Капитан пропустил мимо ушей язвительную реплику Алексея и сказал: – Вам надо переодеться, товарищ старший лейтенант. А то выглядите вы странно, непривычно для советского глаза. Один из громил снял с плеча вещевой мешок и выложил на стол полевую форму без знаков различия, юфтевые сапоги с портянками и военную фуражку. – У меня своя есть. – Донцов вынул из сумки офицерскую пилотку со звездой и продемонстрировал ее капитану. Возражений не последовало. Он быстро оделся. Сапоги пришлись впору. Все было предусмотрено. Когда они вернулись на контроль, Алексей спросил: – А где мои товарищи? Пограничник посмотрел на Ермолаева. Тот едва заметно кивнул. Видимо, все действия у них были заранее обговорены. – Они прошли проверку и отправились по своим делам. У Фраучи вообще советский паспорт в наличии, а не эти нансеновские, – сказал пограничник. – Не волнуйтесь, – успокоил капитан Алексея. – К ним действительно нет никаких претензий. «И рублей у них тоже нет. – Донцов усмехнулся. – Ничего, пойдут в военкомат, там им помогут». Прямо на выходе стояла черная машина, поэтому мокнуть под дождем Алексею не пришлось. Но это было не самое удивительное. Донцова отвезли не в местную тюрьму, как он предполагал, а в ведомственную гостиницу, предоставили номер, даже не приставили к нему охранника, но запретили покидать пределы гостиницы. – Куда он на хрен денется? – сказал Ермолаев своим сопровождающим. – С его липовым паспортом до первого милиционера дойдет, никак не дальше. Да и не убежит он! Хотел бы, так не вернулся бы в Союз. На следующее утро Донцов уже ехал на скором поезде, следующем в Москву, в сопровождении двух конвойных в гражданской одежде, но вооруженных пистолетами. Это Алексей сразу же заметил. Однако для стороннего наблюдателя в купе сидела развеселая компания, травившая анекдоты и безудержно хохотавшая. Конвойные представились по именам, вели себя непринужденно, но глаз с Донцова не спускали, сопровождали его в туалет, а уж в вагон-ресторан тем более. Сами они там не выпивали, но Алексею заказывали коньяк. Гуляй, рванина, за государственный счет! С Киевского вокзала Донцова сразу же переправили в НКВД. Вскоре он сидел в кабинете следователя, внешне более похожего на заштатного бухгалтера. Обширная лысина с зачесанными поперек волосами, круглые очочки и невзрачный костюм. Но Алексей не обольщался, знал, что в этом ведомстве дураков и простаков не держали. Взгляд следователя пронизывал его насквозь. У Донцова создавалось впечатление, что он копался у него в черепушке, угадывал еще не созревшие мысли. Донцов присел на металлическую табуретку, привинченную к полу, и подумал: «Рядится в гражданку, чтобы беседа получилась доверительнее, легче было вызвать на откровенность». Человек, сидевший за столом, взглянул на Алексея поверх очков. – Следователь по особо важным делам майор Приходько. Вы привлекаетесь в качестве свидетеля по делу гражданина Берзина Яна Карловича. Пока в качестве свидетеля. Донцов слегка напрягся после слова «пока». «Пугает. А может быть, я уже не свидетель, а подозреваемый бог знает в чем? Но в кутузку меня не посадили и обращались со мной вежливо, не по их стандартам. Может, какую-то хитрую игру затеяли? Я ведь долго был в Испании, общался с иностранцами, а Берзин тут вовсе ни при чем? Его ведь уже осудили». После уточнения протокольных данных Приходько начал задавать вопросы по существу: – Где вы познакомились с гражданином Берзиным? – Заочно или очно? – задал встречный вопрос Донцов. – И так, и так. – Заочно мы учились по его методикам, а очно в Мадриде. Берзин там был главным советником, и мне было предписано явиться к нему, чтобы получить соответствующие указания. – Кем предписано? – Полковником Шмыгой. Он меня направил в Испанию по согласованию с руководством Разведывательного управления. – Сколько раз вы встречались с Берзиным? – Единственный раз, по приезде. – Какие он вам дал указания? Допрос длился уже более получаса, и конца его не предвиделось. Следователь регулярно задавал одни и те же вопросы, меняя формулировки и запутывая смыслы. Донцова эта процедура изрядно утомила. «Быстрей бы вызвал конвой и отправил меня в камеру. Там хоть выспаться можно и привести в порядок мысли». Он прекрасно знал, что здесь допрашивать могут сутками, меняя следователей, не позволяя закрыть глаза, изнуряя бессонницей. Внезапно на столе зазвонил телефон. Приходько приложил трубку к уху, что-то выслушал, утвердительно кивнул и коротко ответил: – Да. Понял. Выполняю. По его недовольному выражению лица Донцов понял, что что-то пошло не так, разработанный сценарий сломался. Теперь возможны всякие неожиданности. Следователь закончил телефонный разговор, странно посмотрел на Алексея, достал из ящика какой-то бланк, быстро его заполнил, расписался и подвинул Донцову. – Вы свободны, товарищ старший лейтенант. Это ваш пропуск, – заявил он. И никаких объяснений. Мол, пошел отсюда, ты нам больше неинтересен. Донцов вышел на Лубянскую площадь, остановился и стал наблюдать за людьми, проходящими мимо. Он, одетый лишь в полевую форму, не чувствовал холода, хотя мороз стоял изрядный. В голове его стояла оглушительная пустота. Алексей ощущал себя рыбиной, которую кто-то выбросил на берег, а когда она изрядно подергалась, запустил опять в реку. «Да пошли они все! Домой!» Донцов зашел в свою квартиру и осмотрелся. Толстый слой пыли на всех плоскостях, остановившиеся настенные часы, которые два раза в сутки показывали точное время вне зависимости от часового пояса, домашние тапочки, разбросанные по углам прихожей, грязные чашки на кухонном столе. Полное запустение. Алексей разделся, помылся, нашел горбушку черного хлеба, превратившуюся в твердокаменный сухарь, и начал жадно грызть ее, запивая горячим чаем. Потом он завалился спать. Разбудили его настойчивые звонки в дверь. Донцов продрал глаза, встряхнул головой и пошел открывать. На пороге стоял Иосиф Шмыга с коробкой, зажатой под мышкой. – Впустишь? – А куда от тебя денешься. Проходи. – Алексей усмехнулся. – Есть у меня нечего, выпить тоже. Могу угостить чаем. – У меня все есть, – сказал Шмыга, прошел на кухню, раскрыл коробку и выставил на стол бутылку армянского коньяка, выложил хлеб, колбасу, пару банок консервов и пачку печенья. – Как говорится, чем богаты. Когда они выпили по сто грамм и закусили, Донцов задал вопрос, мучивший его: – Ты мне можешь объяснить, почему в НКВД как-то странно со мной обошлись, вроде бы зацепили, а потом неожиданно отпустили? – Могу, – моментально отреагировал Шмыга. – Орлов – он сейчас у нас за главного – позвонил Берии и сказал, что капитан Донцов необходим для проведения важных внешних операций. Вот и поступила команда, чтобы тебя оставили в покое. Да и так тебе вряд ли что-нибудь предъявили бы. Дело Берзина закрыто. В НКВД просто подчищают бумажные хвосты. – Почему капитан? – Алексей с трудом осмыслил неожиданную новость. – Тебе присвоено очередное воинское звание. Ничего особенного. Можем и за это выпить. – Шмыга произнес последнюю фразу небрежным тоном, как нечто попутное, само собой разумеющееся. – У твоего подразделения уже давно новый командир. На днях состоялось совещание на высоком компетентном уровне. Там было принято решение подобрать агентов из офицеров для внедрения во франкистскую Испанию. Ты подходишь по всем статьям, хорошо владеешь испанским, знаешь местные обычаи, имеешь обширные связи в различных кругах. Да и остановиться у тебя есть где. – Шмыга весело подмигнул собеседнику. – Вот такие дела. Теперь ты у нас будешь политическим беженцем, который ненавидит коммунистов и жаждет включиться в непримиримую борьбу с ними. Когда в Испании все более или менее успокоится, мы тебе устроим переброску через Алжир. До этого тебе предстоит пройти подготовительные курсы. Короче, три дня на отдых, потом прибудешь в управление, напишешь отчет о своих испанских похождениях, начнешь учиться и еще раз учиться, как завещал великий Ленин. – А почему нас не эвакуировали, как многих других? По какой причине не было дано такой команды? Ты же обещал разобраться, – Донцов с укором посмотрел на Шмыгу. – Я подавал соответствующий рапорт, но у нас сейчас такая свистопляска в кадрах, руководители ведомства меняются как перчатки. Видимо, затеряли, тем более что ты был направлен в Испанию по запросу Берзина. Дальше объяснять? – Не надо. Еще один вопрос. – Донцов слегка замешкался. – Следователь даже не заикнулся по поводу взрыва того склада, из-за которого я отправился в Испанию. На меня было заведено уголовное дело? – Да не было никакого дела, и не предполагалось его заводить, – без тени смущения проговорил Шмыга. – Нужно было послать несколько опытных офицеров для организации диверсионного отряда. Без веских оснований ты сам не согласился бы. Проводить тебя официальным приказом через твое начальство было затруднительно. Никто ценными кадрами не разбрасывается. Да и подобную информацию светить не хотелось в связи с европейскими договоренностями. А тут доброволец. Ты жалеешь, что так получилось? – Трудно сказать, – задумчиво ответил Алексей. – Скорее всего, нет. Когда Шмыга ушел, Донцов долго переваривал полученную информацию, оценивал перспективы. У него в голове периодически всплывали пророческие слова Альбы, графини де Уэльма: «Жизнь нас все равно сведет, иначе нет на свете справедливости». Эпилог На конверте, в котором лежало это письмо, не было никаких почтовых марок и штемпелей. Дорогой Алекс! Я пишу это письмо по-русски потому, что активно изучаю твой родной язык, хочу говорить на нем, когда мы с тобой встретимся, мой любимый. У нас в Испании жизнь постепенно нормализуется. Моя семья помирилась с Франко, мне вернули асьенду и заплатили компенсацию. У крестьян землю конфисковали и вернули законным владельцам, но мне некогда заниматься хозяйством. Я наняла управляющего, сама живу в Мадриде и совершенствуюсь в медицине, а ведь хотела пойти по дипломатической линии. Пребывание в нашем отряде сильно изменило мои взгляды на жизнь и на профессию.