее разгадка». Не потому ли криминальные романы, такие интригующие вначале, становятся скучными и предсказуемыми к концу? – Или – что еще хуже – за кульминацией следует ужасная антикульминация. Можно понять Витгенштейна, который с ума сходил от всего этого. – От детективов? – удивился Оскар. – Он глотал их один за другим, – Алан кивнул. – Даже подписался на «Журнал детективных историй» Стрита и Смита. Вся квартира была завалена этим барахлом. Гёдель никак не мог с этим смириться, тем не менее… Особенно Витгенштейн любил «Рандеву со страхом» Нормана Дэвиса. Из любопытства я тоже купил эту книгу. Не скажу, что особенно понравилась, но… герои действуют почти по Витгенштейну.